Богатова Властелина - Хранящая огонь [СИ]

— Тебе придётся смирится. Теперь ты моя полностью.

— Дай мне время, — бросила она холодно в ответ.

Вихсар ухмыльнулся, обращая взгляд на костёр, слыша, как всё ещё стучит по кровле и листве дождь, кажется, снова припускаясь быстрее. Оказалось мало просто слов и взглядов, а липшую к коже рубаху дико хотелось сдёрнуть с себя. Он вернул взгляд на Мирину, и та вздрогнула, видно увидела что-то в его взгляде, поняв его по-своему, и это только толкнуло его вперёд. Не так уж в шатре было просторно, два шага — и вот он уже навис над ней. Мирина не дёрнулась, не отпрянула, стояла спокойная и неподвижная, как вода в пруду. С его волос всё ещё стекали капли, падали ей на плечи, на грудь. На самом донышке её глаз трепетали отсветы от очага, затаилось ожидание. Хотелось бы ему залезть в эту головку и узнать, о чём она думает, что чувствует к нему. Неужели только ненависть? Не верилось.

— Как только мы вернёмся в лагерь, ты станешь моей женой, — прошептал он под шуршание дождя.

Губы Сугар, налитые, мягкие, раскрылись, но княжна только выдохнула, видно не зная, что и ответить. Только ему не нужны были слова, ему нужно было напиться поцелуем немедленно. Он знал, что язык тела — переплетение пальцев, движение бёдер, прикосновение ладоней и соитие — понятней и искренней всяких слов. Если она хочет выплеснуть на него весь свой гнев и ненависть, пусть сделает это в постели. И насколько Мирина искренна, он прекрасно знал и жаждал этого всем естеством. Он до одури хотел припасть к этим влажным губам немедленно, но тогда уже точно не остановится, и с каждым утекающим мигом это желание обострялось, оголялось. Он чувствовал в такой близости жар её тела, видел, как вздымается и опускается в неровном дыхании её грудь, слышал тонкий запах, который вызывал в нём лишь необоримое дикое возбуждение. Тканевые стены шатра тронулись с места, поплыли куда-то вместе с огнём. Лучше бы он сюда не заглядывал. Он протянул руку, осторожно касаясь кончиками пальцев её шеи, чуть погладил, склоняясь к её губам, плотно сжатым, но это ненадолго. Он чувствовал её напряжение, скованность — знакомые, он к тому привык. Она даже не воспротивилась, когда он сжал её полную грудь, чуть сдавил. Грубости совсем не требовалось, Сугар позволяла свободно касаться себя. Что-то заставило его, он посмотрел ей глаза, и внутри всё упало — слишком потерянной и несчастной она выглядела сейчас, все тяготы минувших событий отразились в этот миг в её голубых глазах.

Вихсара затрясло изнутри, он зло сжал зубы, отвернул лицо, вновь бросая взор на очаг. Сдавив пальцы в кулаки до хруста, он развернулся и вышел так же стремительно, как и зашёл, нырнул снова под прохладную морось, совсем теперь неприятную. Снаружи уже значительно потемнело. Нет, он не мог овладеть ей сейчас. Совершенно сбитый с толку, он ещё никогда не видел её такой надломленный. Борьба и гнев искрились в её глазах, а ещё ненависть и омерзение, но чтобы вот такая ранимость… Это расшатало его окончательно, и на короткий миг даже дыхание оборвалось, настолько её боль проникла в сердце, он ощущал её, как свою собственную. Вихсар поднял руки, быстро сдёргивая с себя мокрую рубаху, перекинул через плечо и зашагал к костру, решая окончательно оставить на сегодня свою бывшую пленницу в покое.

[1] Иже, Ръци, Животъ, Азъ — древнеславянские буквицы.

Арьян неподвижно смотрел вперёд, через весь длинный стол, тянувшийся посередине гридницы, уходящий вглубь теней. Его взгляд задерживался на той границе, где тускнел свет от факелов, закреплённых в держателях, и начинался сумрак. Огонь не отпускал. Он поглощал, забирая его всего в неподвижную глубь. Арьян невнятно слышал голоса бояр, гудящие, как в трубу, выделял из них изредка раздающийся низкий голос отца, который как бы отпечатывался в нём, как след на снегу. Холодный и неживой. Князь после разговоров с валганами выглядел бодро: пропала пресыщенность и пустота во взоре, он как крепкий дуб, напитавшийся корнями влаги — теперь не сломить. Арьян отвёл взор от глубины теней, глянул на стол и наткнулся на руки отца, крепкие, сильные, с извилистыми вздутыми венами, оплетавшими кулаки, их перекрывали старые раны, полученные в битвах, что зарубцевались давно и зияли буроватыми полосами. Арьян привык их видеть, но почему-то всё время задерживал на них взгляд, как и сейчас. Княжич поднял глаза. По левую сторону от его отца сидел Радьяр, сосредоточенный и хмурый, по правую восседал едва ли не на два места широкогрудый старейшина Вяз в лисьей шубе, накинутой на плечи. Широкие щедрые ладони мужа покоились на столе. Вяз был добросовестным и справедливым, отец его держал всегда рядом. Остальные старейшины расселись вдоль стола, важные, мрачные и озадаченные. Настороженно и пытливо наблюдали за теми, кто сидел по другую сторону стола, с кем разделяли ныне трапезу по случаю отбытия валгановской ватаги.

Посланцы хана приняли приглашение разделить братину, выказывая почтение, не взирая на имевшиеся к князю претензии. Найир был за главного среди их братии, что въехала в детинец ещё седмицу назад. Лицо батыра, словно из бронзы высеченное, было загорелым до лоска, карие, как у всех валганов, глаза, ястребиные и удушливые, под чёрными бровями, смотрели остро, недоброжелательно, но сдержанно, терпеливо. На голове его красовалась войлочная шапка, отороченная мехом, из-под которой падали на плечи чёрные, как дёготь, волосы, сплетённые в косицы. Плечи покрывали широкие листы кожи, с подшитыми к ним тонкими металлическими пластинками, что, как рыбья чешуя, блестели в отсветах огней, делая воина ещё могучее. Не стали даже за столом разоружаться, остерегались. Рядом его советник Тимиркай. Этот отличался тем, что был жилистей своего соплеменника, тонкие усы спадали по обе стороны весьма твёрдого подбородка, очерчивая жёсткие тонкие губы, вытянувшиеся ниткой в прямую линию, показывающие несгибаемый нрав. Впрочем, эта черта была присуща всем мужчинам этих кровей. Они сидели в окружении свои батыров, которые не отходили никуда, охраняя зорко. Видно, это были самые доверенные и сноровистые, остальная, большая, часть сопровождения осталась в дружинной избе.

В гриднице стояла духота, разбавленная светом огней и запахами свежего сена, расстеленного по доскам пола, и от неё гости совсем разомлели. Вскоре отроки, поглядывая с опаской на чужаков, внесли корыта с щуками, кондюшки с квасом, ендовы для распития да вкатили бочонки с брагой и пивом.

— Значит, не верите до сих пор, что княжны тут нет? — спросил Вяз, поднимая чару, едва чернь вскрыла с хлопком бочонки да разлила питьё.

Найир бросил в него меткий взгляд, протянув руки к чаре — наливали из одного бочонка, значит, не травлено ядом, можно пить.