Барбара Морриган - Enjoy the silence

— Да чего рассказывать-то? Потрахались пару месяцев с претензией на чувства, а потом внезапно выяснилось, что «чувства» у неё воспылали к ещё одному мужику. Ещё и старику какому-то, лет за сорок ему было, если не ошибаюсь. В общем, «История одной потаскухи», трагедия в трёх актах.

— Ну хорошо, действительно, недостойный поступок. Она была твоей единственной девушкой?

— Пфф, нет, конечно. Всего лишь противное тёмное пятно на полотне моей жизни, — намеренно пафосно продекламировал я.

— А какими были другие?

— Была Линда, очень добрая и милая. У неё были длинные волосы, мне очень нравилось. Пару лет назад вроде познакомились. Увидел её в коридоре в школе и как дурак влюбился.

— А что случилось?

— Не помню точно… Вроде отношения перегорели, — я пытался воскрешать в своей голове воспоминания, но сейчас они казались очень размытыми.

— А кто ещё?

— Боже, док, что за небывалый интерес к моей личной жизни?

— Отношения важны для каждого человека. Разве для тебя не были?

— Были, пожалуй, — нахмурился я, пытаясь вспомнить ещё что-то, — ещё была Дженни. У неё был прикольный джинсовый комбинезон, и она натирала запястья апельсиновым маслом.

— Как вы проводили время?

— Ой, можно я не буду рассказывать в подробностях? Знаете ли, «непечатная информация», — после этих слов я так по-тупому усмехнулся, что сам себе показался недалёким озабоченным школьником, — мне она нравилась. У неё была богическая фигура. Да и на самом деле мы постоянно влипали в какие-то безумные авантюры, с ней никогда не бывало скучно.

— Это здорово, — улыбнулся док, — а с ней что произошло?

— Чёрт, — задумался я, — почему-то я помню некоторые моменты, а вот расставаний совсем не помню. Да и вообще это всё как будто происходило миллион лет назад. Наверное характерами не сошлись.

— Понял тебя. Ну а с Руфью вы как познакомились? И как время проводили?

— Эээ… сложно сказать. Видимо, мозг бережёт меня от этих воспоминаний. Познакомились наверняка на тусовке какой-то, в трезвом уме я бы на такую ни за что не повёлся. Она ж ебанутая до мозга костей. А время проводили… ну наверное как все парочки. Не знаю. У меня как будто чёрная дыра в голове появляется, когда я пытаюсь о ней вспоминать. Да зачем это всё вообще?

— Ну помнишь, ты спрашивал, не веду ли я записи, чтобы передать твоё досье правительству? — усмехнулся Андерс, снова записывая что-то в свой блокнот, — вот они и интересуются, а то своя жизнь у них слишком скучная.

— Ну и шуточки у вас, док. Но на сотню в час не потянут.

— Каждый зарабатывает, как может. Когда уйду из психотерапии в стэнд-ап, тогда посмотрим, как ты заговоришь. Ладно, Кевин, у нас осталось ещё время, и у меня есть пара упражнений для тебя, если ты, конечно, не хочешь что-то ещё обсудить.

— Окей, давайте, — отрезал я, но, немного помешкав, добавил, — а вообще знаете, есть кое-что…

— Я тебя внимательно слушаю, — он откинулся в кресле, подогнув под себя полы белого халата. На кой чёрт вообще психотерапевту халат? Я одёрнул себя и постарался сформулировать мысли так, чтобы не сойти за сумасшедшего (интересная затея для кабинета психотерапевта).

— В общем, когда я в прошлый раз шёл домой с консультации, меня… сбила машина.

***

Домой я вернулся с относительно лёгким сердцем. Обсудить ситуацию с доктором Андерсом действительно оказалось полезным, и я уже не чувствовал себя таким психопатом, хоть он ничего внятного на этот счёт и не сказал. Но обычно, если я совсем гоню бесов, он что-то меняет в назначенных лекарствах, это я уже заметил. Видимо, сейчас всё в пределах нормы, а может, он и сам удивлён этими мистическими событиями. Я ведь уверен, что это было на самом деле. Я уже два раза переживал собственную смерть. Я видел, чувствовал её каждой клеточкой своего тела. Как это вообще возможно? И как так выходит, что я каждый раз просыпаюсь целым и невредимым?

