Андрей Крюков - Дело всей смерти [litres]

– Останетесь довольны! Не обезьяна – медведь! Клыки, лапищи! Килограммов на восемьдесят потянет.

Ему в кино самое место. Готовая кинозвезда… – разговорился продавец.

– И откуда у вас такой красавец?

– Э-э-э… – В трубке замялись. – По случаю взял, по случаю…

– Впрочем, это нас не касается, – сдал назад Рьянов, чтобы не спугнуть клиента. Он убедился: тому есть что скрывать. – Лишь бы подошел по фактуре.

– Подойдет! Огромный, страшный, волосатый. Таким детей пугать.

Слово «детей» резануло слух, стало для Рьянова знаком. Интуиция, это шестое чувство всякой хорошей ищейки, сказала ему, что на связи не просто жулик, промышляющий зверьем. Нет, это тот, ради кого была затеяна вся полицейская охота на обезьян, тот, кто выведет к украденным детям!

Такие моменты ни на чем, казалось, не основанной уверенности его коллеги называли наитием. Ни они, ни Рьянов не догадывались, что в эти мгновения След осенял их взмахом своих крыльев. Это он, демон, воплощение и покровитель сыска, раздвигал перед талантливыми, ревностными работниками гончего цеха завесу грядущего.

– Так где можно взглянуть на вашего монстра? – спросил Рьянов, прилагая все усилия, чтобы говорить спокойно. – А то, знаете, норовят всучить больных, увечных. Например, одноглазых… – Он затаил дыхание, понимая, что так грубо щупать клиента – верх неосторожности. Но собеседник остался невозмутим.

– Глаза, лапы на месте – полный комплект! – заверил он. – Хвоста только нет.

– Как без хвоста? А говорите – комплект!

– Вы не поняли! У них, орангутанов, вообще хвоста нет. От природы не полагается.

– Правду говорите?

– Не сомневайтесь! Редкий экземпляр. Лучших кондиций. Все при нем. И в полном расцвете сил. Мое слово – двадцать тысяч.

– В пределах этой суммы я уполномочен вести переговоры, – сказал Рьянов. Он был готов пообещать золотые горы.

– С вами приятно иметь дело! – Коммерсант не смог скрыть жадную радость. – Позвольте ваше имя-отчество. – Голос в трубке потек сиропом. – С кем имею удовольствие?

– Кирилл. Помощник режиссера.

– Очень приятно! Николай, будем знакомы. Эх, мне бы раньше знать про ваш интерес, может быть, и по второй бы сторговались!

– У вас есть еще обезьяна на продажу?

– Была. Тоже орангутан. Орангутаниха, девочка. Но она приказала долго жить, чертов скотник не уследил, – откровенничал Николай. Его настороженность окончательно сошла на нет. Очевидно, он проникся большим доверием к человеку, уполномоченному распоряжаться суммой в двадцать тысяч долларов.

«Вторая обезьяна, вот откуда глаз-то!» – озарило Рьянова: демон След продолжал подсказывать ретивому коллеге. Предчувствие успеха окрепло. Рьянов, с трудом скрывая нетерпение, спросил:

– Куда подъехать?

– Я сам вас отвезу! – сказал Николай. – Только придется покататься. Товар у меня за городом. У того самого горе-скотника. Часа полтора езды. Поедете?

– Туда полтора да обратно. Да пробки. А рабочий день у меня в шесть заканчивается… – недовольно проговорил следователь. Поломаться было необходимо для правдоподобия: кому в радость сверхурочная работа. Капризничать получалось у Рьянова с трудом. Приходилось изображать чувства прямо противоположные тем, которые им владели. Из него так и рвался крик: «Едем немедленно!» Но Рьянов упорно тянул резину, чтобы дать полицейским время пробить номер собеседника.

– А на завтра не хотелось бы переносить, – взмолилась трубка.

«Боится упустить куш», – понял Рьянов.

