Александр Ледащёв - На единорогах не пашут [СИ]

А еще не так давно ты стоял на крыше, задрав в небо голову, зажмурившись и стиснув до хруста в покалеченных когда-то костяшках, кулаки и впервые спокойно думал о движущемся с полей вечере, который не просто станет ночью, а потом утром…

Ты, давно умеющий усмехнуться вдруг так холодно и рано для твоих лет при словах, сказанных нежным женским голосом: «Но так не должно быть, Дорога! Люди так не живут! Так… Так… Так нель-льзя… Любимый мой, я остановлю тебя на своем пороге, мой, мой, мой…» И слезы, слезы, слезы!.. И вечное потаенное прислушивание к леденеющей с каждой осенью все больше душе — не отзовется ли в ней хоть… Хоть что-то, что ли, а? Так уж… Ты, давно умеющий парой слов поднять любую юбку и распахнуть любой корсаж, ты, равно умелый с ключами и отмычками, ты, тот, кого могла спросить мать: «Ты человек ли вообще, сынок?!» Именно, «сынок» — самое верное слово в этом вопросе, х-ха.

И это тоже ты — научившийся сначала окорачивать себя в том, что опасно, а потом — в том, что вредно, х-ха, уже просто вредно, а? Доро-о-ога-а-а? Слышишь меня?

Ты, давно привыкший вначале к тому, что легко уезжаешь, уходишь, бросаешь любую крышу, а потом к тому, что каждая крыша, скорее всего, уже последняя — да и какая разница? Она просто стоит на стенах.

«Дома», а? Поиграем? Нет, уже не играл ты, Дорога, говоря: «Сделаю дома», «решу дома», «приму их… вас… его… дома»… Катал ли ты на языке что-то более дорогое и ценное, чем слово «дом», когда называешь вещь своим именем?

И вот тебя хотят выкинуть из дома, герцог Вейа, государь Дорога. Расколоть твой единственный на свете потолок, растащить стены, выбить окна и украсть двери с замками и посдирать занавеси?

Неумеющие насыщаться у миски твари! Да вы можете себе представить, как может хотеть домой такой человек, а?!

И пустой колчан падает тебе под ноги.

Сказать, что он просто велик и силен — промолчать. Он невероятно велик. Настоящая башня, закованная в сине-белые доспехи. Говаривают, что в его жилах бежит неиссякаемым потоком не только человечья кровь. Герцог Хелла — опасный безумец или невероятно расчетливый полководец, решивший применить недозволенное оружие и знающий, как с ним управляться? Или просто спесивый дурак, пожелавший что-то получить и наплевавший на последствия? Свет костров скачет по его доспехам, по лицу — шлема на нем еще нет. Поставив перед собой шипастую палицу, он положил на рукоять руки в перчатках и превратился в изваяние. Светло-синие глаза его отражают темный Замок на скале. Ненавистный Замок — символ майората Вейа, уже которое поколение сидящий в печенках рода Хелла. Когда умер старый герцог, вопрос о присоединении майората стал куда проще решаем — но откуда-то вынесло этого Дорогу.

Хелла полнокровен — пожалуй, излишне полнокровен — чувствуется даже в его неподвижности бешеный поток по его веревкам-жилам. В нем даже не дремлет, а с трудом окорочена бешеная ярость и нетерпение. Усилия, понадобившиеся для этого, известны только ему, да может, еще тому, кто стоит слева от него — некто в плаще с глухим огромным капюшоном, скрывающем лицо совершенно. Этот некто невысок, невероятно узок в кости и говорит тихим, шелестящим, морозящим голосом. Он опирается на короткий посох — или длинную трость с набалдашником из желтоватой, полупрозрачной кости. Свет костра слабо пробегает по тончайшей резьбе набалдашника и убегает — ему не нравится ни узор, ни испещрившие рукоять руны. Этот некто, кажется, тоже не в ладу со светом — и, должно полагать, не только со светом костров. Солнечный свет и он чураются друг друга…

Это правая рука Хелла — своего рода Грут, разве что не мастер военного дела, а скорее, мастер других войн — не столь громких, может быть, не столь ярких и славных, но ничуть не менее ужасных, а порой и куда более жестоких и уж точно не менее кровопролитных. Династия Хелла веками соседствует с родом колдунов, откуда и выходят Советующие Хелла. Облакопрогонники и обаянники, а то и обмени в одном лице зачастую, что крайне редко. Так и должно быть — абы кто не может стоять у правого плеча герцога, всегда чуть позади и всегда со скрытым лицом. А их хламида, кажется, просто передается из поколения в поколение — или от кого она так к кому передается? Мрачный род. Тайный род. Мертвящий род. Тихий род… Преемственность рода Советующих неведома никому, возможно, даже самим Хелла. Что, надо признать, тоже естественно — колдуны выполняют свою работу исправно и в срок, а что еще нужно господину от слуги? Разве государю нужно больше? Как и Советующим нет нужды до того, откуда пригнали к их замку нужных для работы девственниц или принесли детей. Мертвящий, умалчивающий, недоговаривающий род…