Впрочем, это всё ненужные мысли. Был у меня знакомый один — музыкант. Каждый раз, когда с ним кто-то пытался поговорить на духовные темы, он отмахивался и говорил, что «думы думать» вредно и никому ещё лучше не делало. Поэтому вставал в пять утра, отжимался, читал русскую классику и играл на кларнете до позднего вечера. «Пусть кто-то другой думает», — говорил он и, знаете, наверное был в чём-то прав. Во всяком случае, в кресле у психотерапевта я его ни разу не встречал.

Тем временем за окном стемнело, и я, достав из рюкзака немного наличности и побитый мобильник, засовываю их в карман джинс и направляюсь в сторону остановки. Прислонившись лбом к стеклу в автобусе, я погрузился в себя. Интересно, на кой чёрт доку понадобилось выпытывать информацию о моих бывших? В последнее время я не то, что о каких-то чувствах не могу думать, даже не могу заставить себя с кем-то потрахаться. В прошлом я такого не помню — всегда казалось, что полюбить кого-то — это нереально важно. Идёшь на вечеринку с куда большей охотой, если там есть кто-то, на кого ты положил глаз. Все вокруг думают о том, с кем бы переспать, а ты — либо о том же самом, либо как помочь другану кого-нибудь склеить. Культ отношений, как он есть. Никто ничем не увлекается для себя, а жизнь — какой-то бесконечный брачный период. А сейчас я будто забыл о том, что вообще мог что-то чувствовать. Варюсь в бездонном котле самоуничижения и бухла. Где тот наивный влюбчивый парень?

Я выхожу из автобуса на промёрзшую вечернюю улицу и направляюсь в сторону клуба. Там уже ждут Кайл, Фэйт, Грубый и ещё парочка общих знакомых, которые так часто меняются, что я уже перестал запоминать их имена. Мы проходим мимо охраны и, миновав зал с городскими реднеками, отплясывающими под задорное говнище, штампуемое современными диджеями, спускаемся в подвал. Пройдя через узкий коридор, наконец попадаем в не слишком просторный зал, освещённый розовыми и зелёными неоновыми лампами. Из колонок звучит хорошее техно, и это уже куда более щадащая музыка для моих избалованных настоящими рокерами ушей. Хотя я всё равно чувствую себя не на своём месте. Не представляю, чем люди занимаются в клубах, поэтому почти весь вечер отсиживаюсь на диване за столиком и пью отвратительное дешёвое пиво. Ребята частично затерялись в толпе, Кайл танцует с невероятно привлекательной латинской девчонкой, и я периодически рассматриваю их, когда выхожу из состояния задумчивости.

В моей голове неконтролируемо всплывают вопросы доктора Андерса. Почему я не помню, как познакомился с Руфью? Уж этот день я должен был запомнить надолго. Сколько мы были вместе? И чем она вообще меня так зацепила, что я позволил так долго морочить себе голову? Наверное, мне однозначно стоило бы меньше бухать. Я открыл галерею на телефоне и стал листать фотографии. В последнее время я мало снимаю — всё больше городские пейзажи в стиле «эстетика ебеней». После — сразу идут фотки с выпускного, правда в основном на фронтальную камеру, и нихера на них не разглядишь. Ну а дальше — пустота, как будто бы и у моего телефона провал в памяти. На фоне продолжает играть техно, и я чувствую себя героем какого-то дебильного фильма или клипа. Наконец, я вижу фотографии с весны. Вот мы с ребятами на площади, и почти у каждого максимально дурацкое лицо из-за закатного солнца, впервые пробившегося через зимние тучи. Вот Фэйт с Томом разгоняют голубей, собравшихся в кучку и береговой линии. Вот Руфь сидит на краю парапета, подогнув под себя худые лодыжки в «Мартинсах», пачкающих края чёрного пальто. Дым от её сигареты нереально красиво играл в солнечных лучах, я это отчётливо помню, но на фотках, конечно же, этого не видно. Вечно пытаешься снять что-то красивое, а получается говно в три с половиной мегапикселя. Вот мы на дне рождения Грубого. Домашняя вечеринка, больше напоминающая притон. Руфь делает со мной селфи, в то время как я едва могу связать пару слов. Зрачки у меня там размером с пару Сатурнов. Вот Фэйт и Руфь, одетые, валяются в ванной, наполненной почему-то голубого цвета водой. Грязные подошвы ботинок торчат во все стороны и успешно портят кадр. Вот мы с Руфью идём по улице. Фотка очень шумная, вроде бы переснятая на телефон с «Полароида», которым Кайл уже успел всех порядочно заебать.