Марина Ефиминюк - Первая невеста чернокнижника

— В том проклятии…

— Предсказании, — снова поправил Макстен. Педант недоделанный!

— Да наплевать, Макс, проклятие это или предсказание! — воскликнула я. — В нем сказано, что я тебя убью! Собственными рученьками. Вот этими самыми!

Я помахала трясущимися руками перед лицом Макса. Недолго думая, он схватил меня за запястья и попытался привлечь к себе.

— Отпусти! Нечестно использовать физическое превосходство просто потому, что хочешь заткнуть женщине рот! — начала вырываться я.

— Лучшее средство, чтобы заставить женщину замолчать, — это проклятье немоты, — объявил он, — а я тебя пытаюсь успокоить.

— Да я спокойная, как апостол!

— В таком случае боюсь предположить, что значит паника.

Я пошла на хитрый маневр и перестала сопротивляться. От неожиданной капитуляции чернокнижник отпустил меня. Подозреваю, тут же пожалел. Ткнув трясущимся пальцем ему в грудь, я пошла в наступление:

— Скажи-ка мне, Макстен Керн, ты совсем от жизни устал? Не спорю, семьдесят четыре года — немаленький срок, кого угодно задерет носиться по кладбищам, плясать на шабашах и оприходовать странных теток, летающих на метлах. Я просто вот что думаю: если мне все равно суждено тебя убить, зачем тянуть? Давай прямо сейчас? По-быстренькому.

Я сорвала с плеч рюкзак и сунула в руки чернокнижника. По инерции он подхватил сумку и уточнил:

— Что по-быстренькому?

— Экспрессом на тот свет отправлю. Никуда не уходи, а то Мельхом мне двери не открывает. — Я направилась в жилые комнаты.

— Алина, куда ты? — в его голосе прорезалось беспокойство.

— За оружием.

Внутри клокотало от злости. Не на Макса. Я вообще не знаю ни одного мужчины, который бы защищал меня, как чернокнижник Макстен Керн. Меня бесила безвыходность ситуации.

В середине холла я так разогналась, что поскользнулась.

— Аккуратно, — охнул Макс, помогая удержать равновесие. Стало ясно, что он следовал за мной по пятам.

С выражением снисходительного терпения он следил, как я со злостью раскидывала по чулану садовые инструменты. Топор был спрятан в углу, сама засовывала, чтобы Хинч не нашел. Схватившись за длинную рукоять, я с силой дернула, но топор зацепился за тяпки. Грохот поднялся невообразимый.

— Аккуратнее, Алина, — мягко попросил Макс. — Не поранься.

— Не переживай уж, — мрачно процедила я, выволакивая тяжеленное оружие. Неожиданно голова топора с зазубренным лезвием соскочила с рукояти и громыхнулась на каменный пол бесполезной ржавой болванкой. Счастье, что не на ногу.

Некоторое время я изучала развалившееся в руках оружие и чувствовала, как дергается глаз.

— Теперь ты успокоилась? — Расслабленная поза Макстена бесила неимоверно.

Двумя руками я схватила с крючка тяжелую чугунную сковородку и объявила:

— Все, я готова тебя прикончить!

— Убивай, — согласился он с вселенским спокойствием.

— Я ведь ударю! — предупредила я. — По голове.

— Бей, — даже глазом не моргнул он.

Сейчас! Вот как размахнусь!

— Не могу… — пробормотала я, опуская сковородку. — Тебе будет больно.

— Какая же ты все-таки чудная, Алина из иного мира, — покачал Макстен головой.

Он осторожно забрал сковороду из моих рук и пристроил ее на кухонной столешнице. Со вздохом притянул меня к груди, обнял за плечи. Я уткнулась лбом в крепкую грудь. Ярость схлынула, ужасно захотелось расплакаться от безысходности. Почему ко всем крутым мужикам, заставлявшим колени подкашиваться, обязательно прилагалась какая-нибудь неприятная неожиданность?

— Что мы будем делать? — пробормотала я.

— Просто жить дальше, — ответил Макстен. — Я не собираюсь умирать.

— Но? — подсказала я. — Заканчивай, эта фраза подразумевает «но».

— Никаких «но».

— А Эверт? Что сказать ему о Хинче?

Реакцию парня было сложно представить. Подозреваю, он любил одержимого гораздо больше своей невыносимой матери, даже при условии, что Хинч для устрашения постоянно варил острые соусы.

— Правду, — ответил чернокнижник.

И я со страхом ждала приятеля, но даже с наступлением темноты он не вернулся из Анселя. Макстен был уверен, что Эверт не сумел излечить мальчишку от косоглазия, нарастил бедняге третий глаз или лишнюю пару ушей, а теперь боялся показаться в замке. Поздним вечером Олень не появился.

«Он наверняка в каком-нибудь кабаке заливает страх», — сказал Макстен, открывая дверь в Восточную долину, и ушел на поиски непутевого ученика.

Тогда-то все и случилось…

Я еще не успела достаточно испугаться от мысли, что осталась одна в жутковатом демоническом доме, как начался конец света. По крайней мере, именно так мне показалось. Апокалипсис застал меня по дороге из холла в кухню. Замок словно встряхнулся, и я схватилась за стену, чтобы удержать равновесие. Спустя секунду Мельхом начала бить крупная дрожь, как при землетрясении. Чудом не упав, я бросилась к входной двери и обнаружила, что пол был изрисован руническими письменами, кроваво-красными, словно кто-то чертил их пальцем, перепачканным в свежем соке мавы.

До двери оставалась всего пара шагов, когда сквозь грохот трясущегося помещения донеслось испуганное мяуканье. Я обернулась, мигом вспомнив про крылатого кота.

— Карлсон! Где ты?

Раздался громкий хруст, и в центре холла возникла кривая трещина, а перед гостиной образовался глубокий провал в метр шириной. Но вингрет орал именно в гостиной, так что без колебаний я перепрыгнула дыру и бросилась к коту. Оказалось, что Карлсона придавило тяжелой каминной решеткой.

— Киса, потерпи чуточку, — пробормотала я, освобождая крылатого приятеля. — У Мельхома просто очень дурное настроение, и он решил нас прикончить. Мы сейчас уйдем отсюда, и он прикончит самого себя…

Подхватив кота на руки, я ринулась обратно в холл. Яма, перекрывшая дверной проем, расширилась, и вместо нее зияла бездонная пропасть. Лучше бы не смотрела вниз! Я отошла на шаг для разбега. Неожиданно тоненькое звяканье, доносившееся из оранжереи, превратилось в гул. Секунду спустя с громогласным звоном провалилась крыша. Стеклянная стена, отделявшая гостиную от оранжереи, стремглав покрылась паутиной трещин. Опасность оказаться погребенной под осколками придала мне ускорения. Я даже не перепрыгнула, а перелетела через дыру и бросилась к дверям.

Выскочила из дрожащего дома на трясущиеся ступени с нелепо подрыгивающей крышей. В лицо бил яростный ветер. На выложенной брусчаткой площади аккурат на пентаграмме, оставшейся после моего неудачного возращения домой, стоял Ирен Орсо, одетый в белую мантию. Он мерцал ничуть не хуже новогодней елки, заливая двор неестественным розоватым светом, и поднимал над головой светящийся посох.