Татьяна Иванова - На перепутье миров

— Перестань, — остановила ее Света, — все равно это ничего не изменит, а времени мы потеряем уйму. Слушай. Просто слушай…

Она начала быстро говорить, а Алекс молча слушала и не столько вспоминала, сколько пыталась запомнить услышанное. Обед закончился, а разговор — нет. Но на следующий день он был продолжен. Так стало происходить ежедневно. Иногда они оказывались в одной вязке и тогда тоже не упускали момент перекинуться несколькими фразами. А порой просто нахально садились рядом перебирать камни и разговаривали, разговаривали. Вскоре надзиратели перестали обращать на них внимание. Болтают — ну и пусть, лишь бы работать не прекращали.

Постепенно в голове Алекс сложилась последовательная история ее жизни. Она была душевнобольным человеком. Плохим человеком, поскольку отбывала принудительное лечение в психиатрической клинике за убийство мужчины. Сюда попала по глупости. Где-то у нее есть дети… И еще много всяких не совсем приятных вещей услышала Алекс о себе от собеседницы

«Тьфу! — приходило ей иногда в голову в момент разговора, — зачем, спрашивается, я так активно проявляю любопытство? Чтобы узнать, что я — ничтожество?»

Однако изменить теперь что-либо не предоставлялось возможным, и поэтому Алекс посчитала нужным начать искупать грехи. Она стала исполнительной в работе, послушной, попутно помогала подругам по несчастью.

— Я отнесу, — вырывала она огромные камни из рук невысоких изможденных женщин и тащила сама.

— Бейте лучше меня, — подставляла под хлысты стражников свои плечи вместо провинившихся узниц.

Так шли день ото дня на протяжении недель, месяцев, и ее статус в обществе стал повышаться. Она ловила на себе приветливые взгляды женщин, а надзиратели начали ее избегать и бить перестали. Иногда казалось, что они смотрят на нее если не со страхом, то с осторожностью. А в один прекрасный день Алекс заметила, что контроль над нею начинает исчезать, сначала понемногу, а потом совсем. Куда бы она не отправилась, никто за ней больше не следил.

«Это неплохо. Потеря бдительности со стороны врага — это плюс его противнику», — про себя думала женщина и строила планы, как провести небольшую разведку.

Случай вскоре представился. Во время обеденного перерыва Алекс, сделав невинное лицо, потихоньку стала продвигаться к скалам, где работали мужчины. В общей суете никто не заметил этого. Рабы были заняты поглощением пищи, а надзиратели едва успевали их расталкивать и сгонять в общую кучу.

Алекс прислонилась к скале и стала просто осматривать округу. Видимость, как обычно, оставляла желать лучшего, но кое-что удалось увидеть. Вокруг площадки, где располагался ворот, стояли небольшие голые скалы, за ними открытое пространство, где смешивались все темные краски, и создавалось впечатление, что соединились несколько картинок — на скалах виднелись строения, а на них — закрученные, совершенно голые деревья.

«Что за ерунда? Откуда деревья?» — подумала Алекс и неожиданно заметила в трещине скалы корешок, что было очень удивительно, потому как раньше растений здесь она не видела.

Алекс начала осторожно выковыривать корягу. Растение плотно сидело в расщелине, и вылезать не хотело. Ломая ногти, женщина продолжала ковырять. Потихоньку растение начало сдаваться. Наполовину оно уже было извлечено из своего убежища, но времени почти не оставалось, обед заканчивался, и надо было срочно присоединиться к своим. С силой дернув за корень, Алекс, наконец, вырвала его и, спрятав под одежду, побежала на рабочее место.

Работа продолжилась, женщина спокойно трудилась вместе с остальными. Но спустя несколько минут почувствовала неприятные ощущения в области груди, там, где была спрятана ее «добыча». Потом заболела голова. Алекс остановилась и потерла пальцами виски — боль не прекратилась, наоборот, усилилась.

«Блин, — прошептала женщина, — зачем я взяла эту корягу? Видимо, она ядовита. И выбросить некуда.»

Невыносимая головная боль вскоре дошла до предела, в глазах появилась пелена, Алекс перестала видеть окружающее. Но она терпеливо молчала, и, спотыкаясь, переносила камни наугад. Ее толкали, она толкала других, но двигалась и двигалась. А потом в мозгу словно взорвалось, женщина мягко осела на землю, и память начала выдавать ей картинки: белые стены, черные лица, застывших детей, толпу многоруких существ, страшных чудовищ, потом маленькую птичку, женщин с обезумевшими глазами в одинаковых цветастых халатах, потом еще что-то и еще. Сначала эти отрывки сыпались на ее раскаленный мозг медленно и плавно, потом все быстрее и быстрее, и, наконец, непонятные кадры замелькали так, что Алекс от ужаса и боли громко и страшно завыла, словно зверь. Со стороны, наверное, это выглядело чудовищно, но до того ли ей было?

Она мучилась как в предсмертной агонии, и потому лишь мельком почувствовала, что ее то толкают, то несут. А адский «фейерверк» в голове все продолжался и продолжался. И эффектом двадцать пятого кадра через определенные промежутки перед глазами вставал застывший многорукий толстяк со стеклянными глазами. Мертвец, не иначе. Казалось, не будет конца и края этому кошмару…

Сколько прошло времени, сказать было трудно. И что за это время произошло, тем более. Но когда Алекс возвратилась из мозговой атаки, первое, что увидела — огромный черный стражник, стоящий к ней спиной и сосредоточенно выполняющий на стоящем перед ним столе с тусклой свечой, какую-то работу. Женщина осмотрелась. Она лежала на земле, на плотной подстилке, а тесные каменные стены вокруг заставляли думать, что находится она в небольшой пещере. Но возможно ли? И почему возле нее этот угрюмый страж?

Мужчина повернулся, и Алекс увидела в его руках чашку с дымящейся жидкостью. Наклонившись, он поднес ее ко рту женщины. Та отпрянула.

«Хочешь отравить?» — невольно подумалось ей.

Взгляд стражника был спокоен и внимателен, и располагал к себе. Что таилось в черной лохматой голове, Алекс понять не могла, но догадалась, что зла ей этот большой человек не желает. Она взяла чашку и сделала несколько глотков. Жидкость была вкусной и горячей. Женщина начала быстро хлебать напиток. И вдруг ее «резанула» очередная вспышка в мозге, и, стремительно поплыли воспоминания. Сначала они были светлыми и безоблачными, но по мере их нарастания в душе появлялась тревога и боль. То, что возвращала ей память дальше, было неприятным и вызывающим угрызения совести.

Все это время великан не мешал ей. Он подошел к столу и словно выжидал, пока Алекс разберется со своими воспоминаниями. Длилось это долго. Женщине показалось, что иногда она уходит в забытье, потом возвращается вновь…

«Блин, — иногда всплывало в голове, — такое впечатление, что я прожила на свете тысячу лет».