Джон Толкин - Хоббит, или Туда и обратно. Избранные произведения

— Ишь ты! — хмыкнул Нокс, вынимая находку из шкатулки. — Забавная штукенция.

— Вовсе нет! — произнес у него за спиной знакомый голос.

От неожиданности Нокс чуть не подпрыгнул. И что этот Подмастерье себе позволяет! Молоко на губах не обсохло, а туда же, поучать вздумал, паршивец этакий! Уж как хотите, а не след мальчишке старшим указывать. Мало ли что он глазурь готовить умеет, невелика заслуга! (По правде сказать, Подмастерье редко разговаривал с Поваром, все больше помалкивал и рот открывал, лишь когда его о чем-нибудь спрашивали, но сейчас вдруг изменил своему обыкновению.)

— Что значит «нет», юноша? — нелюбезно осведомился Нокс. — Разве она не забавная?

— Она волшебная, — ответил Подмастерье. — Эта звезда — из Волшебной Страны.

Мастер Повар расхохотался.

— И то ладно, — сказал он, отсмеявшись. — По мне, так пускай разволшебной будет, лишь бы на дело сгодилась. А ты, парень, как я погляжу, никак не повзрослеешь. Ступай-ка лучше изюм перебирать. Коли попадутся волшебные изюминки, не забудь меня позвать — хоть посмотрю, какие они.

— А зачем вам звезда, Мастер? — спросил Подмастерье.

— В Пирог ее запеку, вот зачем, — ответил Нокс. — Там ей самое место. — Он усмехнулся. — Знаешь ведь небось, есть такой обычай: запекать в пироги всякие пустяковины, монетки и все такое прочее. Или забыл уже, как оно на праздниках бывает? У нас в деревне издавна так повелось, и детишкам нравится.

— Мастер, это не пустяковина! Это волшебная звезда!

— Слыхали, слыхали, — отмахнулся Нокс. — Ладно, детворе расскажу — вот смеху-то будет.

— Зря надеетесь, — сказал Подмастерье, — не будут они смеяться. Но решили вы правильно. Так и сделайте.

— Ты говори, да не заговаривайся! — одернул его Нокс. — Мал еще меня жизни учить!

Когда Пирог вынули из печи и покрыли глазурью (все делал Подмастерье, а Нокс только покрикивал), Повар сказал:

— Знаешь что, парень? Коли в голове у тебя сплошные небылицы, тебе и Королеву лепить.

— Хорошо, Мастер, — откликнулся Подмастерье. — Сам бы я не стал, но вам виднее.

— То-то и оно, что мне виднее, — согласился Нокс.

И вот настал долгожданный день, и все, кого пригласили на Пир Двадцати Четырех, собрались в Хоромине за большим столом, посреди которого высился Праздничный Пирог. На столе горели двадцать четыре свечи, освещавшие макушку Пирога в виде заснеженной горы. На горных склонах сверкали крохотные, будто укутанные инеем деревца, а на вершине горы стояла на одной ножке, словно ее запечатлели танцующей, фигурка в белых одеждах, и в руке у нее была волшебная палочка, искрившаяся, точно льдинка в лучах солнца.

Дети глядели на Пирог во все глаза. Кто-то от радости захлопал в ладоши, кто-то проговорил замирающим голоском: «Какая красивая! Совсем как волшебная!» Мастер Повар услышал — и не сдержал довольной улыбки; а Подмастерье нахмурился. Они пришли на Пир вдвоем: Мастеру полагалось собственноручно разрезать Пирог, и не кто иной, как подмастерье, по обычаю, должен был вручить ему остро наточенный нож.

Наконец Повар, сжимая в руке нож, подступил к Пирогу.

