Татьяна Иванова - На перепутье миров

«Наверное, я здесь работаю, — подумала Она, — но почему же я этого не помню? И куда мы идем?»

— Куда мы идем? — Вслух произнесла она.

Женщина на том конце сосуда заговорщицки подмигнула и еле слышно прошептала:

— Тихо, нас могут услышать. Назад пойдем, тогда и поговорим.

Ну, что ж, пусть будет так. Выбирать не приходилось.

«Анатуа муката, анатуа муката», — это все, что осталось в голове, хотя смысл слов был не понятен.

Вскоре они вышли на большую площадку, где ходили по кругу много людей. Как будто играли в «каравай-каравай, кого хочешь, выбирай».

— Да что же это? — Она злилась, — я не помню, что было со вчера.

«Анатуа муката, анатуа муката», — кажется, мозг сам выбрал для себя девиз, и теперь собрался его декламировать бесконечно.

Возле какого-то сооружения женщины остановились, поставили сосуд под толстую трубу, в него полилась жидкость. Потом взяли наполненную до верха посудину и понесли ее в обратном направлении.

— Алекс, — женщина рядом позвала очень тихо, но Она услышала. Только, кто такая Алекс, она не знала? Может быть, она?

— Вы ко мне? — переспросила так же тихо.

— А к кому же? Ты исчезала надолго, а мы не закончили разговор…

— А что такое «анатуа муката»?

— Ты притворяешься?

Ей стало не по себе. Она женщину эту видела впервые в жизни. А, может, не впервые? Может, ее имя Алекс? Тогда почему оно кажется чужим и труднопроизносимым? Зато слова «анатуа муката» будто известны от рождения.

— Извините, но я немного забыла, кто я. Вы меня знаете?

Собеседница странно сжалась, затихла, глаза стали пустыми и ничего не выражающими, диалог закончился. Молча, они пошли дальше по дорожке.

Притащив сосуд на место, где начался путь, они стали выливать его содержимое в воронку, расположенную у небольшого строения без окон и дверей. Жидкость забурлила и покрылась пузырями.

Она внимательно огляделась. В стороне от домика женщины перебирали камни, потом подносили их к воронке и высыпали. Зачем, спрашивается? Она не понимала, но старательно выполняла то же самое. Какие-то огромного роста мужчины ходили рядом. Много мужчин, но они не работали, а просто смотрели на трудящихся в поте лица женщин. Иногда били их хлыстами.

«Странно, ведь, похоже, что я работаю не первый день, почему же не знаю никого и даже не знаю, что я должна делать?».

Тем не менее, работа увлекла, думать ни о чем не хотелось. Ни о том, кто она, ни о том, зачем и кому нужно столь бесполезное занятие, как смешивание камней с водой. Даже странное «анатуа муката» постепенно стало уплывать из ее головы…

Так прошел один день, за ним другой, третий, пятый, десятый… Жизнь пошла своим чередом: в кропотливом труде и иногда — в кратковременном отдыхе, который заключался в бессмысленном сидении на холодных камнях или в коротких перерывах на принятие пищи. Она свыклась с мыслью, что имя ее Алекс. Но от этого никаких просветлений в памяти не наступило. Частенько она пыталась поднапрячься, чтобы вспомнить хоть какой-то эпизод из собственной жизни. Иногда ей это удавалось. Однажды всплыло лицо серьезного черноволосого мужчины, очень похожего на нее саму.

Иногда во время работы Алекс чувствовала на себе взгляд молодой женщины, с которой в первый день своей новой жизни несла кувшин с водой (теперь она уже вспомнила названия многих вещей), и которая, скорее всего, ее хорошо знала. И чем дальше, тем чаще этот пронзительный взгляд скользил по ней, но как только она поворачивалась, женщина опускала глаза. Однажды Алекс не выдержала и пододвинулась поближе:

— Я не знаю, что со мной случилось, но, видимо, что-то случилось, раз я все забыла. У меня просьба к тебе: если ты меня знаешь, помоги вспомнить хотя бы немного.

Молодая женщина внимательно посмотрела в глаза собеседницы:

— Ты действительно ничего не помнишь?

— Ну, конечно нет, а иначе, зачем бы я стала к тебе обращаться с такой нелепой просьбой?

Женщина задумалась, но было заметно, что она поверила.

— Ну, хорошо, — заговорила быстро и сбивчиво, — Я помогу тебе вспомнить. Только всю эпопею рассказывать долго, поэтому старайся понимать короткие фразы. Мы находимся в другом мире. Наш мир светлее и веселее… Мы были пациентками психиатрической клиники… Однажды воронка затянула сюда и нас, и других людей, которых ты видишь… Помнишь свет? Яркий свет?.. Потом ты в центрифуге… Потом ты с мужчинами тянула ворот… Потом куда-то исчезала… Мы родили здесь детей, помнишь? Угрюмые коморки, надзиратель…

Пока она говорила, в голове Алекс периодически вспыхивали картинки, которые что-то напоминали, но обрывочно, и они не хотели складываться в единое целое. Алекс мобилизовала все силы, чтобы найти нужные переходы и связки, но приблизившийся к ним здоровяк суровым взглядом прервал диалог и показал обеим на их рабочие места. Женщины испуганно приступили к своим обязанностям.

Алекс от ярости чуть было не закатила истерику.

«Вот блин, что же делать? — запаниковала она в душе, — разгадка была так близка. Еще немного, и я бы все вспомнила».

Она стала перебирать до чертиков надоевшие ей камни, то и дело их роняя. И неусыпные стражники начали нещадно хлестать ее по спине, но она не чувствовала ударов, только думала, думала…

«Знаю, — вдруг осенило ее, — скоро обед, а в толчее легко протиснуться к нужному человеку».

И действительно, во время кормежки надзиратели не обратили внимания на то, как две женщины, спешно поедая невкусную баланду, потихоньку перекидываются фразами.

— Я — Света Пушкина. Ты должна вспомнить.

— Нет. Не помню.

— Ты не торопись. Просто слушай и верь, и все у тебя получится. Вспомни, мы видели в окне больницы свет. Никто, кроме нас, не видел, а мы видели. Помнишь? А еще я надела на тебя вот этот медальон…

Алекс пощупала рукой украшение на шее. Ей показалось очень знакомым это ее движение. Она поняла, что делала его уже много раз.

— Это я виновата в том, что ты здесь. Если бы я на тебя не нацепила тогда эту штуковину, ты бы спокойно лечилась в клинике, — на глазах молодой женщины появились слезы.

— Так, может, мне отдать тебе его? — Алекс сделала попытку снять украшение, но цепочка через голову не пролезала.

— Нет, не надо, — испуганно прошептала Света, — он мне не нужен.

— Но ведь это твоя вещь? Бери.

Алекс упорно пыталась избавиться от медальона, но у нее не получалось. Она чувствовала, что должна немедленно его снять. Какое-то внутреннее чутье подсказывало, что это важно. Однако цепочка не снималась, не расстегивалась и даже не рвалась.

— Вот, черт! — заругалась Алекс, — да снимайся же ты, снимайся!

Она дергала украшение, тянула его, разрывала обеими руками, но медальон словно был заколдован.