Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

— А вот и неправда! — закричал в ответ другой ребенок — конопатый и с огромной копной рыжих волос.

— Я здесь раньше стоял!

— Отдай!

— Не отдам!

— Я сейчас тебе глаз выбью, а зуб все равно отберу!

Я скривился. Оба мальчишки тощие, замученные, кожа да кости. А глаза у них старческие, пустые, блеклые. Таков удел всех служек. В храмах, в которых они живут, их практически не кормят. Пропитание, согласно всем правилам, они должны найти сами, потому нередко можно увидеть на рынках Геткормеи попрошайничающих мальчиков и девочек с клеймами их священнослужителей. Порой беднягам приходится идти на крайности ради медяка — продавать свое тело, грабить и даже убивать.

Чумазый бросил взгляд на меня, умоляюще сказал:

— Хромой, подтверди, что я первым нашел золотой зуб!

Пожав плечами, я развернулся и побрел как можно подальше от маленьких спорщиков, намеренно тяжело ступая на правую ногу. В мою сгорбленную спину полетелипроклятия.

Сражение закончилось огромным поражением вторгшейся армии Зигира еще вчера утром, но любителей поживы пустили только сегодня. Будь воля генералов они бы вообще закрыли вход для всех, кроме царя, однако заветы отцов и дедов не пристало нарушать — священники, их служки и юродивые должны проверить, что все души храбрых воинов стали частью плаща Сеетры. На деле же, помимо храмовников, на поле битвы попали бедняки, бандиты и прочая шваль.

Я иду аккуратно, стараясь не наступить на мертвых. Лица-маски провожают меня пустыми стеклянными взорами. Из их раскрытых ртов не доносится ни звука. Смерть никогда не выглядит красиво, как бы ни убеждали в сказках или на площадях. Боль, омерзение, ненависть, страх — вот, что чувствуешь, когда идешь по полю трупов. Сотни жизней сгинули в пустоте. Ради чего? Отечества? Ха-ха, знали бы эти блажные, как к ним относятся цари и их свита, может быть, тогда поменяли точку зрения.

Слева от меня раздался стон. Вздрогнув, я осмотрелся. Один из мертвецов пошевелился, поднял дрожащую скрюченную руку. Да никакой это не мертвец — живой! Беднягездорово досталось: панцирный доспех во многих местах погнулся от ударов, тут и там на бронзовой поверхности зияют дыры.

— Помогите… — зашептал солдат. — Пожалуйста, помогите… Я… я жить хочу… Помогите…

— Тише-тише, — успокоил я, склонился над ним. — Сейчас разберемся.

— Я ничего не вижу… Кругом чернота! Я ослеп!

На лице воина запеклась толстым слоем корочка крови, отчего сразу же стало понятно, почему несчастного приняли за мертвеца и оставили умирать.

Хмыкнув, я сказал:

— Сейчас тебе станет лучше.

Достал с пояса костяную флягу, быстро открутил крышку, налил воды на лицо солдата и принялся смывать кровь. Через несколько мгновений тот вдруг счастливоулыбнулся.

— Я вижу!

— Конечно, — отозвался я. — Ничего страшного не произошло. Что-нибудь болит?

Воин попробовал пошевелиться, скривился:

— Ноги…

— Похоже, кости сломаны, — сказал я, осмотрев его. — И с ребрами что-то не так… Но в целом ни одного колотого ранения, насколько могу судить. Ты легко отделался, парень, — жить будешь, по крайней мере. Наложат тебе гипс, поваляешься в кровати месяц — и будешь лучше прежнего. Девки не перестанут любить.

Я поправил кожаные перчатки на руках.

— Где все? — спросил парень.

Я помог снять ему тяжелый шлем с наносником, ответил:

— Недалеко от поля битвы. Сейчас здесь только священники да грабители. Что на помощь-то не звал вчера? Давно бы уже валялся у лекаря.

