Екатерина Коновалова - Сколько стоит корона

— Проклятье, ты поломаешь мне кости! — ругнулся он, когда рыцарь отстранился и стащил шлем, явив миру краснощекую физиономию.

— Хорош браниться, принц! Мы победили! Ох, и не хватало же нам тебя, Торден. Особенно когда эти собаки поганые в обход через Харроу пошли. Я говорю: «Вот, Торден бы отрезал их к вражьей матери, да перебил бы по одному в ущельях», а мне: «Это не по-рыцарски!».

— Ну, хватит! — оборвал его Дойл. — Ты еще покритикуй короля. Вы победили — это главное.

Кэнт, кажется, хотел что-то возразить, но хлопнул себя ладонью по бедру и сказал:

— Твоя правда. Надеюсь, нас ждет знатный обед — его величество не желал останавливаться на ночевку, мы себе все задницы отбили, а от голода уже кишки крутит.

— Обед тебя не разочарует, — отозвался Дойл, чувствуя скрытую досаду. Он хотел быть в этой армии, хотел привезти победу, а не ждать ее в безопасном замке, заботясь об обедах и розовых лепестках. Разумеется, Кэнт, душевной чуткости которого позавидовал бы деревянный табурет, догадаться о его терзаниях не мог, поэтому не прекращал расписывать тонкости военной кампании до тех пор, пока они не вошли в пиршественный зал, и только после этого отошел к остальным рыцарям за длинный стол справа. Эйрих с королевой уже сидели на высоких тронах, но пир еще не начался, поэтому Дойл позволил себе отвлечься и найти леди Харроу. Она встретила его улыбкой — и его настроение взлетело вверх. Он поклонился ей, жалея, что не может запечатлеть на ее губах поцелуя, и негромко произнес:

— Пройдет немного времени, леди, и вы займете место справа от меня, за столом короля.

— Меня это не слишком заботит, милорд. Где бы ни было ваше место, я рада буду оказаться рядом с вами, — ответила она, и Дойл с трудом сглотнул, преодолевая волнение. Возможно, он все себе придумал, но это крайне походило на выражение высокой степени расположения.

— Вы достойны высокого места и высоких почестей, леди, — Дойл еще раз поклонился и проводил леди Харроу взглядом, пока она не расположилась за столом слева, почти в конце.

Первый час прошел в поднятии кубков за здоровье короля и его победу, и только после того, как положенные речи были произнесены, Эйрих наклонился к Дойлу и шепнул:

— Кажется, ваши отношения стали еще теплее?

— Ты мог бы рассказать мне о том, как разбил Остеррад, а вместо этого спрашиваешь о ерунде? — хмыкнул Дойл. — Становишься похож на старую сводню, брат.

— Мне Остеррад хуже смерти надоел, — Эйрих нахмурился, и на миг маска веселости спала с его лица, — я тысячу раз проклял свое решение оставить тебя в столице. Если бы не твой Кэнт — я за него готов платить золотом по весу — моя победа была бы делом весьма сомнительным.

— В следующий раз я тебе дам Рикона, — ответил Дойл, — вот уж за кого можно золотом платить. А Кэнт много болтает.

— Он все твердил через слово: «А вот принц Торден сделал бы, а принц Торден сказал бы», — Эйрих ухмыльнулся, — я даже задумался, уж не влюблен ли в тебя бедняга.

Дойл расхохотался, а Эйрих только зафыркал, как опустившая нос в воду лошадь. Потом Дойл снова стал серьезным и сказал:

— Я подвел тебя.

Он писал Эйриху о ситуации с ведьмой, так что рассказывать о произошедшем вновь не было нужды. Но свою вину Дойл ощущал остро.

— Ты сделал все, что мог. Колдовство — ты сам говорил — слишком сильно. Не будем больше об этом, — Эйрих отвлекся на беседу с королевой и улыбки празднующим лордам, но вскоре снова наклонился к Дойлу и заметил:

— А про рыжеволосую леди ты так ничего и не сказал, только глаз с нее не сводишь.

— Я… — Дойл отвел глаза, — попросил ее стать моей женой.

— И она поспешила согласиться, если верить ее взглядам, — Эйрих хлопнул брата по плечу, — мое благословение с тобой. И, клянусь, я сам прослежу, чтобы свадьба была грандиозной. Гулять будет вся Стения.

— Этого-то я и боюсь, — себе под нос пробормотал Дойл, а Эйрих, одним глотком ополовинив кубок, поднялся со своего места, заставляя разом замолчать всех присутствующих, и объявил:

— Лорды и леди, сегодня мы празднуем не только победу над Остеррадом.

Дойл преодолел желание закрыть рукой лицо, потому что догадался, о чем сейчас будет говорить брат. Не стоило упоминать помолвку. Проклятье, почему он не сумел промолчать до завтрашнего утра, когда хмель выветрится из королевской головы? Дойл ругал себя за излишнюю откровенность, а Эйрих продолжил:

— Мы празднуем падение еще одного бастиона, рядом с которым крепости Остеррада — не прочнее оград на полях. Имя этому бастиону — сердце моего брата, протектора Стении, милорда Дойла, принца Тордена. Я прошу всех выпить за здоровье принца и его невесты, леди Харроу, урожденной Рейнс.

Повисла тишина. Неприятная, гнетущая. Милорды открыли было рты — но даже королевских приказ не мог заставить их изобразить искреннюю радость. Щеки леди Харроу вспыхнули, Дойл сжал зубы. А потом в тишине раздалось громогласное:

— Всевышний, храни принца Тордена и его невесту! — Кэнт поднялся во весь свой громадный рост и опрокинул в себя полный кубок. За ним неуверенно поднялся лорд-казначей, потом рыцари — и последними встали лорды совета, которых хватило только на придушенный шепот.

Эйрих осушил свой кубок и сел обратно: он не обратил внимания на неловкость ситуации, а Дойл искренне желал либо немедленно исчезнуть из зала, либо (что предпочтительней) встретиться с каждым из лордов-доброжелателей в красной камере и серьезно поговорить: например, об уважении к королю. Леди Харроу едва заметно улыбнулась — и Дойлу стало немного легче. Во всяком случае, она не таила зла на него.

Эйрих сдержал слово — собственно, он держал его всегда.

Уже на следующий день по городам были разосланы гонцы, которые должны были на площадях зачитывать сразу два королевских послания: о победе над Остеррадом и о браке Дойла. Также он вызвал для личного разговора леди Харроу — и даже шпионы Рикона не смогли узнать, о чем они вдвоем говорили больше часа. Но, зная Эйриха, Дойл не сомневался, что его невесте не было нанесено никаких оскорблений.

Из королевской сокровищницы были извлечены драгоценности, которые, оказывается, полагалось носить женам принцев крови — Дойл попросил избавить его от их изучения. Кроме того, пользуясь внезапной активностью брата, он решительно самоустранился от планирования пира, выбора святейшего отца, который будет проводить церемонию, и прочих предсвадебных тонкостей. Он собирался до свадьбы закончить дело ведьм — старухи однозначно наговорили себе на смертную казнь, а вот их ученицы, хоть и обладали способностями к магии, вызывали серьезные сомнения. За свой короткий век (старшей было шестнадцать) они не отняли жизнь даже у курицы — и Дойл не мог решить, как с ними поступить. Рикон советовал сжечь вместе со старухами — и, в общем-то, был прав. Но у Дойла, как ни ругал он себя за мягкость, рука не поднималась подписать им смертный приговор. В эти дни он намеренно не встречался с леди Харроу, понимая, что одного ее слова будет достаточно для помилования девчонок.