Максим Ковалёв - По зову полной Луны

Шли дни, и чудесных камней находилось всё больше. Тот, в чьём сознании он пребывал, тоже нашёл один. Большой, с острыми краями. Из него получился бы хороший нож. Камень лежал в его ладонях — тёплый, сияющий тем дрожащим светом, наподобие лунного, когда Хозяйку скрывают набежавшие облачка. Красивый. Отдавать его не хотелось. Но он отдал. Так было велено поступать всем. Перечить жрецам не смели даже вождь и лучшие охотники.

Не сразу, но жрецы познали силу Дара. А познав, направили в угодное им русло. Мудрость жрецов воистину высока.

Эпоха Перемен брала своё стремительное начало.

…Вспышка изумрудного пламени.

В глазах сверкало и жгло, словно прежние падающие звёзды пронзали их насквозь. Дыхание вырывалось с хрипом, а бьющееся в конвульсиях тело переполняло осознание мощи, что отныне была в его руках. То есть, не его, того другого. Вернее, Дар принадлежал всему их народу. Народу, жившему на этой земле тысячелетия назад. Народу, построившему подземный Храм и установившему в нём алтарь Хозяйки. Неугасающий костёр. Народу, бесследно исчезнувшему со скрижалей истории.

— Мохно-Эро.

Они воздвигнут… воздвигли свой величественный город. Свою долину. Мохно-Эро — жизнь в блаженстве. Жизнь, не знающая бед.

Жгучая боль длилась долго, но выходил и её срок. Помутнение рассеивалось, возвращая привычные ощущения. Зрение, осязание, слух. Вместе со слухом вернулись голоса.

— Командор! Милорд! Мэтр-маг, похоже, очухивается.

Кто-то поднял его, помогая сесть. К губам поднесли горлышко бурдюка. Он глотал тепловатую воду. Перехвативший горло спазм нехотя разжимал свои тиски. Маг закашлялся:

— Где я? Я что, потерял сознание?

Гул сотен барабанов в голове отдалялся, но перед взглядом ещё плыло, в них ещё мелькали росчерки-звёздочки. Мысли путались. До чего сложно было вновь привести их в порядок. Но он должен сделать это, и чем скорее, тем лучше.

— Ну, ты даёшь, старик! Мы решили, ты всерьёз вознамерился отойти в лучший мир. Как подкошенный свалился. Чуть башку себе не расшиб. Уже собрались тебя назад на руках нести. Тебя ж ничем нельзя было в чувство привести.

Голос принадлежал командующему. Давнему соратнику. Маг пригляделся — вот он сам склонился над ним. Грива нечёсаных волос, бородатое лицо и памятный шрам, историю появления которого тот так не любил вспоминать.

Двое солдат — правильнее говорить рыцарей — поддерживали старика под руки. Их товарищ не без боязни сжимал оброненный посох. Боль отступила. Теперь он мог мыслить вполне связно.

— Я упал?

— Как дотронулся до тех светящихся камней, так и рухнул, где стоял. Я же кричал тебе не подходить к ним. Подняться сможешь?

…Чернота ночного неба и феерия вспышек. Луна — Хозяйка — сияла, плывущий над миром всевидящий Бог. Не сон — видение.

— Эй, даже не думай снова отрубаться! Ты меня слышишь? — зарычало над ухом. Его встряхнули.

Камни! Он вспомнил. Память раскрылась алой вспышкой, как тогда. Теперь он знал, что делать.

Старик стал резво подниматься на ноги. От продолжительного лежания на холодном полу спина затекла; сейчас это ни в коей мере не могло помешать ему. Глаза мага вновь горели.

— Да тише ты! Опять хочешь в обморок грохнуться? — командующий помог встать.

Пусть его ещё шатало, но падать он не собирался.

— Камни! Это Дар! В них Сила!

— Я и говорю, с ними что-то неладное, — согласился уже спокойнее здоровяк. По его указке подчинённых мягко, но настойчиво повели мага от постамента. — Надо уходить отсюда. Для первого раза удивлений нам хватит.

Когда они прошли по золотистой дорожке половину пути до дверей, солдаты отпустили пришедшего в чувство старика, а их третий передал ему посох. Маг только сейчас разобрал последние слова командующего. И отшатнулся от своих спутников.

— Нет! — выдохнул он, замотав головой. — Их нельзя оставлять здесь. Это… это неразумно. Это…

Не договорив, он направился обратно к пирамиде. Натыканные в неё, ровно иглы в ежа, кристаллы пульсировали. Маняще и так многообещающе. Особенно, если знать о сокрытом в них.

— Раньше они светились ярче. И словно бы слаженнее.

— Что ты бубнишь? — Здоровяк нагнал его. — Пошли! Мне твоя придурь уже порядком надоела. Я хочу на свежий воздух.

— Идите без меня. Я останусь. Вернусь сам… потом.

— Никто здесь не останется.

— Я останусь… идите… я тут. — Маг облизал сухие губы. Он был у постамента и вновь потянулся к его осколкам-шипам.

— Хватит! Второй раз я на это не куплюсь. — Командующий хотел перехватить руку старику, а может и ударить по ней для острастки. Но тот с внезапной яростью толкнул его в бок. Здоровяк, не ожидая этого, дёрнулся, заехав локтём по ближайшему из кристаллов, в чьей глубине от утопленного в пирамиду основания к вершине струилась очередная волна. Как и у всех прочих.

То ли некоторые из камней в чуть дрогнувшей конструкции удерживались не столь прочно, то ли время ослабило их крепление, но от вроде бы несильного удара один из мелких осколков вылетел из своего «гнезда». Искрящейся каплей он подскочил на краю постамента, нырнул и запрыгал по плитам пола.

Упав на колени, старик бросился за ним, как кошка за мышкой.

Командующий матернулся в голос. Наклонившись и покрепче схватив упирающегося мага за шиворот, он силой потащил его из наводящего оторопь своей пустотой, но одновременно и своим немногочисленным содержимым зала.

— Уходим! — сказал он сразу подобравшимся солдатам.

Они успели сделать всего несколько шагов, когда подземный храм наполнился низким воем. И вместе с тем их ударило порывом невозможного в закрытом пространстве ветра.

— Что за чертовщина? — зарычал командующий, одной рукой удерживая обмякшего старика, а другой доставая свой топор. Ведь, как знал, что пригодится!

Обнажив оружие и встав спиной к спине, они заозирались.

Вой усиливался. Скорбный. Такой доносится из зимнего леса. Сияние кристаллов замерцало, точно напуганное им. В дальних углах зала задёргались неясные тени. Абсолютно реальный ветер овивал лица, высушивая выступающую на них испарину. А болотный сумрак вокруг не иначе как сгустился.

В самом деле — чертовщина.

Они против воли не сдержали вскрика, когда возле постамента из плит пола поднялись туманные фигуры. Зыбкие. Колышущиеся. Внешне они напоминали людей, черты лиц которых исказились в жутком вопле, растянувшем их рты от уха до уха. Но доносящийся вой исходил не от них; то словно бы вопили сами стены храма. Или кристаллы в пирамиде. Мутные наплывы на месте призрачных глазниц обратились на ощетинившихся железом изыскателей. К ним же потянулись искривлённые длани.

О чувствах, что испытывали эти страшилы к залезшим в их владения чужакам, не стоило и гадать. Лягушачьи рты вытянулись ещё шире, подобные в своей глубине вихрящимся воронкам. Вой усилился, едва не разрывая ушные перепонки.