Ефим Гаер - Спрятанные во времени

Спаситель живо выпроводил лазутчика, придерживая за ворот. Такого несчастного взгляда как у завотделом античности в момент извлечения из теснин служебного коридора он не видел ни до, ни после.

Уже в темноте заждавшийся «фиат» подхватил команду и выбросил где-то у Нагорной, наотрез отказавшись везти до центра. В результате лишь к полуночи измотанный замерзший Илья очутился дома, не без труда изловив попутку и еще квартал проперев пешком.

— Настрелялся, пришел… Что, война что ли? — недовольно спросила Варенька, поворачиваясь в постели.

— Нет еще, через десять лет, — автоматически ответил Илья.

Удивляясь тому, что его никто, похоже, так и не вычислил, Илья невольно начал присматриваться к окружающим, пытаясь обнаружить в них признаки подмены, подобной той, что произошла с ним самим — та еще разновидность вуайеризма, не описанная ни в одном наставлении психиатру.

Вообще, руку на сердце, подглядывать — в природе человека. Уж не вы ли бросали взгляды в подсвеченные нижние окна, гуляя вечером по бульвару? А глянуть с балкона вскользь, что сосед вынимает из багажника? Страстишка, вознесенная детективным жанром на пьедестал добродетели. Скольких бы романов мы лишились, отвергнув ее как скверну!

Блуждая по лабиринтам музея, Илья, из рассудка которого не вполне еще выветрилось детство, увлекся этой идеей, представляя себя этаким циничным матерым шпиком, снующим во вражеской цитадели, которого уже воротит от скелетов в чужих шкафах. «Штирлиц, а вас я попрошу…» 46 46 Из телефильма «Семнадцать мгновений весны» Татьяны Лиозновой. . Однако до «матерого» было далеко, новое занятие он осваивал второпях, сам не зная точно, как именно считают эти скелеты — по черепам или ребрам — и вообще, что он рассчитывает увидеть.

«Если бы я был человеком, попавшим в прошлое, то, несомненно, выдал бы себя какой-нибудь странностью», — заключал он, сам пугаясь такого вывода, поскольку именно и был таким человеком.

«Если бы я был человеком, попавшим в прошлое, то, несомненно, нашел бы способ дать сигнал современнику, разделившему ту же участь», — добавлял он, мучительно измышляя, как это сделать, поскольку… смотрите выше.

Так он в сотый раз запутывал себя сам, лавируя сквозь ряды пионеров, совершающих экскурс в зале РККА, в который его по какой-то мистической причине заносило чаще всего, и который, конечно, пользовался наибольшей популярностью у детей.

Веснушчатый мальчонка лет десяти, глазевший на модель аэроплана, встретившись глазами с Ильей, на всякий случай приветствовал его «пионерским салютом». За ним повторил другой, третий — и вот уже (Илье показалось это кошмаром) ему салютовал весь отряд, включая вожатую, которой бы рекламировать «Victoria’s secret», а не стоять в сером балахоне у фото мордатого пролетария в шароварах. Нехороший дядька позировал на фоне изрытого взрывами бруствера и самодовольно указывал маузером на труп в шинели, ушедший плечами в глину. Илье стало любопытно, была ли у трупа голова и он сам себя одернул от этой мысли. (Добавим, что была — столь же бесполезная ему теперь, как если бы ее не было.)

В полном составе пионеры повернулись теперь к Илье, ожидая от него какого-нибудь революционного финта, которым в убеждении всякого визитера обучают в тайной школе работников Культпросвета.

«Уж не приняли ли они меня за Троцкого ненароком? Свердлов еще, кажется, носил очки… Или не он? — познания Ильи в этом вопросе были не шире копейки. — Надо, кстати, подучить, а то вляпаюсь».

В его воображении пронеслись парсуны коммунистических бонз, глядевших в учреждении со всех стен.

— Пионерский коммунистический салют! — разнеслось по залу девичьим голосом.

Пока мозг Ильи, застигнутого врасплох, дергался в поисках ответа, с губ чуть не сорвалось предательское «Hello people! Земляне, мы пришли с миром…» и прочая дребедень — настолько комичной ему показалась ситуация. Но он вовремя прикусил язык, выдавив какое-то «м-м-эу».

«Именно такие забеги в ширину, мой друг, и выдают во всей красе чужака. Милые детишки в санадликах на босую пятку нашкрябают куда надо большими буквами, только перья от тебя полетят».

Тут дама-экскурсовод, верная профессии (и не чуждая, видимо, состраданию), спасла его, зычно объявив, что перед отрядом живьем, как есть, находится старший научный сотрудник, истинный коммунист, спортсмен, большой друг пионерии Илья Сергеевич Гринев, ведущий важные для страны исследования прямо здесь, в стенах музея.

— Скоро, — заверила она, — в каждой библиотеке СССР можно будет прочесть полезную книжку Ильи Сергеевича!

Старшие пионеры закивали, желая получить ее для внеклассных чтений как можно скорее — идеально, с автографом прославленного ученого, истинного воспитанника Революции. Хорошо, не спросили тему…

При этом экскурсоводша как-то многозначительно улыбнулась, и улыбка эта, подсвеченная алой помадой, явно адресовалась не молодежи. Илья вовсе смешался, уставившись, как на грех, прямо на ее грудь, теснившую крепдешиновую блузу, отчего смешался еще сильнее и, кажется, до маковки покраснел.

Три десятка рук снова взметнулись в воздух:

— Товарищу Гриневу салют!

«И гип-гип ура…» — мрачно добавил чествуемый, не зная, куда деваться, нервно сунул руки в карманы, и понимая, что необходимо что-нибудь отвечать, соответствуя праздничному анонсу, затравленно кашлянул, выдавив из себя как мог бодрее и звонче:

— Здравствуйте, товарищи пионеры! Мда… Рад приветствовать вас в нашем музее! Обещаю прислать экземпляр книги, как только она выйдет! — игра слов, конечно, но хоть не сильно наврал. — Прошу продолжить познавательную экскурсию! Желаю вам успехов в учебе и политической подготовке!

За сим мгновенно ретировался. В присутствии детей он всегда немного терялся, а при большом их скоплении терялся весьма значительно. Еще эта девушка-экскурсовод, которую он впервые видел, но которая, похоже, не впервые видела его (и не факт, что только в одежде — бывает такое с девушками). Хотя то и не был он в полном смысле слова… однако же вообще, принимая во внимание обстоятельства… Тьфу, какая неразбериха!

— А теперь мы перейдем к экспозиции, посвященной подвигу красноармейцев в Средней Азии! — возвестила она за спиной Ильи. В тоне ее мелькнула усмешка.

Говоря честно, ему хотелось послушать про бои за советский Самарканд, и соблазнительную улыбку еще хотелось увидеть, и натянутую на бюсте блузу… Но третьего «салюта» он бы не вынес.

Душными, пропахшими табаком пролетами Илья спустился к подъезду, вышел вон и прошелся взад-вперед вдоль газона, пытаясь собраться с мыслями. На него презрительно смотрел Агафоныч, бывший музейным дворником, столяром и еще кем-то. Нервной интеллигенции он не одобрял и презрительно пускал дым в сторону Ильи, который, не вытерпев, нырнул обратно в подъезд, ругая себя за трусость.