Евгений Абрамович - Медианн №2, 2019

— Некоторые тайны дороже жизни, ведь все зависит от цены, — Хранитель пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд капитана. — Жизнь этого — ничего не стоит. То, что ты хочешь узнать, солнцеход, стоит значительно больше и твоей жизни. Для меня эта сделка убыточна! Но, кажется, над всеми нами нависла опасность, и столь щедрая скидка — это вклад в наше общее будущее. Присядь, — геомант как по команде сделал пасс рукой, и под задом капитана выросла земляная кочка, — и слушай. Все боятся смерти. Этот страх даже породил целую магическую науку — некромантию! Но оно все без толку: даже опытный смертовод, закупоривший душу в сосуд, лишь отсрочивает неизбежное. Старейшины твоего города, шоршеткалоки, знают об этом ничуть не хуже! Давным-давно, когда я был простым подземельепроходцем, в одном из гротов я нашел старую библиотеку. Должно быть, какой-то ученый-отшельник обустроил свой дом под землей. Мои глаза слишком слабы, чтобы различить ваш алфавит, но я нашел книгу, написанную на языке моего народа! Ее выпуклый шрифт рассказал все об ощущении смерти: тот, кто может увидеть, услышать, учуять, потрогать и попробовать смерть на вкус может ее и пленить. Он станет бессмертным, обретет силу возвращать к жизни давно умерших и гасить эту искру одним лишь щелчком пальцев. Он обретет власть над временем и пространством, станет властелином всего. Тогда я посмеялся над этой книгой и продал ее какому-то коллекционеру. Но позже… Ко мне стекаются все слухи, что могут иметь цену, солнцеход. Как-то раз крот принес письмо с докладом разведчика: кто-то похитил знаменитую на весь Шош провидицу, предсказательницу смерти. Спустя пару месяцев нашли ее безглазый труп. Тогда я не придал этому значения, но спустя тридцать лет крот принес похожие новости: в лесах нашли безъязыкое тело старого лекаря, что мог поцелуем определить у человека неизлечимую болезнь. Затем священник, что чуял чумных детей… Торговка рыбой, что прочила морякам утонуть; ей отрезали уши. И вот — теперь этот твой калека. У меня нет знаний о том, действительно ли некто всерьез решил поработить смерть, но от того и страшнее! Ведьмы обчистили наш гарнизон… У того, кто стоит за ними, должна быть великая сила, и все это складывается в не очень утешительную картину. Твой калека — последняя часть мозаики. Береги его, капитан. А лучше убей и моли свое Небо о том, чтобы такой человек не родился снова…

Капитан ощущал подступающую дурноту: подумать только, проворонь его касатики этого смердящего степняка, могло случиться непоправимое! Все это походило на страшную сказку, если бы не одно но: щуры всегда давали гарантию достоверности, об этом недвусмысленно говорили выпуклые буквы на свитках их договоров. Его ребята были отличными бойцами, но кто знает, на что пойдут ведьмы в следующий раз? Нужен особый контроль!

— Мне нужно обратно! Срочно! — Адриан уронил кисет с монетами в раскрытую ладонь Хранителя.

Геомант небрежно махнул рукой, и в стене образовался проем.

— Пэреглядэри! — позвал геомант. — Перудойесь йому до подверху. Швидко!

В проем ретиво влетели воины. Длинными носами они втянули воздух и учуяли кровь переводчика. Это их воодушевило еще сильнее: они закричали, стали хлопать Адриана по спине и поторапливать. Капитану показалось, что обратно они шли гораздо быстрее.

Воины буквально вытолкали Адриана наружу и сердито хлопнули люком.

На улице шел дождь, гроза прочертила небо лиловым всполохом. На крыльце сидел Мыреш, задумчиво смоля свою причудливую трубку с глиняной чашей.

— Мыреш, мать твоя — задница! Живо на козлы, гони лошадей!

Он видел сон: уродливое, горбатое, покрытое Небо знает чем, существо лепило комки из самой темноты, закладывая их — дрожащие, в разинутые рты усопших. Оно кричало от радости, когда мертвецы, растерзанные и изломанные, вскакивали и начинали шумно дышать. Их раны исчезали прямо на глазах. Она оживляла только красивых мужчин, чтобы совокупиться с каждым из них. И они принимали ее ласки, околдованные — припадали к иссохшим сосцам бородавчатых грудей. А потом пришел капитан и начал палить почем зря, уродливая тварь вспорола ему живот и накинула на себя кишки, словно шаль.

— Курва! — Мыреш проснулся. Сонная трава, что давеча дала ему мать, не одарила глубоким сном. Привыкание, будь оно неладно.

Великан-степняк встал с кровати и сунул ноги в сапоги. Он привык спать одетым, чтобы злой рок не мог застать его врасплох; так велел бог степняков — Всемогущий Конь-Великан, Владыка Зари.

Мыреш накинул на плечи форменную шинель, завязал на подбородке шапку-ушанку и шагнул в холодную чизмеградскую ночь.

Ветер кружил первые скупые снежинки, казавшиеся охристо-желтыми в свете газовых фонарей.

Великан сам не знал, зачем покинул теплую постель. Какая-то тревога, пелена какая-то…

После визита к щурам он сам был не свой, чуял присутствие какой-то неотвратимой силы. Он задавал вопросы капитану, но тот лишь уклончиво отшучивался. В последнее время Дьекимовича будто подменили.

Дюжий длиннобородый стражник поправил петли с топорами на поясе; степнякам не разрешалось иметь сабли.

Ноги сами принесли его к порогу капитанского дома, и Дьекимович не спал в этот час. В незанавешенном окне горел свет, и Мыреш отлично видел, как капитан один за другим загоняет патроны в каморы своих револьверов. На столе стояла початая бутыль ракии без стаканов. Капитан пил с горла.

Мыреш осторожно постучал в окно, и капитан махнул рукой, дескать — «Давай, входи, чего стоишь?»

Внутри было жарко натоплено. К своему стыду степняк подивился тому, насколько чистоплотен капитан: ни пылинки, ни соринки, чистота и порядок, над камином портрет пышной русоволосой женщины и маленькой черноглазой девчушки.

— Жена с дочкой, — в голосе капитана был лед. — Тысячу раз об этом рассказывал. Я до сих пор храню хобот болотной гончей, что отняла их у меня. Засолил в бочке. Сам не знаю зачем.

Мыреш понимающе кивнул и аккуратно, почти нежно, похлопал капитана по жилистому предплечью.

— Вижу, ты куда-то собрался. Ты честный воин, пан капитан, но утром не твои часы. Старшина еще на посту.

— И ты куда-то собрался, как я погляжу. — Мыреш хотел возразить, но капитан оборвал его на полуслове, указав на пояс. — Во всеоружии гулять пошел? Садись, выпей.

Запахло абрикосом; капитан пододвинул стакан с ракией ближе.

— Боишься умирать? — спросил капитан.

— Да, — честно ответил Мыреш, опрокинув в себя стакан. Горло приятно обожгло.

— Вот и я. И сегодня я иду на смерть! Другой бы на моем месте отправил умирать своих людей… Но я не могу, сраное вонючее болото… Я стар, Мыреш, а им еще жить и жить. Скоро я должен буду уйти. Хочу побыть полезным напоследок.