Екатерина Скорова - Опрометчивые желания [СИ]

— Что за женщина приходила к нам вчера? — произнес он, наконец, и буквально рухнул на стул, на котором только что сидела Виктория.

— Леди Пинчер. Принести воды? — ответила она, стараясь, чтобы слова звучали как можно официальнее. Так, как по этикету подобает проявлять уважение к мужу.

— Зачем? Я тебя спрашиваю, зачем она приходила?! — тряся перед собой тростью, гневно крикнул Альберт.

Виктория внутренне сжалась, но внешне не дала и намека на растерянность или страх. Прищурилась, всматриваясь в безобразное лицо супруга, задышала ровно, расцепила руки. Пусть говорит, что хочет, пусть кричит и злится — она всё стерпит.

— Я вела с леди Пинчер переписку, она посчитала долгом навестить меня в столь неспокойное время, — собственный голос звучал странно, будто со стороны. И холодно. — Или вы предпочитаете, чтобы я как раньше пряталась за шторами и замками?

Виктория сделала шаг вперед, сжала кулаки, готовая чуть ли не с боем отстаивать сказанное.

— Я устала от этого затхлого дома и вечной тьмы! Я слишком долго хоронила себя, и теперь хочу счастья! Имею я право на счастье, мистер Неверти?!

— Ты знаешь, что за человек Лори Пинчер? — устало выговорил он. — Я не стану спрашивать, что вызнавала его жена, но им обоих нечего делать в моем доме!

— Это моё дело, — буркнула Виктория, отворачиваясь к двери. Хотелось уйти, гордо отстукивая подкованными каблуками, но сделать это без разрешения мужа она не решалась.

— Когда супруга приводит в дом мужчин, а следом появляются сомнительные особы и вынюхивают по углам — это касается мужа в большей степени, чем непутевой жены! — голос Альберта вознесся, а потом опал, сходя на хрип. Откашлявшись, он продолжил: — Особенно, если жена одержима жаждой властвовать! И не надо так смотреть! Представь, я знаю, о чем ты грезишь, Виктория, хоть и почти не выхожу из кабинета. Но, похоже, я лучше тебя понимаю, что сейчас творится и к чему может привести такое поведение!

— Я не понимаю…

— Да свернут тебе шею, как куренку и всё! — Альберт снова вскочил, опираясь на трость, впился когтями в морщинистый лоб. — Этого ты добиваешься? Этим хочешь возродить Англию?!

Виктория опешила. Рассудком понимала, что он прав, но не хотелось уступать, не хватало мужества признаться в случившимся. Слезы душили изнутри, но наружу так и не вырвались, застывая льдинками в глазах. Сделанное не исправишь, да она и не жалела, что была с другим мужчиной. Даже страх и стыд, не дававший вздохнуть в тот день, забылись, растворяясь в надежде на чудо. Ребенок. Ей нужен был ребенок, и ради этого Виктория переступила бы и не только через мужа с его праведной репутацией, но и заключила бы сделку с нечистью. Лишь бы получить шанс оказаться на троне и видеть, как корчатся в муках ненавистные братья.

— Зачем я связался с тобой?! Лизонька моя, зачем я помогал ей? Для чего ты не давала мне покоя? И когда исполнишь обещание?

Виктория вздрогнула — муж словно видел призрак и именно к нему слезно вопрошал, кусая белесую бороду. Душу охватил трепет — показалось, или и правда в комнате появился еще кто-то невидимый, но ощутимый? Словно шаткая тень в углу, или это всего лишь обманчивая игра света, сочившегося сквозь прикрытые занавески?

— Я устал, Виктория! Устал бороться за тебя, когда ты сама торопишься на гильотину. Поверь, если бы не данное покойной жене слово помочь невинной душе — я бы ни за что не отправился к твоим братьям — вызволять тебя из плена. И вот теперь у меня больше нет сил тебя защищать!

Договорить он не успел, в комнату кубарем ввалился Джек — растрепанный, взмокший.

— Господин, к нам гости.

«Альберт прав, — кольнуло в голове. — Он всё предвидел лучше, чем я». И теперь за допущенную глупость придется заплатить сполна. Виктория мельком подумала, что, наверное, ждала такой развязки. Ждала сильнее, чем победы. Тело пропиталось усталостью, налилось свинцом. Виктория неуклюже повернулась к двери, будто из нее сейчас вынырнет толпа верных Норварду и Джейкобу псов и набросится на нее. Она даже улыбнулась, представляя, как назавтра Лондон погрузится в траур по погибшей принцессе. Или, наоборот, будет ликовать от удачно раскрытого заговора против королей. И никому нет дела, что, возможно, она взойдет на эшафот с дитем под сердцем.

— Кто? — коротко спросил Альберт, удивительно бодро устремляясь к выходу. Ущербный сгорбленный старик — сейчас он стал похож на собственную трость — крепкий и прямой.

— Особый поверенный королевской службы и с ним два констебля, — с тряской в голосе, ответил Джек.

— Я выйду к ним. Виктория — оставайся здесь. Джек — незаметно отопри боковые выходы, кого встретишь — скажи, чтобы были готовы ко всему. Если понадобиться — бегите.

Дворецкий закивал, но тут же насупился:

— Я останусь с вами.

— Ты не вправе решать за всех, а я — вправе. Сделай, что велено и приходи в гостиную. Может, отделаемся обменом любезностями.

Альберт неумело улыбнулся, даже что-то пробормотал ободряющее, но Виктория уже ничего не слышала. Только стук собственного сердца и неизвестно откуда взявшийся стрекот сверчка. Внутри всё раздуло от страха. Как только супруг и дворецкий ушли, она заперла дверь, подоткнула ее стулом и отбежала к окну. Отдернув занавеску, выглянула на улицу — вечерний сумрак стелился по двору, пряча за куцыми деревьями неряшливые головы на коротких шеях с глазами-плошками. Викторию затрясло, она отшатнулась, метнулась обратно к двери, но не успела: звон разбивающегося стекла — и чья-то взлохмаченная фигура схватила ее за руку, потащила к окну. Виктория попыталась вырваться — безуспешно, тогда она закричала, чувствуя, как сердце заливает черная безысходность. Вот только раздавшаяся в тот же миг череда выстрелов заглушила и ее крики, и звуки возни, раздававшиеся из коридора.

Англия скорбела. Бунтовщики напали на дом Альберта Неверти. Как скупо вещали газеты: «Мятежники заперли выходы и стреляли во всех, кто пытался бежать из окон. Только хозяева не попытались покинуть особняк. Они так и сгорели в нем, верные своей стране. Приносим соболезнования королям — Норварду и Джейкобу Виндзорам. Супруга Альберта Неверти была их единокровной сестрой — Викторией, урожденной Тюдор». Гораздо красноречивее оказались фотографии — закоптившиеся стены с рухнувшей крышей, застывшие в предсмертных корчах обугленные трупы. Англия скорбела, украсившись черными лентами. В театрах отменили представления, на всех площадях расставили котлы с пропаренным рисом и изюмом…

Скорбела и одновременно оживала, зализывая разрушенные кварталы. Там, где еще недавно гнездились полусгнившие лачуги, суетились рабочие: разгребали руины, брезгливо кривя губы, весело смеялись, отпуская непристойные шуточки по поводу трухлявого белья, вытаскиваемого из-под завалов вместе с прочим мусором…