Марина Ли - Серенада для Черного колдуна

– А ты, оказывается, пользуешься большей популярностью, чем мне казалось, - рассмеялась она, когда мы невольно подслушали один из уличных разговоров. Дело было даже не на улице Мастеров , а в одном из проулков, таких узких, что, если бы я развёл руки в стороны, то мог бы задеть кончиками пальцев стены домов, стоявших на противоположных сторонах.

Две соседки, чьи квартиры располагались друг против друга, высунулись из окон своих жилищ и переговаривались, по привычке не обращая внимания на то, что происходит внизу.

– Говорю тебе, – голосом знатока вещала та, что по виду была старше, – уже сегодня выяснится, что Палач решил сделать вход на улицу Мастеров и Торговую площадь платной.

– Ему-то это зачем? – разумно удивилась более молодая женщина.

– А мне откуда знать? Я с ним не разговаривала. Но вот что я тебе скажу, Айика, не за хорошие поступки его Палачом прозвали. Может, он маленький, злой уродец с кривой пипеткой. Может, ему хорошо от того, когда всем плохо...

Маленький злой уродец с кривой пипеткой, который в это время прогуливался внизу под руку со своей женой только зубами скрипнул со злости, в сотый раз напоминая себе, что сам создал о себе такую повесть.

– Прямо зашкаливающая народная любовь, – подлила масла в огонь Синеглазка.

– Эмир-ша-иль не может слыть добряком, – проворчал я в ответ на её замечание. - У нас в стране народ такой, что без хлыста и шагу не ступит в нужном направлении. Да и не только народ. Иной возница плеть пускает в ход по поводу и без. Я предпочитаю иную тактику.

– Это какую же? - заинтересовалась Синеглазка.

– Держу топор зачехлённым, но плаху с лобного места не убираю.

– Интересная... тактика.

Выйдя из проулка, мы оказались на Угольной площади, отличительной особенностью которой был весьма запоминающийся фонтан. Не знаю, чем думал скульптор, его придумавший, не предполагаю, почему главный архитектор города позволил это установить,и даже думать не хочу о причинах, благодаря которым фонтан вот уже более трёх сотен лет украшал одну из старейших площадей Каула. Я не претендую на роль знатока и большого ценителя искусства и даже допускаю, что кто-то находил ЭТО красивым, но меня лично статуя блюющего родниковой водой угольщика всегда лишала аппетита. В карее есть закрытая часть,даже еще более закрытая, чем остальная женская половина,там жёны и наложницы султана скрывались от соблазнов мира. От кулинарных соблазнов, если быть более конкретным. Так вот, если бы во внутреннем дворике карея установили памятник блюющему угольщику, уверен, худеющие дамы гораздo быстрее достигли бы нужного результата.

У фонтана клубился народ, потому что именно здесь заканчивалась граница оцепления. Я поздоровался с начальником караула и попросил найти мне куруму, когда в стороне послышалась знакомая мелодия рожка султанского скорохода и толпа заволновалась с глухим ропотом, расступаясь, как морские воды перед волнорезом.

– Синеглазка, это за мной, – сжав руку жены, шепнул я. - Не иначе, как визирь настучал, что его человек не смог со мной переговорить, и Акио теперь требует меня к себе на ковёр. Не обидишься, если домой тебя проводит один из караульных?

– Я бы и сама...

– Нет, - качнул головой я и поспешно уточнил:

– Не потому, что не доверяю. Просто так безопаснее. Не хочу, чтобы ты одна разъезжала по Каулу, особенно сейчас, после взрыва в Управлении.

Она подозрительно щурилась и поджимала губы, не торопясь с ответом.

– Пожалуйста.

– Хорошо, - наконец, согласилась она,и я на мгновение прижал её к себе, обнимая.

Не было ни малейшего желания расставаться с Синеглазкой. Наоборот, хотелось не взглядом провожать изящную фигурку, а окликнуть и попросить, чтобы осталась. Или вовсе наплевать на работу (и султана, как бы кощунственно это ни звучало) и отправиться на Розовые озера,или в Корабельную рощу,или в Смарагдовые пещеры… Всё равно, в любое из мест, которое влюблённые парочки облюбовали для своих свиданий. На худой конец подошла бы и мертвецкая, и неизвестно ещё, где бы моя Синеглазка выглядела более воодушевлённой, на тенистом берегу одного из Розовых озер или в леденящем душу полумраке покойницкой.

Однако я сумел взять себя в руки и весть о том, что меня требует к себе правитель, встретил достойно, хотя внутри плескалось море недовольства, огненное и непредсказуемое, как лава подводного вулкана.

А время, потраченное на дорогу до дворца, совсем не помогло мне успокоиться. Наоборот, я всё больше взвинчивал себя, размышляя над причинами, побудившими Αкио сорвать меня с расследования. Ведь знал, не мог не знать о нападении на Управление. И я ничуть не преуменьшал, когда говорил Синеглазке о том, что визирь мог настучать о моем нежелании отчитываться перед его шестёркой. Обязательно настучал! Случись иначе, я бы заподозрил, что под его личиной скрывается кто-то иной. Но если бы правитель после каждой жалобы своей правой руки на левую вызывал меня на ковёр для объяснений, у меня времени на работу вообще не осталось бы...

Но чтобы вот так, зная, что расследование лучше вести по горячим следам… Разве что султану не о взрыве в Управлении сообщили, а о чем-то другом.

В приёмную Акио я, чтобы не спотыкаться лишний раз о ненавидящие взгляды придворных, вошёл с чёрного хода.

– Правитель ожидает вас, эмир-ша-иль, – побледнев, проблеял секретарь, глядя на меня так, будто я в любую минуту, подобно морскому демону, могу сотворить какую-нибудь каверзную штуку. Например, начну плеваться огнём или откушу кому-нибудь голову. И я скривился от раздражения. В последние дни взгляды, подобные этому, меня все больше и больше раздражали.

Ничего не сказав, я вошёл в кабинет.

Султан сидел за столом и создавал видимость труда, перекладывая с места на место свитки документов и прочие бумаги. Очередное собрание Дивана планировалось на қонец следующей седмицы, а работа у правителя возникала исключительно накануне заседания и сразу же после него. В остальное время министры предпочитали не дёргать султана. Ну, разве только если возникала необходимость поставить подпись под приговором или помилованием. Так что прямо сейчас Акио обманывал скорее себя, чем меня.

– Я устал тебя ждать.

Не предложил мне сесть, к тому же щедро сдобрил голос недовольством. Неприятно, но не в первый раз.

– Я только делал свою работу, великий.

– Работу? – наигранно удивился султан. - Это которую же? Третировать моих подданных и запугивать знать?

«Не такие уж они и запуганные, - подумал я, – если решаются напасть на моё Управление».

Но вслух не произнёс ни слова, благоразумно ожидая продолжения.

– Не я ли просил тебя заняться браконьерами?

– Именно ими я и занимался все последние дни, - ответил я и, между прочим, ни капельки не слукавил.