Эми Уилсон - Потерянная морозная девочка

Я намеревалась уйти через окно. Ветви ясеня в саду постукивают по стеклу, напоминая мне, что время выйти в мир и потеряться в работе Джека.

— Совы — хищные птицы, — говорит деревянная сова. — Они не бегут. Они дерутся.

Я сажусь на подоконник, прижав пальцы к зубам, зажмуриваюсь.

Все, что я хотела, — это отец.

Теплые руки отрывают меня от подоконника. Айвери, удерживающий меня, когда спотыкаюсь, наблюдая, как я изо всех сил пытаюсь не рухнуть.

— Я так зла, — шепчу я.

— Я знаю, — говорит он после долгой паузы. — Я знаю, каково это.

— Знаешь? — я отступаю и смотрю на него.

— Я никогда не узнаю свою мать, — говорит он, немного кривя рот. — Я никогда не привыкну ни к Королевскому Суду, ни к школе.

— Что случилось с твоей матерью?

— Она была не такой, как твоя, — сказал он, сжав челюсти. — Она не смогла смириться с произошедшим, с тем, кем я стал. Она боялась меня и… она… Граф увидел, что происходит и забрал меня у нее.

— Она отпустила тебя?

— Он сказал, что она почувствовала облегчение, — он пожал плечами. — Я никогда не узнаю. Она умерла.

Я смотрю на него, мое сердце грохочет. Его медные глаза горят, и я хочу знать больше. Я хочу знать, что он чувствовал, какой была его жизнь с матерью, а затем с отцом, в Королевском Суде. Знал ли он кем является, до того как вошел в то месте с Графом? Боялся ли? Часто ли о ней думает? Через мгновение Айвери смотрит в сторону, а я кусаю губу.

— Мне жаль… — в конце концов выдала я.

Он делает глубокий вдох и качает головой.

— В любом случае. Теперь ты знаешь. Так ты готова?

— Готова?

— Сделать это…

— Нет! Я не собираюсь, Айвери. Я то, кем сейчас являюсь. Я не хочу изменений. Это не так уж плохо. Я буду контролировать баланс. Если ты так смог, то и я смогу.

— У меня была вся жизнь, чтобы учиться! Пока ты слушала на ночь истории, нежась здесь в кровати, я был на ветвях Зеленого Человека, раскрашивая его листья в красный. Владычица Озера читала мне лекции о гармонии, играл в прятки с древесными спрайтами, познавал, какими жестокими они могут быть… и какими добрыми…

— И что теперь? Для меня слишком поздно? Мне просто нужно побежать к нему и попросить помощи? Ты можешь научить меня?

— Нет, — говорит он. — Слишком поздно для этого. Ты уже прониклась гораздо глубже, чем я когда-либо. Они всегда говорили мне, если ты перестанешь прислушиваться к своему человеческому телу, то никогда не вернешься. Вот, что они имели в виду, Сова. Еще одна такая ночь, и ты можешь потеряться навсегда.

Я смотрю на него. Он смотрит назад. Он не изменит своего мнения. Но я тоже. Я устала слушать нотации, устала делать все, что могу, и этого все еще недостаточно. Я жажду студеного ночного воздуха, ясность звездного неба на темной улице, и я собираюсь открыть окно позади меня, когда врывается голос мамы теплотой и нормальностью, как будто разряд против моей усталости, выбивая из колеи.

— Обед!

Айвери очень молчалив за обедом. Он продолжает смотреть на маму с таким затравленным взглядом, пока она жужжит на кухне, звенит браслетами, подносит маленькие блюда с оливками, пармезаном, помидорами, зажигает свечи, говорит о своей работе с Мэллори и спрашивает его о школе, семье. Он бормочет краткие ответы, отводя взгляд, когда она смотрит на него. Интересно, помнит ли он свою мать.

Они с Мэллори постоянно переглядываются. Когда я очищаю свои столовые приборы ото льда, я вижу, как они это заметили и вздрогнули. Даже мама через какое-то время начинает присматриваться ко мне все пристальней, поднимая градус напряжения за столом. Не выдерживая, я извиняюсь и бросаюсь в свою комнату, голова гудит, хоть бы они оба последовали за мной через несколько минут.

— Вам не кажется, что пора домой? — спрашиваю я ворчливо, глядя на них из-под своей шапки.

— Нет, — отвечает Мэллори, зажигая свечи.

— Что ты делаешь?

— Это ты делаешь, — говорит она. — Айвери, бери книгу, давай начинать.

— Мэллори!

— Я не потеряю еще и тебя, — говорит она. Ее голос дрожит, но она избегает смотреть на меня, просто шныряя вокруг со спичками.

— О, Мэлл…

— Просто сделай это, Сова, — яростно говорит она, садясь рядом на кровать, ее глаза сверкают. — Хотя бы попробуй!

Затем перевожу взгляд на Айвери, когда он присоединился к нам на кровати. Он кладет книгу на колени и тянется к моей руке, и даже если я не думаю, что это сработает, я не могу сказать «нет». Он не колеблется, его глаза горят, когда он начинает читать заклинание глубоким и мелодичным голосом. Слова становятся медленнее по мере произнесения, и жужжание в моей голове, кажется, усиливается. Внезапно волны чего-то яркого, серебряного проходят через меня, и я чувствую, как падаю, падаю, мой живот скрутило, затем откуда-то подул свежий воздух, и я ощутила твердую землю под ногами.

Зима колет остро и прямо в лицо, когда я открываю глаза, чтобы увидеть все вокруг меня, мир, описанный много раз моей матерью, магией своего голоса успокаивающей меня перед сном. Я понимаю, что пришла именно в то самое место, куда пришла она, давным-давно: «…на поляне посреди деревьев, возвышавшихся со всех сторон: черным — корой и белым от инея».

И мой отец нашел ее здесь, когда она оборачивалась вновь и вновь, ожидая увидеть что-то знакомое.

«Все было незнакомо».

Воздух изнывает от бледности зимы, когда я смотрю вверх, отчасти ожидая увидеть там своего отца, его темные волосы, пышные от инея. Я оборачиваюсь вновь и вновь, и надеясь увидеть его, и надеясь, что нет. И все, что вокруг меня это только абсолютная тишина маячащих, голых деревьев под ярким жемчужным небом.

— Сова?

Айвери. Его голос надломленный, трескучий в тишине. Звучит так, будто он часами меня звал. Я снова оборачиваюсь, глазами ища его среди тонких стволов деревьев.

— Айвери?

Раздались звуки потасовки, и он появляется, дыхание клубится в воздухе. Здесь он другой: выше, шире, его волосы словно излишне контрастно пылают.

— Я искал тебя, — неуверенно говорит он, подходя ко мне. Его медные глаза блестят, когда оглядывает меня.

— Это место… искажает вещи. Такое ощущение, будто я здесь уже несколько дней, — тень улыбки мелькнула у него на губах. — Меня же не было, не так ли?

— Нет, — говорю я, протягивая руку, когда он спотыкается, — но время здесь течет по-другому, я думаю. Мама всегда говорила… Ты бродил несколько дней?

Между тем его волосы и глаза бледнеют от холода, и еще какая-то тревога на лице, что-то подтверждающее, что он находится там, где не должен быть. Как бы я не была зла на него, мне больно это видеть.

— Иди обратно, Айвери. Ты выглядишь так, будто тебе здесь не место.

— А ты да, — говорит он, отходя от меня и облокачиваясь на одно из деревьев. — Ты уже выглядишь, как часть всего этого.