Даниил Алексеев - Возвращение в Средиземье

— Пошлите к столу, — прервал его тираду маленький гном. — Я налил по второй, да и закусить не мешает.

Никто не заставил себя долго упрашивать. Уже вечерело и после пережитых приключений хотелось есть.

Сати села рядом с Шуршаком и смотрела на него влюблёнными глазами. Утэра это бесило. Даже Арагволду стало обидно, что его ярая поклонница так быстро нашла себе другого.

Все доставали свои запасы.

— У нас классная закуска: грибы и мясо! — похвалился Пушдук.

— Какое такое мясо?! — спросил с подозрением дворецкий. — У нас тут королевский заповедник — охота запрещена!

— Паучатина.

— Мясо гигантских пауков, — пояснил Шуршак.

— А, ну это другое дело. Вы просто санитары леса! Кто бы мог подумать, что от орков будет польза! А то гигантские пауки всё Лихолесье заполонили. Вот что, можете жить тут, пока не вернётся король, а там уж как он решит.

При слове «паучатина» у Ромашки сразу пропал аппетит.

— А что у вас за грибы? — поинтересовалась она, чувствуя подвох. — Что-то я тут видела одни поганки.

— Так это же и есть самые лучшие грибы! — воскликнул поражённый Пушдук. — У нас, орков, они деликатес.

— Каждому своё, — рассудил мудрый Амрод.

Ночь спускалась на Лихолесье, но при свете костра было не темнее чем днём. Орчанки уже уложили спать шаловливых орчат в неказистые шалаши. Взрослые орки, эльфы, люди, хоббиты, гномы и нидинг всё ещё сидели у костра и думали каждый о своём.

Амрод обдумывал собственную теорию о роли человеческого фактора. Маэлнор сочинял очередную песню о дружбе народов. Беарнас ругал про себя валаров, которые стравливают братьев.

«Как хорошо, что рядом мудрые эльфы, — думал Бродо. — Без них пришлось бы самому шевелить мозгами, как бедному Бильбо, когда он спасал в этом легендарном лесу гномов. А так можно расслабиться и помечтать. Пусть планы обсуждают бессмертные, не зря же Эру дал им мудрость».

Ромашка, как и всякая порядочная хоббитянка, знала, что уже пора спать. Но, как и всякая порядочная хоббитянка, она не могла заснуть в таком жутком месте.

Сати и Шуршак, вероятно, думали об одном и том же, так как стоило только объэльфевшему орку предложить прогуляться под луной, как девушка сразу согласилась.

— Только далеко не уходите, Лихолесье всё же, — напутствовал их Моторин.

— Слушай, — шепнул ему Малыш. — Всё это, конечно, хорошо: там, дружба, любовь, пиво опять же. Меня одно беспокоит: если мы с гоблинами помиримся, то кого ж мы рубить будем?

— Ох, и не говори, почтенный! — поддержал его сородич.

Арагволд грустно посмотрел вслед Сати и подумал: «Вот женщины! Только что пылала ко мне любовью, хотела ехать на одном коне и на тебе! Нет, всё же я люблю Кэшту!!!»

В душе Утэра бушевали чёрная зависть и нестерпимая обида. Променять его, писаного красавца, и на кого — на безобразного орка!!!

Карлсон был тут как тут:

— Смотри, Утэр, упустишь своё счастье! Вон сидит отличная девочка, в темноте она не так уж безобразна, а поцелуешь раз, и вообще красавицей станет!

Эти слова только подливали масла в огонь. В Утэре боролись неутолённая похоть, ущемлённая гордость и отвращение к гоблинам. Наконец он не выдержал:

— Шушара, пошли в кусты, я хочу открыть тебе тайну моего сердца!

Шушара кокетливо улыбнулась и, сияя от радости, вместе с человеком удалилась из поля зрения. Вся компания перемигнулась. Лишь Ромашка проводила парочку осуждающим взглядом.

Затем хоббитянка перевела свой взор на соплеменника. И тому сразу стало как-то не по себе.

— Бродо, ты, кажется, хотел пригласить меня погулять?

— Я?! — изумился хоббит.

— Смелее, друг, — шепнул Моторин. — Мы мысленно с тобой.

С этими словами он слегка подтолкнул Бродо. «Слегка» для гнома, но весьма ощутимо для полурослика. Настолько ощутимо, что Заскокинс вылетел навстречу хоббитянке и чуть её не сбил.

— Какой ты страстный, милый! — обрадовалась Ромашка.

Бродо не успел опомниться, как она уже взяла его под руку и увлекла прочь от костра.

— Я так за них рад, ведь мы, гномы, очень серьёзно относимся к любви! Правда, Малыш? — донёсся до половинчиков голос Моторина.

Ответ маленького гнома они уже не расслышали. О таких приключениях в Красной Книге ничего не писали, и юный хоббит чувствовал себя явно не в своей тарелке.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — намекнула Ромашка.

— Погода хорошая, — пробормотал первое, что пришло в голову сбитый с толку невысоклик.

— При чём здесь погода?!

— Ты тоже ничего, — нашёлся потомок Фолко Великого.

— Бродо, дорогой, я думала, ты никогда не скажешь мне этих слов!!!

— А что я такого сказал?! — испугался хоббит.

В сей волнительный момент неподалёку затрещали кусты. Ромашка вскрикнула и бросилась в объятия своего кавалера.

— Ты это чего?

— Мне страшно.

— Что здесь страшного? В ту сторону пошли Утэр и Шушара, наверное, в тех кустах скрыта тайна его сердца, и он её ищет.

— С тобой я ничего не боюсь, любимый!

С другой стороны донёсся звонкий эльфийский голос, читавший явно орочьи стихи:

— Правда, здесь романтично? — спросил Бродо, и Ромашка впервые с ним согласилась.

Тем временем цепкий взгляд Амрода остановился на ехидно комментировавшем ночные похождения карлике.

— А вот из этого мы сделаем короля нидингов, — шепнул он на ухо Маэлнору.

— Ты с ума сошёл!

— У тебя есть кандидатуры лучше?

— Убедил.

Амрод улыбнулся с лёгким оттенком превосходства. Затем он повернулся к остальной компании и вмешался в их весёлую беседу:

— Послушай, Карлсон, ты бы лучше рассказал нам о своих отношениях с Дюймовочкой.

Карлика аж передёрнуло.

— Это закрытая тема, — объяснил за друга Малыш.

— Понимаю, — участливо молвил Моторин. — Ведь мы, гномы…

— Элберет твою Гилтониэль! — перебил его Беарнас. — Почему бы не рассказать друзьям?! У меня тоже любовь сложная, но когда расскажешь, сразу становится легче.

— Действительно, почему бы и нет? — добавил Маэлнор. — Может быть, мы чем-то смогли бы помочь.

— Чем тут поможешь?! — встрепенулся Карлсон. — Ведь её отец — самый богатый и знатный нидинг, и он никогда не согласится на наш брак!!!

— Ну, это мы ещё посмотрим! — веско заявил Амрод. — Кажется, я знаю, что нужно делать. А теперь расскажи всё подробно.

От эльфийского зрения не укрылась ни тень сомнения, промелькнувшая на крохотном личике карлика, ни вспыхнувший в его глазках-бусинках огонёк надежды.

— Вряд ли кто-нибудь поверит, что мы, нидинги, способны на настоящую любовь.