Екатерина Скорова - Опрометчивые желания [СИ]

— Отгонит ли кто-нибудь от меня эту драную кошку! — переходя на визгливые нотки, выпалил Лори, не стесняясь слуг.

Его слова подействовали, как кадка с ледяной водой — стиснув зубы, Алисия отошла от супруга, мысленно примеривая удавку ему на шею. А Лори был как нельзя взволнован и даже счастлив. Потирал руки, причмокивал за столом, щурился, как налакавшийся валерьянки котище. Шпилькой отзывалась в сердце Алисии эта радость. Подумалось — роди ему наследника, и то не заметит. Терпения хватило до ужина — едва притронувшись к запеченной рыбе, она поспешила прочь изо стола, заперлась в комнате, упала на кровать, кусая подушку. Слезы душили, застревая где-то внутри, выходя наружу только глубокими надрывными вздохами.

Когда же, наконец, Джозеф вошел в комнату, Алисия уже привела себя в порядок. Как бы то ни было — даже он не должен видеть, что равнодушие и злоба мужа не оставляют ее равнодушной.

— Вы меня ждали? — невозмутимо спросил Джозеф, ставя на столик около зеркала с пуфиком кувшин с теплой водой для умывания.

— Да, я…

— Госпожа, вы слишком неспокойны, — одернул дворецкий. — Сэр Лори уже смотрит исподлобья, на то, как вы вьетесь около меня. Вам стоило бы быть более осторожной.

Слова звучали буднично, монотонно. Алисия едва не закусила губу от досады — раб решил поучить ее жизни! Но вслух ничего не ответила, все-таки, в его словах было зерно правды. Выгонит Лори старика на улицу — и неизвестно, как обернется ее жизнь в этом доме.

— Я постараюсь, — выдавила она, наконец, заталкивая гордыню подальше. — Но я нашла способ избавиться сразу от двух куриц!

Джозеф внимательно слушал, опершись на столик. Похоже, ноги стали подводить дворецкого, но он крепился при хозяине, не позволяя присесть лишний раз.

— Когда теперь муж пойдет к ним?

— Не знаю, право… К новой, думаю, не скоро. Сейчас она в неприглядном виде, так что пока доктор не скажет, что она здорова, сэр Лори к ней не сунется, а вот ко второй… Не знаю. В любую минуту может пожелать.

— А когда доктор придет, ты будешь рядом? — спросила Алисия, жадно ловя ответ.

— Не так. Я буду провожать мистера Бердмана. Господин предпочитает отсиживаться в стороне, что надо — я ему передам.

— Отлично! Значит, ты сможешь оставить двери не запертыми!

И без того строгое выражение лица Джозефа окончательно окаменело.

— После такого меня выкинут со двора с переломанными ногами.

Об этом она и правда не подумала.

— А можно сделать так, чтобы вина свалилась на Оливера?

— Пока хозяин ему не доверяет, хотя… Я могу прикинуться больным, тут уж сэру Лори некуда будет деваться.

— Почему?

— Слишком привык делать темные делишки чужими руками, — без тени издевки ответил Джозеф. — Тогда и впрямь может выйти по-вашему, но это если хозяин куда-нибудь уедет сразу после визита врача, или если его кто-нибудь отвлечет на несколько часов.

— А что этот доктор? Он может заинтересовать моего мужа настолько, чтобы тот отвлекся на пару часов?

— Возможно… — дворецкий задумался. — Если приплатить, но услуги мистера Бердмана дороги, весьма дороги.

— Значит, решим так. Если всё пройдет гладко — получишь десять шиллингов.

— Могу я узнать — зачем вам отпертые двери этих несчастных? — последнее Джозеф выговорил с явным чувством.

— Пока не знаю, но если они и правда ненавидят моего муженька — мы найдем, о чем поговорить…

Отец — молодой, в новой кепке и клетчатой рубашке — сидел на краю постели, то улыбаясь, то хмуря брови. В руках — сверток лощеной бумаги. Мари не чувствовала запаха, но знала наверняка — там лежит что-то съестное. Дернулась, чтобы подняться, и не смогла. Тело стало чужим: руки не гнулись, голова, казалось, приросла к подушке, набитой опилками. Хотела крикнуть — не получилось, голос замёрз в горле, вываливаясь приглушенными хрипами. Тут же со скамьи около печки вскочила Молли — самая младшая сестренка, протянула ручку, жалостливо заглядывая в глаза.

Мари улыбнулась, радуясь, что хотя бы губы ее еще слушаются.

— Мама ушла, — грустно пролепетала Молли. Из темно-зеленых глазенок потекли слезы, срываясь на ситцевое платье темными пятнами.

«Откуда оно? — мелькнуло в голове. — У Аннет было похожее темно-синего цвета, когда нам было лет по семь, но до Молли оно не дотянуло, как мама не старалась его перешить… Мама!»

Мурашки побежали по спине, оставляя мокрые следы — Мари не видела, но четко осознала — мама лежит сейчас в часовне святого Патрика. Холодная, бледная с синевой, в гробу. Дома ее деть было некуда — не оставлять же гнить около печки. И потом — не всем отпрыскам Жорж Хьюлори рассказал о случившемся. Только старшим дочерям. Воспоминания о смерти матери всколыхнули, вывернули нутро. Вот только сон, а теперь она поняла, что это всего лишь грезы, не давал выплеснуть горечь слезами и причитаниями. Он словно впился в разум цепкими щупальцами, не давая вырваться, отнимая волю.

— Не бойся, — кладя ей руку на лоб, произнес отец и снова улыбнулся. — Я просто пришел помочь.

— Разве… — запнулась Мари, не решаясь даже во сне назвать его самоубийцей. Смолчала, проглотив вопрос о том, как папа выбрался из ада. Смотрела в его лицо и внутренне сжималась — как же она соскучилась по родным суровым или ласковым чертам! Как не хватало шлепков и теплой натруженной ладони на плече! — Почему только сейчас?

— Я всегда был рядом, детка, — грустно ответил отец. На лицо словно набежало облако, а потом оно стало меняться. Растаяли стены, исчезла Молли с застывшей скорбью в глазах, осталось только бесконечное белое пространство. А Мари по-прежнему лежала в постели и глядела на того, кто стоял рядом. Ангел. Хотя ангел ли? Блеклый хитон со струящейся за плечами лишней тканью, волосы до плеч, бескровное лицо с глубоко посаженными синими глазами. Чем дольше Мари всматривалась, тем сильнее он походил на изможденного путника. Странника по чужим грёзам или ловца опрометчивых душ…

— Кто ты? — спросила она, не ожидая ответа.

— Я всегда был рядом, — эхом отскочило от пустоты. — Я всегда буду рядом, ничего не давая, но делая тебя сильнее.

— Почему тогда ты исполнял желания? — спросила Мари, чувствуя себя обманутым ребенком, которому посулили кусок сахара, а взамен сунули кость.

— Я и не исполнял. Ты сама решила, что я могу дать людям больше, чем им отмерено. Сама придумала правила и верила в них.

— Почему не сказал раньше? — вытолкнула она дрожащими губами.

— Потому что ты верила, а вера делает людей сильнее. Я хочу, чтобы ты была сильнее, детка…

Голова побежала кругом, Мари зажмурилась во сне, и открыла глаза уже в реальности, резко подскакивая с кровати. И тут же повалилась обратно — в затылок словно налили чугуна: он отяжелел на пару фунтов и звенел от боли.