— Вот что я вам скажу, милые вы мои, — обратился он к детям. — Это необычный Пирог. Сверху у него глазурь, а внутри спрятаны разные пустяковины, монетки и прочие безделки. Смотрите, не проглотите! Их ровным счетом двадцать четыре, достанется всем, если, конечно, Королева Волшебной Страны рассудит по справедливости. Но особо на нее не полагайтесь — уж больно она пошутить любит. Не верите — у моего подмастерья спросите, он вам распишет.

А ученик, отвернувшись от Повара, вглядывался в лица ребятишек.

— Ах да! Чуть не забыл! — продолжал Нокс. — Вообще-то пустяковин в Пироге на одну больше, то есть двадцать пять. Есть там еще маленькая серебряная звездочка. Мой подмастерье говорит, что она — волшебная. Так что кушайте осторожно, не то, неровен час, зубы поломаете. Такому горю никакая звезда не поможет, будь она хоть трижды волшебная. Что ж, приступим, и пусть кому-нибудь повезет!

Праздничный Пирог удался на славу, да вот беда — оказался невелик. Каждому из ребятишек досталось по одному большому куску — и все, на добавку уже не хватило. Дети уписывали свои куски за обе щеки и радостно вскрикивали, когда находили монетку или какую другую вещицу. Кому попалась одна-единственная, а кому — сразу две, а то и три. (Так оно обычно и бывает — счастье ведь поровну не делится, сколько ни украшай пироги белыми фигурками с волшебной палочкой в руках.) И скоро Праздничный Пирог съели подчистую, однако серебряной звездочки никто почему-то не нашел.

— Что за диво! — воскликнул Повар. — Выходит, она вовсе не серебряная? Растаяла, похоже. Или и впрямь волшебная была — взяла да улетела к себе домой, в Волшебную Страну. Вот уж подшутила, нечего сказать!

Он с усмешкой поглядел на ученика. Тот встретил его взгляд. В темных глазах Подмастерья не было и тени улыбки.

Разумеется, серебряная звездочка и вправду была волшебной — ученик не ошибся: кому как не ему было знать истину. Случилось же вот что — звездочку, сам того не заметив, проглотил один из ребятишек, сын деревенского кузнеца. Он уже отыскал в своем куске монетку — и отдал ее соседке, девочке по имени Нелл: она сильно огорчилась, оттого что ее кусок оказался пустым. Позже, вспоминая Пир, мальчик частенько гадал, куда же все-таки запропастилась звезда; и невдомек ему было, что звезда в нем, что она затаилась в ожидании назначенного срока.

Зима миновала, а за ней прошла и весна, и наступил июнь с его длинными днями и совсем короткими, мимолетными ночами. В свой день рождения — ему исполнилось десять лет — сын кузнеца проснулся до зари. Спать не хотелось. Он выглянул в окошко: на дворе было как-то по-особенному тихо, все словно замерло в ожидании чего-то, что должно было вот-вот произойти. Чуть погодя задул ветерок, напоенный ароматами трав, едва слышно зашелестела листва на деревьях. Занялся рассвет, издалека донеслись птичьи трели, и над окоемом взошло солнце; чем выше поднималось светило, тем громче становились трели, они подступали все ближе — и вдруг нахлынули морской волной, накатили на двор и сад и умчались дальше, на запад.

— Как в Волшебной Стране, — проговорил мальчик. — Там все поют, и птицы, и люди.

И тоже запел, высоким, чистым голосом, и песня эта была на незнакомом языке, а слова приходили сами, будто он где-то их услышал и, сам того не ведая, заучил наизусть. И в тот самый миг звезда сорвалась с его уст и упала бы наземь, не подставь он ладонь. Была она уже не тусклой, как прежде, а ослепительно яркой, точно вобрала в себя солнечный свет. Внезапно она шевельнулась, затрепетала и приподнялась над ладонью мальчика, словно собиралась взлететь. Поддавшись необъяснимому порыву, мальчик прижал ладонь к голове, и звезда будто прилипла к его лбу да так там и осталась, и с тех пор он многие годы носил ее на челе.