Брюс Корделл - Чума Заклинаний

Гора на горизонте упрямо висела в воздухе, отрицая законы природы и даже, возможно, волю самого Сильвануса… если тот уцелел. Как утверждал говорящий из ниоткуда голем, даже среди богов сейчас царит беспорядок, ведь их уютные царства трещат и рушатся, уступая место новому равновесию.

Рейдон потёр подбородок, удивляясь, почему разумная сущность не попыталась возобновить разговор. Если голем был заточён в экстрапланарном подземелье, ему наверняка одиноко. С другой стороны, он не был живым — это был волшебный конструкт. Может быть, концепции вроде одиночества не имели для него смысла.

Хриплым от долгого молчания голосом Рейдон произнёс в воздух:

— Путеводная Звезда, ты здесь?

— Конечно, Рейдон, — сразу же раздался ответ.

Монах сказал:

— Я рад. Похоже, без меня мир продолжил своё движение. Весь мир, кроме тебя.

— Я никогда не был частью мира, Рейдон, по крайней мере до твоего пробуждения. Я готовил себя к долгим десятилетиям тьмы. Потом из пустоты засиял свет, когда ты впервые призвал силу своего Символа, и я понял, что ещё не потерян. Осмелюсь предположить, что из нас двоих я чувствую большую радость.

Рейдон кивнул. Похоже, конструкт всё-таки способен чувствовать нечто вроде одиночества. Но мог ли он чувствовать потерю? Когда голем вспоминал прошлых знакомых, ныне погибших, излучала ли полость у него в груди волну отчаяния, грозящего мысленным опустошением? Монах не осмелился отвечать, боясь, что его голос дрогнет.

Спустя несколько мгновений Путеводная Звезда спросил:

— Что ты предлагаешь, Рейдон?

— Я знаю только одно, голем: я голоден. Мне нужна еда.

— А после того, как найдёшь пропитание? Что будешь делать?

Монах отрицательно покачал головой.

— Ничего. Я предлагаю существовать. Это всё. Мои дела и прошлая борьба ничего не принесли. Мой величайший акт доброты закончился тем, что ребёнок погиб в одиночестве. Больше я не совершу такой ошибки. Бессмысленные попытки улучшить мир лишь усугубляют его несовершенство. Мои учителя были правы; существуй в текущем мгновении, а не создавай его.

Край высокого белого облака заслонил солнце, бросая прохладную тень на склон холма.

Путеводная Звезда заговорил снова.

— У тебя есть Символ Лазури…

— Я бы сбросил его, если б мог, даже несмотря на то, что это подарок от матери. От него одни неприятности. К тому же ты говоришь, что Предатель сбежал из Звёздной Бездны. Знак пятнает мою плоть лишь затем, чтобы напомнить — это бесполезный символ дела, которое потерпело поражение.

— Пока что нет.

— Нет?

— Угроза, для борьбы с которой были созданы Хранители Символа, продолжает существовать, и, вероятно, она ближе, чем когда-либо прежде. В Эпоху Рассвета в мир проникли чудовища из сводящих с ума измерений. Эти существа, большие и малые, инстинктивно приближают день, когда сам Фаэрун будет поглощён и переделан заново по их собственному безумному образу и подобию. Твоя обязанность, как Хранителя — помешать этому.

— Я не Хранитель.

— Рейдон, хотя я могу ошибаться, существует вероятность, что ты — единственный мобильный Хранитель на всём Ториле.

— Я не выбирал такую роль. Я не Хранитель.

— Ты сражался с аберрациями всюду, где находил их. Ты не принимал обет, но действовал как человек, присягнувший этому делу. До Волшебной Чумы ты десять лет делал это почти без передышки.

Рейдон нахмурился, потом сказал:

— А что с другими Хранителями — Кирил и Дельфи? И что насчёт тебя? Ты принадлежишь Символу и, насколько я помню, представляешь собой более чем способного защитника.

— Дельфи отправилась в Сильдеюр пятнадцать лет назад и не вернулась. После падения этого королевства её судьба или судьба её сородичей мне неизвестны.

Рейдон спросил:

— А мечница?

— Кирил и меч Ангул покинули Звёздную Бездну. Они вернулись в Фаэрун и жили почти как прежде. Чтобы оплатить жильё и выпивку Кирил продавала свой меч любому, у кого водилось золото. В конце концов, она повстречала предыдущего нанимателя, дварфа по имени Тормуд. Я потерял её след в раздираемых переменами Вилхонских Дебрях. Год Синего Пламени она пережила, но после него попала в активный карман Волшебной Чумы, из которого уже не вернулась.

Монах хмыкнул. Хотя конструкт и не говорил этого напрямую, он подразумевал, что последние два присягнувших Хранителя потеряны без вести и скорее всего мертвы.

Рейдон настаивал:

— Но ты уцелел.

— Сейчас я отрезан от мира. Я могу воздействовать на Фаэрун только через тебя и твой Символ. Я могу обеспечить тебе поддержку, совет и иногда даже транспортировку, но сам вступить в войну не способен.

— Войну, говоришь.

— Конфликт начался. Пока только мелкие стычки, но вскоре последует и настоящая бойня — когда на поверхность поднимется древний город Кссифу.

Монах обошёл булыжник по периметру, одной рукой проводя по грубому камню. Это не было проявлением невежливости, попыткой скрыться от голема; Путеводная Звезда всегда присутствовал рядом. Рейдон задумался, сможет ли оборвать связь. Но имя Кссифу разожгло беспокойство в глубинах памяти.

— Путеводная Звезда, я помню это название, но ты, Кирил, Дельфи и все остальные никогда не рассказывали мне о природе Кссифу и «Господства Аболетов». Аболеты давно погрузились в глубины мира. Что в этом Кссифу такого ужасного?

— Две вещи. Первое и наименее страшное — обычные колонии аболетов надёжно и неподвижно заперты под землёй. Кссифу отличается. Он подвижен. Он может вырваться на поверхность Фаэруна, как указывают предыдущие прорицания.

Монах кивнул. Это определённо была причина для беспокойства.

— А второе?

— Второе — в Кссифу живут изначальные аболеты. Это предки народа, который проскользнул в наш мир ещё прежде, как тот остыл после созидательного пламени. Эти аболеты были старыми уже тогда, когда солнце было молодым. Кссифу — трон Господства Аболетов, отличающегося непостижимой злобой. Им правит Древнейший, аболет такого размера, что его возраст не поддаётся исчислению. Он определённо старше того времени, когда Абейр-Торил раскололся на части. Если Кссифу поднимется и проснётся Древнейший, Фаэрун столкнётся с новой катастрофой, которую на сей раз будут направлять чуждые, бесчувственные разумы, которые воспринимают мир совсем не так, как ты или даже я.

Монах не ответил. Вместо этого он посмотрел на южный горизонт, приняв упрямую позу.

— Если это случится, Рейдон, — продолжал Путеводная Звезда, — погибнет куда больше охваченных страхом детей, чем одна только Эйлин.

Монах втянул в себя воздух, как будто его с силой ударили в живот. Его глаза помрачнели, кулаки сжались. Другой цели, кроме булыжника, не было, и монах обрушил на него сокрушительный удар. Камень затрещал, полетели осколки. Заболели, потом онемели костяшки.