Екатерина Скорова - Опрометчивые желания [СИ]

Но, прочь склоки и недовольство — Господь видит обиженных и оскорбленных, и, похоже, у Него на Джейкоба большие надежды. Немудрено — какому богу понравится, если кто-то посягнет на его святое право творить людские души? Ничего, Джейкоб не повторит ошибок брата. Пару недель — и от механических нелюдей и духу не останется в Лондоне! Жалко, что, укусив хозяина, шавка Эндрю бесследно исчез. Его терзания доставили бы особую радость.

— Ваше Величество, — слова вошедшего придворного глашатая заставили вздрогнуть. — Народ собрался благословить короля.

Нота торжественности, отливавшая в голосе слуги, перепала к Джейкобу, завертелась на языке пламенной речью. Докучавший прислужник брата, да и сам Норвард, растворились в блаженном ожидании. Еще немного — и он увидит свой народ, оботрет слезы, прозирая и сирость и нищету, распрострет руки, суля сытость и благоденствие Англии.

— Боже, благослови Англию, — прошептал, замирая сердцем. Да, именно так он начнет свою речь! Свое правление! Подданные еще будут передавать этот день из уст в уста, благословляя короля-реформатора!

Внутренне ликуя, Джейкоб поспешил прочь из шатра…

Виктория не сказала бы, что дорога до площади далась ей легко. Тряска в кэбе по уложенной булыжником мостовой, запах подгнившей рыбы, доносившийся с порта — все это вынуждало зажимать рот и нос, лишь бы сдержать очередной приступ тошноты. Получалось далеко не всегда, и тогда Виктория просила кучера остановить лошадей и обессилено припадала к стенам домов и оградам, извергая нутро самым постыдным образом — себе под ноги. Хорошо — никто не обращал на нее внимания. Казалось, горожане вообще не замечали друг друга. Только сталкиваясь лоб в лоб или выскакивая из-под колес экипажа, они смачно матерились, распихиваясь локтями, и спешили дальше.

Наконец, мучительное путешествие закончилось — впереди замаячили белые флаги и невесть откуда взявшиеся в конце февраля свежие цветы, развешанные по уличным фонарям. Еще не дойдя до края толпы, Виктория нашарила взглядом сгорбленную фигурку Джейкоба, выступавшую на постаменте. Он простер руки и что-то заговорил, но слов не было слышно — только нарастающий гул в передних рядах и перекличку — в задних. Косматые лица в потрепанных ватниках и куртках озирались, приветливо кивая Генри и сопровождавшим его Освальду и Фредди, застывали взглядами на Виктории. Она не сразу различила, что на лицах этих людей вспыхивала надежда. Именно надежда и искреннее удивление — словно только что на их глазах Ангел Господень отворил камень от гроба Христова. В этот миг она позабыла про дурноту и поплыла мимо расступавшихся горожан, словно наполнившись эфиром. Чувство единения с народом, подкрепленное перенесенными тяготами и лишениями, которые этой полуодетой и полуголодной толпе приходилось терпеть ежедневно — всё это наполнило душу восторгом. Виктория не заметила, как Генри придержал ее за руку, останавливая в самом сердце собравшегося народа.

— Королева Виктория, — зашуршали сотни голосов, волной пробираясь к рядам аристократов. И те завертели головами, словно можно было без труда разглядеть человека в гуще толпы. У Виктории перехватило дыхание, ладони вспотели, казалось — еще немного, и она упадет на липкий холодный камень площади.

— Чем не лучший момент, чтобы расправиться с монархией, — с придыханием послышался голос Генри у самого уха. — Смотри — сейчас он упивается властью, а через добрых полчаса будет лежать с пулей в сердце.

Если до этих слов Виктория пошла бы за ним куда угодно и всё стерпела, то сейчас ее естество взбунтовалось. Но мягко — вспыхнуло желанием переубедить.

— Но зачем убивать? Мы не станем убивать, Генри, — зашептала она в ответ, обхватывая его за шею. — Генри… Я беременна… Это наш с тобой ребенок, слышишь? Я рожу наследника трона и стану королевой и тогда…

— Это хорошо, что ты сама призналась, — перебил он, плотнее прижимая ее к себе. Вот только объятия эти показались железные оковами, выдавили воздух из легких. Виктория беспомощно обвисла, чувствуя, как сознание покидает ее. — Я, конечно, тоже виноват — поддался соблазну, но теперь мне будет легче сделать это. Да и мои люди не пожалеют никого, когда узнают, что король Джейкоб убил тебя с ребенком под сердцем. — И добавил, словно заметил безмолвное «почему» в ее подергивающихся беспамятством глазах: — Прости, но я боролся со всей монархией, а не только с братьями Винздор…

Последние слова Виктория еле ухватила, обмякая в его руках. «Всё зря…» — вспыхнуло в мозгу уже на грани сознания, рука дернулась к животу — попрощаться с долгожданным и так нелепо загубленным малышом.

Но тут кто-то дернул ее в сторону, перекинул через плечо, давая возможность наблюдать, как Генри скукожился, хватаясь за окровавленную щеку. Только отдышавшись она узнала широкую спину Освальда, поискала глазами Фредди — но его нигде не было. Меж тем толпа всполошилась, заколыхалась, подалась вперед. «Долой горбуна Джейкоба! В Темзу проклятых Винздоров!» — раздалось над головами, унеслось в небеса, отзываясь вороньим карканьем. Еще немного — и воздух прорезали выстрелы, лязг, крики боли и злобы. Виктория обвисла на плече Освальда, уносившего ее только в одному ему известное место, и ловила себя на том, что и не хочет знать куда. Внутри стало темно и пусто, словно кто-то задул душу…

Первая капель наполнила улицы птичьими трелями, а воздух — весенней свежестью. Мальчишки в легких клеёнчатых куртках, еще недавно не жалевшие сил, чтобы побыстрее добежать от дома до работы, с гуканьем гоняли ворон, гревшихся у заводских труб. Один из них куском льда ловко попал птице в голову и торжествующе загоготал. Виктория отвернулась, не хотелось наблюдать, как меткий стрелок довольно теребит добычу за крылья. Вспомнилось, как такая же ватага ребятни забрасывала камнями механического констебля. Наверное, он был один из немногих кто еще оставался на улицах Лондона. Может даже, повинуясь заложенной создателем программе, патрулировал их, пока не свалился. Черные пятна гнили на лице и руках, тщетные попытки подняться или уползти куда-нибудь подальше от разгоряченной толпы десятилетних сорванцов. До сих пор по ночам Виктории снились его глаза: удивленно обиженные, похожие на собачьи, когда вдруг хозяин ни с того ни с сего ухватил палку и принялся дубасить пса, накрепко привязанного к ограде…

— Королева?

Виктория вздрогнула — до сих пор голос особого поверенного Освальда вызывал оторопь. Хотя, внешне он совершенно изменился — чистый, гладко выбритый, в накрахмаленной рубашке и в черном костюме.

— Пора? — спросила она и обмерла, чувствуя, как немеют пальцы.