Сергей Чернов - Медианн №1, 2019

— И что именно вы хотите сделать?

Его попытка рассмеяться не удалась: видимо, случился спазм. Наместник долго корчился и кашлял. Хотя в моих руках уже были заветные бумаги, я почему-то все равно боялся, что он умрет раньше, чем рассчитывал.

— Посмотреть в лицо своей смерти, прежде всего, но об этом мы уже говорили. Я еще я хочу сказать некоторым людям, что прощаю их. Прощение — это, знаете ли, очень важно.

— Об этом вы хотели со мной поговорить?

Неожиданно Наместник будто собрался с силами. Выражение его лица теперь было под стать жесткому взгляду — совсем не то подобие посмертной маски, что минуту назад.

— В том числе. Хотел сказать: прощаю вас за то, что все эти годы вы спали с моей женой.

Я долгое время думал, что в посмертии испугаться не смогу уже ничего, но после этих слов ощутил ватность ног и самые неприятные позывы в животе. Да, верно: я и вам забыл сообщить, чьей именно женой была моя любимая — но в этой точке истории личность ее мужа не имела никакого значения. Мы оба были уверены, что он никогда ни о чем не догадается. И были веские основания для такой уверенности, но…

— Вы так переменились в лице, будто услышали не «я вас прощаю», а что-то вроде «вас сейчас повесят на воротах». Нет, в самом деле, я прощаю. Мы только что говорили о людях, которым от отчаяния остается только пировать, не просыхая. Или о тех, кто смиренно ждет своего убийцу в гости.

Он ненадолго прерывался, пристально глядя на меня. Я старался не отводить взгляд: это мне удавалось, пусть и с большим трудом.

— По этой же причине и жене я позволял изменять. В конце концов, вы интересный человек. Я понимаю, чем вы ее привлекли.

Я не знал, что тут стоит сказать.

— На самом деле, мой дорогой друг-писатель, я вам не завидую. Счастья нет ни в одном из миров, но в Медианне тем более. Ничего хорошо вы здесь не найдете: ни без мой жены, что скоро станет вдовой, ни с ней. С ней, я думаю, выйдет только хуже. В своей прошлой жизни я изведал кое-что подобное. Впрочем, не мне учить вас жизни.

По крайней мере, он действительно подписал бумаги. И я, вроде как, получил долгожданную свободу. Вот только ощущения от первых же ее мгновений оказались паршивыми: похоже, что Вергилий ошибался насчет счастья. Наместник же был абсолютно прав.

— И только одна просьба напоследок. — он произнес это, когда я уже собирался подняться и уйти. — Не покидайте дворец сегодня же. Вам стоит присутствовать завтра, когда сюда прибудет Министр. Этим вы как бы выкажете мне уважение. Я же заслужил немного вашего уважения?..

Отказать Наместнику я не мог. По целом ряду причин — начиная с того, что меня и правда могли бы вздернуть на воротах, заканчивая многими вещами, которые трудно объяснить. Между нами за эти годы очень случилось многое. Не только женщина, слишком молодая для Наместника и слишком зрелая для того, чтобы упустить возможность насладиться жизнью.

Я снова наблюдал этот безобразный пир во внутреннем дворе, который окончательно утратил рамки и приличия. Это были уже не люди, и уж тем паче не такие люди, которых должно уважать общество — их даже «свиньями» назвать язык не поворачивался. Полагаю, что свиньи себя так не ведут.

Жены Наместника я нигде не видел, хотя и пытался ее найти. Достаточно трезвые для хоть какого-то разговора люди (которых здесь почти не осталось — разве что охрана, даже вся обслуга давно перепилась) только пожимали плечами. Возможно, ответить мог Наместник, но задавать ему подобный вопрос.

Стало как-то тревожно, хотя душу грели лежащие в кармане документы. Теперь я был таким же гостем Наместника, как и все остальные на этом празднике чревоугодия, похоти и безумия. Даже странно, что после смерти я обрел такое отвращение к этим порокам: если подумать — в прежней жизни и сам не чурался. Мягко говоря.

Эй, ты ведь отродясь не был «левым», правда? Так почему же теперь, пользуясь долгожданной свободой, больше хочется присоединиться к тем нищим под стенами, чем к застолью с Министром и Наместником?

Возможно, я наконец понял суть Дорая. Когда-то очень давно, в другом мире я уловил связь между красивыми табличками на дверях банков и детьми, роющимися в помойках. Не то, чтобы это побудило во мне большую тягу к социальной справедливости, но многое расставило по местам.

— Министр! Министр!.. Наконец-то!

Ладно, пустое. Вообще не важно, кем быть в Медианне. Ничего хорошего тебя не ждет. Но если приходится выбирать — то с гражданством Дорая лучше. А между тем во внутреннем дворике действительно появился столь долгожданный гость. Наместник не торопился его встречать. Возможно, он уже не мог подняться с постели.

Министр выглядел именно так, как его можно было представить, заранее презирая. Самая большая и жирная крыса среди всех, что сползлись поживиться чем-то при дворе умирающего. Холуй с мелкими глазкам и жирной кожей — он идеально воплощал все, что я так ненавидел в Дорае.

Ничего: уже скоро буду вместе с той, что воплощает все мною в Дорае любимое.

— Ты чуть не опоздал: я уже почти мертв.

Голос Наместника, раздавшийся откуда-то сверху, заставил всех оторваться от блюд, бокалов или чьих-нибудь сисек. Его бледная фигура едва виднелась в окне, выходившем во внутренний дворик. Судя по выражению лица Министра, он и правда порадовался, что видит врага еще живым — но уже, по сути дела, мертвым.

— Мне жаль, что с твоим здоровьем все еще более дурно, чем говорят в Амадисе.

— Тебе? Жаль? Послушай: у меня осталось слишком мало времени, чтобы ломать комедию. Ты родился в Дорае, и тебе будет сложно понять мою мысль. Но я надаюсь, что господин писатель, присутствующий здесь, ее как следует запомнит. Вы ведь запомните, мой друг?

Черт возьми, вот поэтому я должен был присутствовать здесь? Следовало ожидать, конечно, что Наместник сделает из встречи достойный финал — а не просто плюнет Министру в рожу и окочурится, испортив воздух. Но мне совсем не хотелось играть в задуманном им спектакле какую-либо роль. Даже «кушать подано», что уж говорить о.

— Я запомню.

— Прекрасно! — он чуть высунулся из окна, видимо, стараясь получше рассмотреть собеседника. — Так вот, мой гость. В отличие от тебя, я видел и другой мир. Ничуть не идеальный, полный множества ужасных и отвратительных вещей. Но там было лучше. Даже люди вроде тебя там не так омерзительны. Что до этих воров и бездельников, что пьют за мой счет уже две недели. они называют себя моими друзьями, как и ты когда-то. Вы все ничем друг от друга не отличаетесь. А дальше будет только хуже, и.

Кажется, выходя из себя, Наместник утратил ясность мысли. Или разум и вовсе покидал его — при смерти это было бы неудивительно. Но нет: старик осекся, взял себя в руки.