Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Зачем твоей госпоже так много яда? – Спросил я ещё. – Тем, что она здесь приготовила, можно было бы перетравить несколько сотен человек.

– Я этой комнаты никогда не видела. Богом клянусь! Когда она что-то подливала, то из такой коричневой бутылочки. И всё.

Я не знал, могу ли я верить Маргарите, но в данный момент это не имело значения. Может быть, Эсмеральда Пляйс просто любила изготавливать и коллекционировать яды? Одни собирают книги, другие – богато украшенные оружие и доспехи, а она имела коллекцию смертоносных порошков, мазей и напитков. А может, ей нравилось чувствовать власть над человеческой жизнью? Она представляла, что было бы, если бы она отравила городские колодцы, и отказывалась от этой мысли, убеждая себя в чувстве, какой она благородный человек. Или она планировала, что когда-нибудь отвергнет моральные ограничения и познакомит горожан с работой своей коллекции? Кто мог это знать, и кого это могло волновать? Эсмеральда Пляйс была мертва, что казалось самым выгодным из возможных решений.

Я не собирался посещать Роберта в ту же ночь, поскольку не хотел вызвать суматоху, которую, несомненно, мог спровоцировать столь поздний визит в дом бургомистра. Дело могло совершенно спокойно подождать до утра, тем более что я должен был ликвидировать коллекцию Эсмеральды. Это дело что-то мне напоминало. Мне казалось, что раньше я уже видел подобную тайную комнату, но в ней были не только яды, но и таинственные книги, статуэтки и амулеты. Откуда могли появиться такого рода воспоминания? Может, на самом деле они были не воспоминаниями, а образами, возникшими в результате чьих-то рассказов? Ведь в Академии Инквизиториума не раз, не два и не десять нам рассказывали и напоминали истории многих преступников и отступников. Я приказал Маргарите принести молоток и гвозди, а затем тщательно забил досками двери в комнату Эсмеральды.

– Упаси тебя Бог войти сюда без моего разрешения или кого-нибудь впустить, – предупредил я.

– Столь мощное укрепление, как вы соорудили, я не смогла бы преодолеть, даже если бы захотела.

– Лучше не пытайся, Маргарита. – Я серьёзно посмотрел на неё. – И не бойся, что тебя будут судить за соучастие. Я не собираюсь вмешивать тебя в это дело.

Она прикусила губу.

– Это очень великодушно с вашей стороны, мастер. Я понимаю, что я у вас в долгу, который следует погасить. – Она опустила глаза. – А девушке столь бедной, как я, нечего предложить, кроме...

С полным смирением признаю, что на миг я задумался, не воспользоваться ли возможностью и не провести ли ночь с молодой служанкой, чтобы доказать ей, что инквизиторский пыл проявляется не только в преследовании ересей. В конце концов, я пришёл к выводу, что это не лучшая идея.

–...молитвы за моё здоровье, – закончил я за неё и улыбнулся. – Спокойной ночи, Маргарита.

Изумление, которое я увидел в глазах девушки, было довольно забавной платой за принятое мною решение.

Дом бургомистра я посетил ещё до полудня, попав как раз в то время, когда хозяин вместе с семьёй и друзьями сидел за столом, наслаждаясь едой и благородными напитками. Меня пригласили в компанию, и я не мог себе отказать воспользоваться этим приглашением. Правда, после завтрака у Грюннов мне казалось, что уже ничего не влезет в мой живот, но оказалось, что несколько бокалов гданьской водки великолепно пробудили мой аппетит.

– Нет ничего похожего на гданьскую водочку, – вздохнул бургомистр с явным удовольствием. – Ни один напиток так гладко не проходит в желудок и в столь значительной степени не обостряет ум.

– И чувства! Чувства тоже! – Выкрикнул один из гостей. – Я, как выпью водки, то сразу готов бежать в бордель. И такие у меня тогда неожиданные силы, что девки кричат, что сами мне заплатят, лишь бы только я оставил их в покое.

Этот человек, вероятно, не понимал, что это говорит не в его пользу. Я сам определённо предпочитал, когда шлюхи уговаривали меня остаться, и когда они соглашались не взимать дополнительной платы за это время. Ну что ж, человек вежливый в речах и умелый в постели может снискать симпатию даже столь жалкого существа, как шлюха. Можно сказать, что не раз и не два девушки подобной профессии ели с моих рук. Чтобы быть точным, я могу лишь добавить: не всегда только с рук, поскольку я вспомнил, как однажды я решил использовать миску воздушного ванильного крема следующим образом...

– Мастер инквизитор? – Голос бургомистра прервал мои размышления на самом интересном моменте.

– Да?

– Я только что спросил, знаете ли вы имя какого-нибудь особенно опытного в своём искусстве палача. Потому что, знаете, когда дело дойдёт до казни Пляйса, мы бы хотели, чтобы всё прошло как нельзя лучше. И чтобы надолго запомнилось, как в нашем городе могут подготовиться к подобному торжеству.

– Суд ещё не вынес решения, – напомнил я.

– Это всего лишь формальность. – Бромберг пренебрежительно махнул рукой.

– Когда приговор будет вынесен, я с удовольствием помогу вам с выбором палача, – сказал я и встал. – А теперь я искренне благодарю вас за угощение, но долг зовёт. Можете проводить меня к господину Пляйсу?

Бургомистр с сожалением вздохнул и на прощание опустошил ещё два бокала гданьской водки, один за другим. Он выдохнул и блаженно улыбнулся, после чего, подкреплённый напитком, двинулся быстрым шагом.

– Пейте, ешьте, дорогие гости, что Бог послал. Я скоро к вам вернусь – объявил он.

Мы спустились в подвал и повторили тот же ритуал, что и в прошлый раз, с закрытием двери, и я оказался внутри камеры, где держали Пляйса. Двоюродный брат Оттона даже не вздрогнул, когда увидел меня. Он лежал на одеяле и смотрел в потолок.

– Здравствуйте, господин Роберт, – сказал я сердечным тоном.

– Здравствуйте, – ответил он не глядя на меня. – Вы знаете, я с рассвета смотрю на этого паука. Вон там, видите, между этими двумя щелями в потолке...

Я проследил за его взглядом и действительно увидел неподвижно сидящего паука.

– Он не сдвинулся даже на дюйм за эти несколько часов. Почему? Чего он ждёт?

– Может, спит? – Предположил я.

– Может и так, – вздохнул Пляйс. – Но каков смысл его существования? Что он делает, кроме сна и добычи пропитания? Кроме этого он только бежит за жертвой и бежит, когда хочет спастись от нападающего. Что такое его жизнь, как не постоянная борьба за выживание?

Меня не особенно интересовала эмоциональная жизнь пауков, но по собственному опыту я знал, что мысли людей пред лицом смерти иногда бродят странными путями. И тогда они размышляют над вопросами, которые в другой ситуации вообще не привлекли бы их внимания.

– Каждое животное, каждый маленький червь имеет одно свойство, – сказал я. – Это инстинкт выживания. Мы, люди, иногда об этом забываем.