— Не знаю… не помню… Помогите мне! Мне нужно к своим.

Поднявшись, я тяжело вздохнул. И что теперь делать? К лекарям в лагерь мне нельзя — сразу же раскусят. А вблизи на юродивого не тяну.

— Боюсь, парень, тебе придется выкручиваться самому, — сказал я.

— Вы не можете меня оставить! Сами же сказали: тут грабители ходят! Меня убьют!

— А ты предложи им взамен что-нибудь ценное.

— Нет у меня ничего ценного! — чуть ли не плача воскликнул солдат.

— Ладно-ладно, разберемся, — сказал я, обдумывая, как поступить. — Сможешь без меня тут поваляться некоторое время?

— Вы… вы куда?

— До ближайшего священнослужителя. Он поможет дотащить тебя до лагеря.

— Не уходите… Пожалуйста…

— Как же я тогда смогу тебе помочь?

Поерзав, парень попытался кивнуть, но получилось плохо. От страха он еще сильнее побледнел, дрожащими руками коснулся нагрудного доспеха. Я развернулся и направился в ту сторону, где, как мне показалось, видел храмовника.

Вскоре наткнулся на худощавого старика в черной рубахе-юбке и того же цвета хламиде с вышитым золотыми нитями глазом Баамона. На лбу переливается драгоценными камнями серебряный обруч, на шее — большой медальон.

— Пусть вечным будет сияние солнца!

Несколько раз оглядев меня с ног до головы, старик наконец ответил:

— …И озаряет путь заблудшим. Что привело тебя ко мне, калека? Если ты ждешь подачек, то спешу огорчить — в правилах четко указано…

— Вы можете пойти за мной, старче? — перебил я без излишнего пиетета.

Слева от нас загалдели вороны, некоторые из них, испуганные нашими голосами, поднялись в воздух.

— Зачем? — подозрительно спросил священнослужитель и нахмурился, отчего его морщины на лице показались еще более глубокими.

— Я наткнулся на раненного.

— Неужели?

— Да, старче, — сказал я, сутулясь как можно сильнее. — И ему срочно нужна ваша помощь. У меня не получится дотащить его до лагеря в одиночку. У вас же есть маленькие помощники, которые без труда доволокут выжившего.

— Ну, веди, калека. Если же солгал, то пеняй на себя.

— Как можно, господин?!

Нам пришлось немного поплутать прежде, чем я нашел раненного парня. Он умудрился как-то развязать ремни и снять с себя панцирный нагрудник. Его щеки слегка покраснели, в глазах исчез испуг.

— Вот, старче, полюбуйтесь, — сказал я, махнув рукой в сторону воина.

Храмовник потер пальцами щетину на подбородке, пожевал нижнюю губу.

— Интересно… — вымолвил он после недолгих раздумий.

Сел на корточки возле парня. Тот попытался было приподняться, но поморщился от боли в груди и откинулся назад.

— Парень родился под счастливой звездой, — принялся тараторить я, изображая дурачка. — Не встретил бы меня, так и провалялся бы до завтрашнего утра здесь — может быть, и издох. Но сам Баамон направил меня к нему! Я брожу, значит, среди мертвяков, мелочь всякую собираю, а тут слышу — у-у-у! Я поначалу испугался, чуть в штаны не навалил, а потом — глядь! — и вижу: паренек кричит, руку тянет ко мне. Ну, и подошел к нему. Я бы его и сам до лагеря дотащил, да только спина у меня искорёженная да нога правая совсем не сгибается…

Храмовник вытащил из-за пазухи кривой нож и всадил по рукоять клинок в шею воину. Тот вздрогнул, дернулся всем телом в тщетной надежде вырваться. Из его рта хлынула густая кровь, потекла по подбородку. Расширенные от ужаса глаза уставились на меня. «Зачем?» — безмолвно спросил парень, слабея. Через несколько мгновений всё кончилось.