Ада-Аска Эссе - Выбор Хаоса [СИ]

Он опрокидывает меня, захватывает руки, вылизывает грудь, спускаясь все ниже. У него закрыты глаза. Мои распахнуты в изумлении.

— Тебе хорошо, сладкая моя? Не сдерживайся…

Я таю от этих слов, они как приказ. Хотела бы — не сдержаться: мышечные сокращения лона, волной, до поясницы, отдаваясь в ногах, сладострастной волной. Я дарю ему свой стон, почти крик, затихаю. Надолго, все пытаясь поймать мысль, что-то вспомнить, в висках только, пульсом: мой Асакура.

— Запомни, весь твой, навсегда.

Раунд третий. Отцензуренные воспоминания.

Опасен. Как дикий зверь. Хуже. Держаться от него подальше, ничего кроме неприятностей он не принесет тебе. Вкрадчивый голос и мягкий взгляд… не обольщайся, это всего лишь уловки охотника, приманивающего жертву поближе.

Два шага в сторону, сделай их и ты в безопасности. Всего два шага… пока не поздно!

Отвожу взгляд и не успеваю ничего понять: он сокращает расстояние между нами, мои руки машинально приподнимаются, чтобы оттолкнуть. Они врезаются и вязнут в его броне. Я отдергиваю их, руки тяжелые, словно на них защелкнулись браслеты. Нет, всего один браслет и мне нельзя его снимать. Почему?

В его глазах усмешка, прямой вызов. Прячу за улыбкой страх. Еще не поздно уйти…

— Ни-ки! — окрик, как к ноге.

Я подползаю ближе. Трусь, умоляю, убрать то, что мешает, обрываю когти в кровь. Асакура со смехом, дразня, обнажается неторопливо…

Пи-пи-пи.

Говорить не могу, кажется, кровоточит даже язык. Он нежно гладит, убирая все ранки, царапины, ссадины.

— Я тебя ненавижу.

— Взаимно, Ники.

Раунд четвертый. Ни в какие рамки.

— Асакура, ты сволочь! Моя голубоглазая, белобрысая сволочь! Когда-нибудь я наберусь сил и прибью тебя.

— Прибей, Ники, — смеется он, — Я, знаешь ли, бессмертный, но с радостью освобожусь от бремени Хранителя. Пойдешь со мной?

— Куда, Асакура?

Во мне уже не кровь, а раскаленная лава бежит по артериям, венам. Я больше не могу говорить, и он просто прикладывает руку к моему животу. Все скручивается коротким и мощным торнадо, меня сотрясает, я кричу:

— Сволочь ты, Асакура!

Раунд пятый. Хуже некуда.

— Зачем ты запер меня, зачем тебе это? Боишься?

Я потрясаю адеминовым браслетом перед его носом.

— Боюсь, Ники, боюсь не совладать с соблазном, забрать, то, что тебе не принадлежит, отдашь? Одно короткое: «Да!» и мы свободны!

— Нет, ничего тебе не отдам, тебе придется очень, очень стараться, но все равно не отдам… все мое будет моим, можешь думать иначе, а свое я никогда не отдаю.

Он гладит мои мысли, ласкает неспешно, тщательно, не прерываясь, мои вздохи — просто всхлипы, выдохи — один сплошной стон. Касается губ пальцем, протискивается, ласкает язык, надавливает и вновь меня пронзает разрядкой.

Раунд шестой. Не последний.

— Бессмертный? Вечный? Хранитель? Как долго ты хранишь этот мир?

Он смеется.

— Тебе в годах, веках, может минутах? Долго.

— Старикашка! Мой Асакура развратный старикашка с похотливыми мыслями.

— И руками?

— М-м-м… так не честно. Не трогай… так!

Я отползаю, не очень далеко. И пускаю в ход теперь свои руки.

— Тебе нравится, Ники? Познакомься поближе.

— Асакура, ты невозможен, вот еще, не подсовывай мне…

— Так лучше?

Он покрывается жесткой броней, я царапаю себе пальцы.

