Ада-Аска Эссе - Выбор Хаоса [СИ]

— С удовольствием.

Я провожаю глазами своего дракона и присаживаюсь на краешек стула, ровно удерживая спину, напротив венценосного гостя. За другой конец длинного стола.

Имеешь что сказать? Я тебя выслушаю.

Мой посыл дракон понял. Улыбаться перестал. Вышел.

Но… я оказалась не готова к этим его словам. Не готова.

— Ты забрала моего лучшего офицера, принцесса Ники-Августа. Но сына я тебе не отдам! — сказал Даго ал Фрони.

Вот так!

Хорошо, что сидела. Плохо, что не вняла Бору и не изучила дело, Хаос побери! Лириана ал Ланита!

«Если бы самодержцы держали свои члены в узде, — подумалось, — В мире было бы больше порядка и определенности!».

Ничего другое в голову не приходило, поэтому я молчала и улыбалась, словно все хорошо.

Император молчал тоже. Свою позицию он обозначил, я услышала, что еще?

Когда вошел Лир, первое, что бросилось в глаза — несомненное сходство. Вот тогда я еще раз обругала себя: «Ты идиотка, Ники!».

Лир был очень недоволен. Присоединятся к нам за столом он не стал. Подошел сзади, приобнял, шепнул в ушко:

— Не обращай на него внимания.

Я улыбнулась. Даго ал Фрони, между тем улыбку мою и вовсе не заметил.

— Он все еще сердится на меня, из-за матушки. А я не раз говорил: «Установи портал и будешь видеться с ней чаще!». Никого никогда не слушает. Весь в меня, — в интонациях гостя проскользнуло самодовольство.

Предельно ясно — да, сына он не отдаст!

Лир только очами сверкнул на все это:

— Ваше Императорское Величество, мы безмерно рады принимать Вас в нашем доме, но чем обязаны?

Словно подвел черту. Границу.

— Видишь, Ники, сердится, упрямец, не переболело, да? Старые семейные истории… они такие старые, грустно, когда те, кто дорог, кого любишь, причиняют страдания. Мне так же невыносимо больно думать, что ты, Ники-Августа, можешь разбить ему сердце. Можно сказать, я очень огорчусь в этом случае.

А мне невыносимо испытывать все оттенки боли, что ты причиняешь сейчас ему. Сам понимаешь, что говоришь?

Я встала к своему дракону. Коснулась губами груди и полоснула когтями. Потом распахнула вырез платья и обернулась к Императору.

— Разбить его сердце так просто. Но начать Вам лучше с моего.

«Ники, перестань!»

Прищуренный взгляд венценосной ящерицы очень мне не понравился. Что он там про любовь, боль страдания, разбитые сердца? Все это ты сам сейчас, своим жутким взором причиняешь, ладно мне, сыну своему!

«Ники! — позвал Лир, — Не надо, это бессмысленно».

Я обернулась. Растерянность — вот что стояло в глазах Лира. Не страх, не уступка. Недоумение, еще и разочарование.

Хаос моих мыслей Лир стер очень просто, притянув к себе и спрятав, прижимая тесно. Мою щеку увлажнило горячим.

— Чувствую себя лишним, — наконец ответствовал Император, — но, боюсь и вы, вместе, лишними будете по обе стороны границы.

Лир смотрел, я его глазами, как тот, не торопясь, словно раздумывая, удаляется в выходу. Мне очень хотелось, чтобы вышел он молча.

Напрасно.

— Династический брак: спокойная жизнь, домик в деревне… Вы сами то в это верите? — не насмехаясь, скорее с нотой горечи, — Лириан! Завтра изволь явиться во дворец, не заставляй меня оставлять здесь охрану!

С этими словами Император вышел. Вот только горечь осталась.

— Он умудряется всегда все испортить, одним своим появлением.

Испортить.

Посеять сомнения.

— Только он так может…

Оставить после себя вопрос, который больше нельзя игнорировать: Есть ли место для нас в этом мире?

— Не сметь так думать! — рыкает Лириан.

Именно в это мгновение в его голове, нет не оформившейся мыслью, скорее намерением зарождается яростная огненная решимость. Не надо, Лир, не надо так! Я же все чувствую, вместе с тобой. Просто поцелуй, пока это МЫ еще есть!

«Не отдам!», — обожгли его уста.

«Не отдавай!», — вторили мои.

И вся глупость мира сгрела в этом поцелуе: императоры, хранители и Хаос до кучи.

«Отец Дракон освятил наш союз!», — вот что было в этом поцелуе. И… много что еще.

Или нам так хотелось в это верить!..

К утру я уяснила простую истину, что только когда утолен первый голод, можно не спеша насладиться изыском блюд десертных. В чувственном неспешном танце дыхания, языка, губ и рук есть своя прелесть.

А еще я поняла, что советуя баронессе: «Как в последний раз», мало представляла, что это такое на самом деле. Сами того не понимая мы давали нежности друг другу с запасом, чтобы хватило хоть как-то переждать возможную разлуку.

Что это наш последний танец, нет, говорить вслух, даже думать мы не желали, но (это пресловутое но!) мы знали. Рассвет распускался алым неумолимо и неизбежно.

Я не хотела причинять ему боль. Но более того не хотела, чтобы большую боль причинил себе он сам, ощущая любую меру своей беспомощности. Я вытаскивала из себя слова, они ложились тяжестью на сердца, но они должны были быть сказаны.

— Император ждет тебя. Ты должен идти.

Я тоже. Чтобы дать шанс этому «МЫ», многое предстоит сделать. Нельзя спрятаться в «домик». И бежать некуда.

— Надо идти, — я глажу его руку, не удержаться, потом целую, когда тяжелая ладонь накрывает мое лицо, что-то говорить дальше становится невозможно.

Хаос! А ведь мы толком и не разговаривали…

— Я должна идти, не пойми превратно, я вовсе этого не желаю…

«Я делаю тебя слабым и слабею сама. Сейчас мы должены быть сильными».

Не рви мою душу своим недовольством.

И вновь поднимается, возгорается эта его ярость решимости. Прильнув, я пытаюсь приглушить этот огонь.

— Лир, — осторожно начинаю говорить, — Я годами расставляла фигуры, чтобы ферзь мог находить себя в безопасности. Годы…

— Это возмутительно долго!

— Тебе придется справиться с этим… многим другим. Мне тоже.

— Твой Хаос благословил нас, — возражает Лир, так словно спорить не о чем все решено, а слова мои пустой звук.

— Благословил. Наш союз. Моя жизнь принадлежит тебе, — говорю очень осторожно, бережно.

«Я держу в руках твое сердце и боюсь случайно обронить, если рука дрогнет, но и сжать сильнее, крепче боюсь.»

Он понял, услышал. Глазами Хаоса, непроницаемыми как потерявшая звезды ночь он смотрит на меня.

— Я не отступлю, — говорит, наконец, Лириан.

— Я тоже.

— Если хочешь уйти, уходи сейчас, — он усмехается недоброй улыбкой, предназначенной вовсе не мне. Ощущение скованности его руками не исчезает и тогда когда он разжимает ладони, — Нет стой!

Он какое-то время молчит, оформляя задуманное в слова. Я страшусь этих слов, этого вопроса, на который у меня нет ответа.

— Скажи, сейчас только одно: ты будешь моей Императрицей?

Его взгляд пронзает насквозь и рвет, рвет.

— Я буду… твоей…

Портал дается с трудом, Хаос меня забери! Когда за закрытыми веками приглушаются краски, темнота притягивает к себе и оставляет на ступеньках столь памятного мне дома.