Екатерина Галиева - Хранитель Чёрной поляны

Он развёл руками. Я попытался взять себя в лапы, отдышался, отфыркался. Леший и Кикимора терпеливо ждали. Лесавки подглядывали, сверху сверкая глазищами.

– Ладно, – наконец сказал я, – Забудем. Вот только я официально вас предупреждаю, что, если ваших детей ещё раз за каким-то непотребством в лесу поймаю, пентакль им гарантирую!

Кикимора охнула и зажала рот рукой.

– Ладно, на неделю налагаю на них домашний арест, чтобы и духу их в лесу не было. Сами знаете, что проверить, кто из вас, где, я всегда могу. Так что не вздумайте меня за нос водить.

– Что ты, Котя, что ты! Как скажешь, так и будет. Хочешь, даже на две недели к дереву их привяжу. Вот только ты с пентаклями не торопись. Не ломай жизнь мелким. Они же молодые ещё, глупые.

– Недели хватит, – буркнул я, сдаваясь, – Не то тебе другую ёлку искать придётся. Ну всё, пошёл я, бывайте здоровы.

– И ты тоже не хворай, Василь Васильевич. Спасибо тебе, Хранитель, – Леший почти сливался с деревом, под которым сидел, но я заметил, как он сложил руки в ритуальном жесте. Я кивнул и пошёл назад к броду, где ждала меня Майя.

На освещённом луной берегу она была не одна. Рядом с тоненькой светлой фигуркой девушки громоздилась бесформенной кучей тряпья Кикимора. Увидев меня, болотница заторопилась. Низко кланяясь и желая доброй ночи господину Коту, она, пятясь отступила к бурелому. Я подошёл к Майе.

– Чего она хотела?

– Тётка-то? Да вот, гостинец тебе оставила… – Берегиня кивнула на пузатую склянку – Возьмёшь?

– Не возьму, – буркнул я.

– А если я за неё попрошу?

– Тебе-то это зачем?

– Тётку жалко, она ведь за детей своих боится, а так думает, что с подношением ты, может, подобреешь и не будешь на них сердиться.

– И ты тоже так думаешь?

Она пожала плечами.

– Значит я, по-твоему, упырь [43] Упырь – в славянской мифологии мертвец, нападающий на людей и животных. и мздоимец [44] Мздоимец – (устар.) тот, кто берётмзду (взятку); взяточник. , который только и ждёт, как бы нашкодивших детишек поймать и взятку за их свободу выклянчить?

– Нет, по-моему, ты просто сам пока не далеко от этих шкодливых детишек ушёл. Вот и не можешь спокойно на их проказы смотреть. Ну что, домой пойдём?

– Пойдём, – ответил я и потёрся о её ноги, – Не сердись, но склянку я брать не буду. Не хочу опять быть мышкой, которая попалась на бесплатный сыр.

– А тогда я возьму, – улыбнулась опять Водяница – Вдруг ещё пригодится…, и тётка глядишь спать спокойно будет. Ты не против, надеюсь?

Она подхватила склянку, взяла меня на руки и пошла в воду. На сей раз я не стал зажмуриваться, но всё равно не понял, когда мы переместились. Вот вроде только что перед глазами серебрилась река, стеной по берегам стояли ели и сосны, а уже плещется вода в тесном срубе колодца, звенит над ухом опять Майкин смех. Да ну её, эту Берегиньку. Смеётся и смеётся, главное, чтобы не плакала.

Я пощекотал её шею усами, уцепился когтями и полез вверх.

Вдруг в колодец с грохотом полетело ведро. Я вжался в стену сам не свой. Наверху показалась мохнатая голова Овинника.

– Ты где, племяш? – закричал дядька – Жив там ещё?

– Жив, – отозвался я. – Хотя если ты планировал меня убить, тебе почти удалось!

– Нет, это мы тебе с Домовым лифт решили организовать. Так что прыгай в ведро и поехали.