— Что? Убери, слышишь, убери сейчас же!

Мои крики он прекращает, закрыв рот, как водится, поцелуем. От него, в который раз? Меня перетряхивает…

— У тебя волшебные руки… и губы, я тебе это говорила?

— Говорила, скажи еще.

— Ты Асакура самовлюбленная сволочь.

— Твой Асакура?

— Моя самовлюбленная сволочь!

— У тебя тоже очень нежные пальчики. И язычок…

— Еще слово!.. — натурально рычу.

— Остренький, как жало. В самое мое естество… не бей меня, сердце я имел ввиду.

— Ты мертвец Асакура, в перспективе. Я все тебе припомню!

— Буду рад. В любое время. Все, что захочешь!..

Я вспомнила.

Это и многое другое.

Что лучше не вспоминать вовсе. Потому что то, что творила принцесса можно описать коротко: я кидалась на него, как дикая голодная помойная кошка, а когда это ему надоедало, он просто посылал мне разряд, да, своими волшебными руками. Я содрогалась в конвульсиях, а довольный всем Асакура снимал росу наслаждения с моих губ.

И еще. Он щадил меня, не предугадывая, точно зная реакцию. Закрыл эти воспоминания. На время.

Если считать секс — естественной потребностью организма, то мои потребности, надо признаться, не вполне естественны. Но лучше об этом не думать.

— Ники, — очнись!

Вот ведь, как не вовремя память вернулась! Или ты, Асакура, не вовремя заявился?

Эй, Хаос, ты перестарался, мне крыть нечем!

— Ты в порядке? — говорит сногсшибательный милорд и крутит в своих пальчиках тонкостенную чайную чашечку.

— Я вспомнила все что было в твоем музее. Могу я после этого быть в порядке? — постаралась огрызнуться вежливо.

— Вполне. Меня волнует другое: к чему было снимать защиту с бункера, сама это сделать ты не могла. Думаешь, ухватила Хаоса и держишь его за яйца?

Вот здесь, именно в этот момент вспомнилась еще одна шутка. Августа. Про яйца. Я принялась смеяться, с долей истерики, но все же — смеяться! Поэтому ни о чем думать не могла. Мой внутренний диктор, поперхнувшись, заткнулся всерьез и надолго.

— Допустим, могла попросить. Я бы не отказал. Не захотела?

— Ха-ха-ха!

Меня сотрясали приступы смеха, не оргазма! И этому я тоже очень радовалась!

А потом в моей голове, совершенно случайно, обнаружилась мысль и я ее поспешила озвучить:

— Асакура, если я сейчас, здесь, или не сейчас, когда-нибудь, попробую, без ограничителя, с тобой?..

«Хорошо бы. Это должен быть твой выбор. На него больше не взглянешь. Даже не вспомнишь».

Он понял, то, что до конца сама еще не додумала.

— Почему я?

— Ты всегда задаешь этот вопрос. Вспоминай.

— Ответить нормально для тебя — невозможно?

— Первый закон Хаоса, — напоминает мне Асакура с ленцой, — Свобода выбора.

— С чего ты взял, что я выберу тебя?

Он пожимает манерно плечами:

— Я весь такой — сияющее создание, сногсшибательный милорд.

— Приглуши свое сияние, в темноте легче думается.

— Мое сияние — здесь.

С этими словами он дотрагивается до моей головы:

— Здесь не иначе, как: «Мой Асакура!».

Он накрывает ладонью грудь, там, где обычно находится сердце:

— Здесь мое сияние и всегда: «Мой Асакура!».

— Мой Асакура, — пробую вслух и на вкус.

— «Асакура» и «мой» в твоем сознании — абсолютные синонимы. Меня это радует. И еще. Ники-Августа, сделаю тебе комплимент: с тобой просто забываю, и про свое бессмертие, и прочие неприятные вещи.

— Я тоже сделаю тебе комплимент. Мне понравилось мстить тебе, более того, считаю, что недостаточно тебе отомстила.