Затягивать разговор дальше было подозрительно.

– Уговорили. Не будем откладывать смотрины, – тоном одолжения произнес следователь.

Они условились, на каком углу через сорок минут Николай заберет Рьянова.

– Я буду на «тойоте». Черный внедорожник. – Николай назвал номер.

Едва продавец отключился, Рьянов набрал оперативника.

– Порядок, Кира, – обрадовали Рьянова. – Это телефон Осипова Ореста – Ореста, прикинь! – Максимовича, 1970 года рождения. Проживает в Москве на улице Донской. Богат двумя автомобилями – «шевроле» и «тойотой», записывай номера…

Госномер «тойоты» совпадал, а то, что клиент представился ему вымышленным именем, только усиливало страстную и безумную, ничем, кроме внутреннего чутья, не оправданную, убежденность Рьянова: куда повезет этот Николай-Орест, там и будут украденные дети.

– Печенкой чую, что он наведет на детей! – так и объяснил Рьянов начальнику.

Руководитель следственно-оперативной группы дал добро на поездку. В отличие от подчиненного он не связывал с ней исключительных надежд. Ведь над ним След не махал своими крыльями. Полковничьи погоны начальник заслужил трудолюбием, больше верил в усердие, чем в нюх. Для него это была еще одна рядовая проверка обезьяньего материала в деле, которых было уже немало за последние дни, и все они выдали на-гора только пустую породу. А ведь это была его идея подобраться к похитителям, так сказать, с обезьяньей стороны. Он уже стал сомневаться в ее продуктивности.

Рьянову полковник приказал взять с собой полицейских.

– Пусть следуют за вами на расстоянии. Понаблюдают и прикроют. Будут держать меня в курсе ваших перемещений. И смотри, не вздумайте опять купить какую-нибудь Читу за баксы. А то удержу из зарплаты. Ну, что ты весь как на иголках? Не нервничай, не имей такой привычки. – Руководитель, подчеркнуто уравновешенный, высоко ценил в сотрудниках умение держать себя в руках.

Рьянов покраснел. Он очень легко краснел – располагающим юношеским румянцем. Но, выйдя из начальственного кабинета, сразу забыл обиду на скептическое недоверие полковника к его вещим предчувствиям. Мысли Кирилла переключились на поездку. Ему не терпелось добраться до этого скользкого Ореста, до его орангутана, а через них – до детей.

Рьянов выехал с двумя оперработниками, которых отрядили сопровождать его. Недалеко от назначенного перекрестка следователь покинул автомобиль и пошел по плавящейся под солнцем улице к месту встречи.

В доброе сердце Кирилла Рьянова стучало беспокойство о Нееловых. Еще немного, и он принесет покой и мир в эту семью! «Хотя какой покой и мир… – Рьянов вздыхал. – Несчастная семья! Вот уж правда, что беда не ходит одна. Мало детям бандитского плена, так убийца лишил их матери! – Рьянов не мог забыть бездыханное тело ясновидящей Веры в залитом кровью тесном, как бутылка, коридорчике… – Отец – между жизнью и смертью в реанимации. Единственная родная душа дед – под следствием. Теперь хоть дома, а не в тюрьме». Академика, нарушителя монастырского покоя, намедни выпустили из следственного изолятора под подписку о невыезде.

Вот ему, академику, ради внуков пустившемуся во все тяжкие, вызывавшему у молодого следователя и у всей следственной бригады сочувствие и симпатию, Рьянов мечтал вручить спасенных ребятишек. Следователь представлял, как он за руки возводит тихих, оглушенных пережитым подростков на крыльцо нееловского особняка. Здесь их встречает, раскрыв объятия, седовласый академик, с влажными от слез благодарности и счастья глазами. Старик целует поочередно мальчика и девочку, а потом несильно, но цепко охватывает, едва дотягиваясь, плечи освободителя, притискивает к себе и заходится в облегчающих рыданиях…