Сергей Чернов - Медианн №1, 2019

«И не забывайте об этом» — старик не произнес подобных слов, но явно подразумевал их. Что же, справедливо. Зачем в свите нужен писатель, если он не задает вопросов?

— Почему вы хотите дождаться Министра?

Мой собеседник остановился. Посмотрел мне в глаза. Выдержал паузу.

— Вы хотели спросить, почему я не желаю прекратить свои страдания, утратив надежду прожить больше недели? Почему не прочь дать врагу возможность насладиться тем печальным зрелищем, которое собой представляю?

— Нет, вы неверно поняли, я…

— Может быть, потому что мы оба уже однажды совершили самоубийство. И это, кстати, ответ на ваш вопрос. Не всем выпадает шанс прожить вторую жизнь, посему на этот раз я твердо настроен посмотреть прямо в глаза смерти. В конце концов, мы с вами уже имели возможность убедиться, что покончить с собой — не лучший выход. Этот шаг не привел нас ни к чему хорошему.

— Лично я ни о чем не сожалею, Наместник.

— А я сожалею. Хотя то, как я прекратил земную жизнь, и было принятым в моей культуре актом чести, а не проявлением малодушия. Кто же мог знать, что моя вера окажется ошибочной, как и все прочие верования в том мире? Именно поэтому я не люблю местных священников. Наверняка и они тоже ошибаются. Впрочем, не подумайте, будто я обвинил вас в малодушии. Про вас ведь говорили: вы ушли как бесстрашный человек, как воин.

— Да. С полным стаканом в руке.

— Ну вот. Возможно, поэтому вы со мной на балконе, а те люди — нет.

Большой вопрос, о каких людях он говорил в первую очередь: о голодных нищих прямо под нами или о безумно пирующих внутри. Пока я размышлял на эту тему, старик снова заговорил.

— Я подпишу ваши бумаги, когда придет время. Не беспокойтесь об этом. Уж что я умел всегда, и в прошлой жизни, и в нынешней — это держать слово. А пока. у меня для вас очередное задание.

Задание было таким же раздражающим, как обычно. Прихоти и капризы Наместника мне давно осточертели, но нищие не выбирают — я был не в том положении, чтобы как-то перечить.

Каждый, кто бежит в Дорай, рассчитывает незаметно пересечь границу, добраться до одного из крупных городов, затеряться в толпе. Большинству, разумеется, не удается — вот и мне тоже не повезло.

Конечно, Дорай и попавшимся в лапы миграционной полиции дает шанс. Все предельно просто: отслужи пять лет на границе — и после пользуйся всеми благами гражданства, которые сможешь обрести. Куда кривая мечты выведет. В моем случае пять лет превратились в десять — за попытку побега из лагеря для мигрантов.

А даже пять лет на границе выдерживают немногие, этого никто не пытался скрывать. И когда по невероятно счастливому стечению обстоятельств сам Наместник обратил на меня внимание, предложил своеобразную альтернативную службу… Тут только у полного идиота были бы какие-то сомнения.

Десять лет уже прошли. Но Наместник, во власти которого была та самая подпись, не спешил ее поставить.

Вместо этого он снова и снова давал задания. Суть всегда была одной и той же: посмотрите на жизнь Дорая, господин писатель, познайте ее во всех проявлениях — и опишите. Уж очень старику нравилось все, выходящее из-под моего пера.

Я и в прошлой жизни испытал многое, неплохая вышла жизнь — а в Дорае за десять лет успел повидать и того больше. От королевского дворца, с его прекрасными сводами и грязными интригами клептократов — до самых зловонных районов Амадиса, голодных и опасных. Я ездил с Наместником на высочайшие приемы — и с войсками его провинции на границу, которую сам когда-то пересек. Политики, сановники, торговцы, офицеры, шпионы, бюрократы, преступники, шлюхи, солдаты, бедняки — я общался со всеми. Потому что книга о двух жизнях Наместника давно превратилась в книгу обо всех жизнях Дорая. Которую мне очень хотелось закончить, уже будучи гражданином.

По крайней мере, на этот раз не пришлось ехать особенно далеко. Если бы Наместник отправил меня в Амадис — не было бы никакой уверенности, что по возвращении из столь долгой дороги я застану его живым. Но задачу посмотреть на жизнь умалишенных и пообщаться с ними можно было решить неподалеку от ближайшего города: в мрачных стенах, некогда бывших монастырем странной местной религии. Не приходилось удивляться, что больных рассудком в Дорае хватает: зачастую безумие оказывается единственным выходом из паскудной реальности.

Правда, недолго мне довелось завидовать местным обитателям.

Здесь все было много хуже, чем в лагере для нелегалов. И даже хуже, чем в тюрьмах, посещать которые Наместник меня тоже заставлял. Низкие каменные своды, по которым я едва не чиркал своей ранней лысиной — хотя отнюдь не был гигантом. Почти непроглядный мрак. Коктейль из самых омерзительных запахов. Грязные и оборванные узники: кто-то в ужасе забивался в угол при виде фонаря, кто-то бросался на железные решетки, брызгая слюной. Ради чего Наместник послал меня сюда?

Это выяснилось довольно скоро. С огромным удивлением я стал замечать среди заключенных людей с тем огнем в глазах и теми выражениями лиц, которых я не видел уже очень давно.

Они были счастливы, черт возьми! И скоро стало понятно, почему.

— А это, господин писатель, единственное место в Дорае, где живут свободные люди! Вы чуете здесь запах свободы?

Я чуял только запах плесени, но прекрасно понимал, о чем говорит пугающе похожий на Вергилия старик.

— То-то и оно. Разумный человек в Дорае не может позволить себе лишнего слова. Обыкновенно и на полразговорца не хватит. Да и как, скажите мне, жить дорайцу в согласии с рассудком? Я вижу, вы еще не слишком стары, вы здесь не так давно. А знаете, сколько лет никто не видел короля? Это страна, на троне которой — труп. И только в сумасшедшем доме эту мысль не побоятся озвучить, хотя она приходила в голову каждому. Вот и судите, господин писатель, по которую сторону этих стен люди безумнее?

Я никогда не задумывался о короле Дорая, если честно. Вполне хватало Наместника, чья власть надо мной заменяла и короля, и любых богов. Эту мысль безумный старик как будто прочитал.

— Надеюсь, господин писатель, вы не пропустите визит Министра в дворец Наместника? Я уверен, что это будет впечатляющее событие. Вы сами наверняка это чувствуете.

— Откуда вы об этом знаете?

— О ваших чувствах?

— Нет, о планах Министра?

Наверное, это был глупый вопрос: по крайней мере, рассчитывать на какой-то разумный ответ мне никак не приходилось. Если честно, я даже не запомнил, что именно безумец мне сказал. Как-то сконцентрироваться, направить мысли становилось уже невозможно. Полнейший бред: я даже не был уверен, что все происходит наяву.

У читателя могло сложиться ощущение, будто я ненавидел Наместника, будто находился в каком-то угнетенном положении, но это не совсем так. Даже если отбросить благодарность за то, что мне не пришлось загнуться на какой-нибудь пограничной заставе.