Я оглянулся, пытаясь разглядеть ведро. Оно плавало в колодце и было уже полно воды.

– Нет уж дядечки. Спасибо, но я как-нибудь сам, – ответил я и полез наверх. Они ждали меня у колодца и, как только я показался в зоне досягаемости, вытащили наружу.

– Ну всё, – буркнул Домовой, – Пошли в дом. Хозяин уже приехал, все за стол сели. Тебя ждут.

– Прям так и ждут, – не поверил я.

– Ну, не ждут, но, куда делся опять, интересуются.

Я стряхнул с лап колодезную воду, попрощался с Овинником и пошёл к крыльцу. Домовой уже ждал, открыв дверь. В сенях он всё же остановил меня и спросил:

– Базиль, скажи мне. Только честно. Они тебя слышат?

Я вздохнул:

– И видят, и слышат…

Он встопорщил усы.

– Дела, это надо обсудить. Как только все уснут, я приду. Подлечу тебя и над этой аномалией [45] Аномалия – отклонение от нормы, общей закономерности; неправильность. подумаем, дело-то серьёзное.

Я кивнул и пошёл в кухню.

За ужином я изображал из себя обычного кота, у которого из интересов лишь вкусно есть, сладко спать и чтоб иногда ещё за ушком почесали. Потом, не дожидаясь общего отбоя, я забрался к себе, уселся в кресло и принялся тщательно вылизывать свою шёрстку. Я причёсывал и приглаживал свою спинку, тёр лапками ушки и морду, потом тщательно осмотрел хвост живот и лапы – не застрял ли где репей или другие колючки. Лишь убедившись, что сделал всё, что мог я уснул.

– Не знаю, где мне хуже здесь или в Бессонном мире, – сказал Базиль, разглядывая разодранный сюртук. Грязь с него, как и с сапог, ему, конечно, удалось счистить, но прежний щегольской лоск вещи не приобретут никогда. Базиль разделся, в сундуке он нашёл смену белья, чистую рубашку и штаны. Натянув их на себя, Кот снова забрался в кресло и взял гитару.

Он тихонько перебирал струны и обдумывал всё, что произошло за день. Наконец пришёл Домовой. Дядька приволок с собой из-за печки большую корзину. Он принялся вытаскивать и расставлять на столе разные баночки и свёртки. Базиль выжидательно молчал.

– Ну что, давай лечиться! – наконец сказал дядька.

– Судя по всему, мне предстоит долгая и тяжёлая операция.

– Нет, это всё терапевтические средства, – ответил Домовой, разворачивая один из свёртков. Там были большие отбивные котлеты.

– Во, – показал он их Коту – Принимать во внутрь. Запивать чаем с мёдом и душицей!

Он вытащил из корзинки две кружки и дедушкин термос. Базиль жадно потёр ладони, отложил гитару и придвинулся поближе к столу:

– Такое лечение мне нравится!

– Ты особо не радуйся, – оборвал его Домовой, усаживаясь на кушетку со своей котлетой и чашкой, – Там и для наружного применения имеется. Будем проводить комплексную терапию.

Базиль прищурился.

– А какого-нибудь средства для лечения сапог ты не припас?

– Припас. Но давай по порядку.

Базиль был не против. Закончив с едой, дядька заставил его раздеться и лечь на кушетку. Обмазал какой-то душистой мазью, долго растирал и массировал. Потом укутал потеплее и потребовал рассказать, всё что в лесу приключилось.

Базиль, нежась от тепла и внимания, выложил дядьке всё без утайки: и про Лесавок, и про Бабу-Ягу, и про Гусей-Лебедей. Домовой же тем временем пододвинул кресло чуть ближе к двери, так чтобы его хорошо освещал лунный свет. Вытащил из-за отворота рукава большую иглу и вдел в неё лунный луч. Иголка засветилась и тут же принялась летать и порхать над разодранными вещами Базиля.