Евгений Абрамович - Медианн №2, 2019

— Долбаный аристократ! — прорычал я, озаренный такой простой и одновременно безнадежной догадкой. — Мерипода!

— Да, папочка? — Девушка взволнованно перебирала педипальпами — знала, что злить меня не стоит.

— Этот чистокровный, долго он пробыл у тебя? — Я угрожающе потянул полу халата в сторону, и Мерипода заслонила лицо руками, точно защищаясь от удара.

— Не больше четверти часа! — застрекотала она, желая поскорее закончить этот разговор, — Ты же знаешь, я умею быстро! Залил меня всю ихором, расплатился с Рабалем и ушел.

— Рабаль? — мое внимание переключилось на очередной плод нечестивого союза. Бастард Властителя Глубин тупо покивал и издал гортанный звук. В подтверждение сказанного, он ткнул пальцем на лестницу, ведущую в гостиную.

В холодильнике, над которым поблескивал иглами тронутый ржавчиной терминал оплаты, я с легкостью отыскал ампулу с кровью потомка Ткущего Мост: бледная жижа лениво клубилась в стекле. Мысленно я возблагодарил Пасть Бездны — к счастью, аристократ, вопреки обыкновению, расплатился собственными жизненными соками. А значит, теперь его можно найти.

— Девочки, сегодня у вас выходной, — проговорил я, вынимая ампулу. Плевать и на доход, и на иерархию. Никто не смеет похищать моих малышек, будь то хоть сам Черный Глашатай, — Отдохните, приведите себя в порядок. Если я не найду Малышку Еву — работы у вас прибавится. Рабаля я забираю с собой, так что на улицу носа не высовывайте и никому не открывать двери, даже мусорщикам!

— Папа, а так ли нужна нам эта Ева? — со спины неожиданно подползла Пита и, оплетая вокруг меня свое чешуйчатое тело, зашипела на ухо, щекоча язычком. — Стоит ли себя подвергать опасности ради этой фифы? Она не зарабатывает и половины того, что приносит тебе каждая из нас-с-с…

— А если бы пропала ты? Или вон, Капра, которой ты плачешься в жилетку после каждого более-менее чистокровного гостя? Ты бы тоже посоветовала никуда не ходить? — отвечал я, сбрасывая с себя тугие кольца чешуйчатой ревнивицы. — Тебя бы устроило, если бы какой-нибудь чистокровный ублюдок набил тебе брюхо своим семенем, и чтобы его дитя разорвало тебя изнутри, предварительно сведя с ума?

— Но мы ведь все продали свои женские органы Вспухшей Даме, в нас можно кончать сколько угодно, куда угодно, сколько заблагорассудится, — с другой стороны подошла обычно молчаливая Гастия из племени мусорщиков, и я отшатнулся: все дочери Князя Клоак пахли невыносимо. Когда я брал ее на работу, то надеялся, что мне удастся привыкнуть к вечному смраду выгребной ямы, издаваемому ее серым склизким телом, но меня все еще передергивало от одного ее присутствия. Не глядя, я сделал шаг назад и оказался в мягких и податливых объятиях Шоуи, которая тут же принялась меня обволакивать.

— Текели-ли, — жалобно пропела она.

Девочкам было страшно. Видя мой гнев, они не ждали ничего хорошего. Наверняка уже представили, как давешний аристократ наполняет мое тело желудочным соком, прежде чем подать на праздничный стол; у детей Ткущего Мост преимущественно наружное пищеварение. Но и бандиты Вспухшей Дамы не зря обходили мое заведение стороной — не будь я потомком самой Кеции Мейсон!

— Так, успокоились! — я не без труда выбрался из черной массы, которая с печальным чмоканьем все же меня отпустила. — Сейчас!

Из-за картины, на которой во всех подробностях изображалось сношение Великого с грязнокровкой, я вынул небольшую деревянную шкатулку. Открыв ее, я продемонстрировал маленький крысиный скелетик с человеческим черепом — реликт Старого Хаоса, верный фамильяр Мейсонов.

— Это — крайняя мера. Если вы поймете, что я уже не вернусь — напоите его кровью. Дженкин позаботится о вас! — Я протянул коробочку Капре — ей я доверял больше других.

— Если позволите, я пойду с вами, Папа, — проблеяла она, осторожно оттолкнув шкатулку когтистыми пальцами. — Мне доводилось участвовать в ритуалах Козлоногой, я немного знакома с нравами аристократов.

— Зачем тебе это? — недоуменно произнес я, ставя гробик Дженкина на холодильник. — Ты не обязана.

— Но я хочу. Ева была добра ко мне, распутывала колтуны в шерсти и не ругалась, когда я жевала ее книги, — смущенно объяснила Капра.

— Хорошо. Но ты сама знаешь, чем это…

— Я знаю, Папа. Именно поэтому хочу пойти. Без вас мы пропадем, — сказала куртизанка и осторожно попробовала воздух на вкус, вытянув свой язык-лопату.

— Тогда прикройся. Шесть грудей хороши в борделе, но не на улицах Рыболовного Квартала. Рабаль, принеси костюм и трость!

Переодеваться при девочках я не стал — ни к чему им это лишний раз видеть. Одевшись в самый изысканный костюм из найденных в пыльном шкафу, (шелковая сорочка, бархатный алый фрак, алый же цилиндр и кожаное пальто) я придирчиво проверил, легко ли расстегивается ворот; не хотелось бы погибнуть в лапах паукообразной твари из-за застрявшей пуговицы.

Рабаль вооружился своим обычным набором: огромный китобойный гарпун, крюк-кошка на цепи и несколько зазубренных ножей, который он закрепил на груди в портупее.

Одежды у Капры не было — в своих лесах дщери Козлоногой Матери рассекали нагишом; пришлось использовать огромную бордовую портьеру на манер плаща. В руках она уже держала три факела. Мы надорвали оболочку на ведьмовских глазах, и те засветились холодным бледным сиянием.

Долгие прощания — лишние слезы. Мы постарались выскользнуть из заведения незаметно, хотя я слышал рыдания куртизанок, разносившиеся по зданию печальным эхом.

Улицы Рыболовного Квартала встретили нас своим обычным амбре из запахов тины и гнилой рыбы. Прижав надушенный платочек к носу, я осторожно переступил через темную канаву у самого порога; не хватало еще попасться в собственную ловушку. Шоун меня потом, конечно, узнает, но для начала протащит в дом через узкие трубы, а это очень неприятное путешествие.

Возле дома, как всегда, ошивались уличные девки в надежде, что смогут привлечь моих гостей более низкой ценой, но в глубине души наверняка мечтавшие получить меблированную комнату и стать одной из моих «кошечек». Я привычно оглядел «кандидаток» — ничего интересного. Снова те же рудиментарные крылья, торчащие как попало из спин, те же щупальца, беспорядочно разбросанные по телам, гнойные пузыри, закрывающие лица и, конечно же, изрезанные вены. Я с досадой фыркнул: кормить сборщиков податей собственной кровью — последнее дело.

Стоило о них подумать, как тень от фонаря забурлила, зашевелилась, раскинула в стороны тонкие ложноножки. Я поскорее бросил на брусчатку бутылек с кровью, и мы прошмыгнули мимо, чтобы тварь не успела сосчитать количество путников. За спиной раздалось сосредоточенное чавканье.