Вальтер Моэрс - Мастер ужасок [litres с оптимизированной обложкой]

– Что ты скажешь? – кокетливо спросила ужаска и исполнила пируэт, от которого зашелестели листья. – Это соответствует поводу? Сначала я хотела сделать подвенечное платье из краснокочанной капусты, но она так резко пахнет.

Эхо не мог оторвать от нее взгляда. Разумеется, в новом обличье все еще была прежняя ужаска, но казалась другой. Она лучше пахла. Она вела себя величаво. Она сияла внутренней красотой. Роскошь цветов затмевала все ее недостатки.

– Это умопомрачительно, – признался Эхо.

– Спасибо. Это я еще не подушилась.

– Ты намерена брать Айспина приступом?

– А как он отреагировал на любовный напиток? – спросила Ицануэлла, поправляя свое платье.

– Трудно сказать. Вообще-то никак не отреагировал. Правда, у меня не было возможности понаблюдать за ним. Он выпил бокал вина и сразу ушел.

– Необходимо время, чтобы проявилось полное действие напитка. Это где-то около часа.

Ужаска стала снимать с Эхо винный провод.

– Было тяжело? – спросила она, ослабив ремень.

– Прошла целая вечность, пока он соизволил выпить бокал, – ответил Эхо. – Но потом опустошил его залпом.

– Это хорошо. Я так волнуюсь.

– До сих пор все шло великолепно, – сказал Эхо, потягиваясь и радуясь тому, что освободился от обременительного провода. – Но мы должны быть готовы ко всему. Что мы будем делать, если напиток не подействует?

– Я тоже об этом подумала, – призналась ужаска. – Если Айспин не отреагирует на мое появление так, как мы предполагаем, то я скажу, что пришла просто навестить его. В связи – э-э-э – с ужасковой луной. Старый забытый обычай ужасок, который я вновь хотела бы возродить. Поэтому я надела праздничное платье. Или что-то в этом роде. За это он вряд ли будет жарить меня на ужасковом гриле, как ты думаешь?

– Таким образом ты выкрутишься из ситуации, – сказал Эхо. – А что будет потом со мной?

– Н-да, – вздохнула ужаска. Возникла тягостная пауза.

Некоторое время в воздухе висело «н-да…». Потом Ицануэлла воздела руки к небу и вскричала:

– Прочь мрачные мысли! Все уладится! Мне нужно еще навести марафет и подушиться.

Она исчезла за занавесом и стала жужжать и гудеть, как рой пчел. Эхо терпеливо ждал. Когда она опять появилась, то выглядела еще привлекательнее. Ее губы были темно-красного цвета, многочисленные бородавки исчезли под макияжем. У нее были длинные шелковые ресницы, которых Эхо никогда у нее не замечал. На щеках горел здоровый румянец.

– Так! – воскликнула она. – А теперь – последняя капля! Взбитые сливки на десерт.

Она капнула из флакона с духами из царапковой мяты пару капель и растерла по декольте. Затем она нетерпеливо улыбнулась Эхо.

Волна безграничной симпатии охватила царапку. Он потерся о ноги Ицануэллы, как он каждый раз на крыше терся о куст царапковой мяты, и потом так же счастливо замурлыкал и замяукал.

– Тогда пошли! – крикнула ужаска. – Вперед к крепости Айспина, будем ее брать!

Необычная картина, которую являла собой эта странная парочка, следовавшая по улицам Следвайи, привлекла внимание прохожих. Когда они поднимались вверх по Аптекарской улице, собралась толпа недоумевающих прохожих. Ужаска подняла голову вверх и даже не подумала ускорить шаг. В отличие от Эхо она, казалось, наслаждалась происходящим.

– Не обращай на них внимания, малыш! – сказала она. – Это обычные ханжи.

Когда они дошли до дорожки, ведущей к замку, за ними уже никто не отважился последовать.

– Они еще к тому же и трусы, – тяжело дыша, сказала Ицануэлла с презрением. Она положила руку на грудь. – Батюшки, у меня сердце сейчас выпрыгнет из груди.

Только у входа в замок они остановились. Ужаска подняла глаза на здание, которое вблизи выглядело значительно более старым, чем издали.

– Как ты думаешь, где сейчас Айспин? – спросила она.

– Я думаю, в лаборатории, – ответил Эхо.

– Тогда за работу, – сказала ужаска. У нее так пересохло в горле, что она смогла лишь прохрипеть эти слова.

Всю ту гордость и самоуверенность, которые демонстрировала Ицануэлла на улицах Следвайи, как рукой сняло, как только они оказались в здании замка. Дрожа всем телом, поднималась она по ступеням, боязливо рассматривая набитые мумии, как маленькая девочка, которая впервые ехала по дороге «ужасов». Пот струился по ее лицу, смывая макияж и капая в декольте.

Внезапно посреди лестницы она резко остановилась.

– Я не смогу это сделать, – сказала Ицануэлла жалобно. – Я не справлюсь.

– Перестань, – приободрил ее Эхо. – Мы уже многое сделали.

– Я боюсь.

Эхо стал лихорадочно думать. Как ему ее успокоить?

– Как ты расцениваешь свой страх по шкале? – спросил он, наконец. – По шкале от одного балла до десяти?

– В сто баллов. Нет, в тысячу. Нет, в миллион. Нет, в сто миллионов. – Ужаска тяжело задышала.

Эхо понял, что на сей раз это не поможет.

– Пойдем же! – сказал он. – У нас все получится. Ты выглядишь сногсшибательно.

– Да, – сказал она. – Я ведь понимаю, что ты должен в это поверить. Это твой единственный шанс. Но я не должна этого делать. Мне достаточно всего лишь вернуться назад, и тогда все будет как прежде.

– Но у тебя ведь есть план на тот случай, если что-то пойдет не так. Тогда ты расскажешь ему о старом обычае ужасок и просто исчезнешь.

– Речь совсем не об этом. Ты думаешь, я боюсь Айспина? Или этих жутких чучел? Подумаешь! – Ужаска сделала презрительный жест.

– Чего же тогда?

Она пристально посмотрела на него. В ее взгляде было настоящее отчаяние, а в глазах стояли слезы.

– Я боюсь самое себя, – сказала она дрожащим голосом.

– Ты говоришь загадками. Ты не могла бы найти для этого более подходящее время?

Эхо был озадачен. Она его бесила и одновременно вызывала сожаление.

– Я только сейчас это осознала. Как это было с боязнью высоты на крыше. Ты не понимаешь? Это не только твой последний шанс. Это и мой последний шанс.

– Я не понимаю.

– Ты знаешь, сколько мне лет? – спросила ужаска. – Нет, к счастью, ты этого не знаешь. И я тебе этого тоже не скажу. И я тебе также не скажу, сколько шансов любви я упустила в своей жизни. Но одно верно: этот шанс – последний.

Она вытерла слезы.

– На этот раз я пустила в ход все, что только могла. Любовный напиток. Духи. Это платье. Себя самое. Если в этот раз я не смогу завоевать сердце, у меня больше никогда не хватит мужества попытаться еще раз.

Постепенно Эхо начинал понимать.

– Если я сейчас уйду, – прошептала Ицануэлла, – я могу себе всегда сказать: а может быть, у меня бы получилось. Это ведь лучше, чем горькая правда, не так ли?