— Что ты думаешь, Советующий? — голос Хелла изо всех сил хочет быть спокойным, а слова — вескими и неторопливыми, выверенными, но… Даже необычайно низкий голос Хелла не добавляет словам весомости и выдержанности векового меда — каковым надлежит быть словам государя. Портит бесящаяся под маской спокойствия дурная, склочная сила и глаза… Навыкате, большие, жестокие — у такого человека должен быть тяжелый, давящий взор. А не бегающий взгляд. Этому человеку хорошо и плохо сейчас. Плохо оттого, что что-то идет не так, что это самое «плохо» неуместно здесь, ненужно, лучше бы было… Да как угодно, только не это подспудное «плохо» там, где ему нет места! И от этого еще хуже.

— Здесь думаешь ты, государь, — шелестящий голос Советующего прозмеился в свежем дыхании надвигающейся грозы, и оно сразу же стало затхлым, как вонь ямы, где коротают зиму упруго-безжалостные клубки змей. — Но если ты приказываешь думать и мне, государь… То пошли на стены ополчение, отдай им таран, а сразу за ними пошли оборотней Севера. Перед этим пусть твои камнеметы и огнеприметные снаряды прогуляются по стенам Замка Вейа. Ополченцы все равно даром едят твой хлеб, государь. А оборотни не дадут им отступить. Иначе ты просто не сможешь выдавить из этих олухов всю вложенную в их жизни пользу — я имею в виду ополчение. Если ты пошлешь их на стены одних — даже первой волной — Вейа сбросит их со стены, не напрягаясь — эти твари разбегутся, как только им покажут, что уже можно бежать. А когда оборотни ворвутся на стены… Останется только проломить ворота и войти, если северяне не откроют их раньше.

— Думаю, не откроют. Грут хорошо натаскивает тех, кто обороняет замок. Ты прав — ополченцев Вейа сбросит со стены, даже не задумавшись над этим. Советующий, пригласи ко мне Радмарта, — и голос Хелла дрогнул, как и положено дрожать голосам — предательски.

Тот, кого называли Радмартом и на чьем имени дрожал голос Хелла — огромного воина, появился из темноты сразу за вернувшимся Советующим. Он высок ростом, невероятно узок в талии и несоразмерно широк в плечах, одет в длинную кольчугу без рукавов, темные, неопределенного цвета порты и короткие простые сапоги. Его руки обнажены от плеч — жесткие канаты мышц, черные шнуры вен по темным, густо заросшим волосками серо-стального отлива, рукам, походка его подобна плывущему по воде лебедю — он не ныряет и не раскачивается при ходьбе, он скользит над травой. На нем нет шлема — голова прикрыта лишь жесткой шапкой прямых, серо-бурых волос, напоминающих, скорее, волчью шерсть и цветом и, наверное, наощупь — волосы шнурами падают на плечи, на лбу перехвачены металлическим обручем, а на висках и скулах бакенбарды уже откровенно по-звериному выбегают на щеки и топорщатся жесткой порослью. Голова посажено гордо — стальные столбики шейных мускулов, эта шея не умеет гнуться — но подбородок упрямо опущен, а лоб наклонен вперед — кажется, он весь в каком-то непрерывном, наступающем движении. Он не вертит головой, смотрит прямо, взгляд дик и неуловим — кажется, он течет, хотя глаза почти не двигаются в орбитах. Лицо пробито глубокими морщинами, он узколиц, тонкие, почти черные губы и белые зубы. Это Радмарт — предводитель оборотней Северных Топей. Он явился на зов — по приглашению, а не приказу герцога Хелла — то ли чванливого дурня, то ли опасного безумца, то ли великого полководца. Что думает на сей счет Радмарт — неизвестно, но углы его рта часто подергиваются улыбкой, похожей на короткую судорогу. Подернет рябью матово-белую кожу лица — три-четыре раза кряду и вновь лицо замерло. А так как это происходит постоянно, судя по всему, само по себе, то и заподозрить его в издевке Хелла не может. И не хочет: