Ефим Гаер - Спрятанные во времени

Выпив из графина воды, Илья с удовольствием повалился на хрусткое белье, которое Варенька всегда меняла по воскресеньям, и скоро задремал, отмотав одеяла от ее кокона.

Теперь ему снилось муторное собрание в музее, на котором обсуждали коллективную подписку на прессу. Директор что-то вещал с трибуны, ему кивали… После жути морского рейда Илья принял абсурдное вече с упоением. Вскотский казался ему чудесным существом, жрецом Благородной Скуки, которой храмом и был музей. «Вот кому следует служить!», — решил он, растворяясь в благодатном тепле.

Тут покой его был разрушен. Ярвинен, которому в этот день исполнялось пятьдесят шесть, хотя с задержкой, но таки вскочил самым первым и что-то нехорошее обнаружив, дал сигнал тревоги. В кухне заорал разбуженный им Калям, требуя завтрак и моральную компенсацию.

Оказалось, что вечно протекающий титан в ванной — предмет ожесточенной борьбы инженера-самоучки Быстрова с силами природы — снова орошает пол горячей водой, которая уже протекла в прихожую.

Спустя несколько минут три женщины, неприбранные и мокрые как русалки, вымакивали ее тряпьем, суетясь в пару, подсвеченном сороковкой. Сам Николай Валерианович стоял на пороге этого эмансипированного ада, в котором роли демонов исполняли две беспартийные и комсомолка Варенька, заведовавшая большим эмалированным тазом. Только что он перекрыл воду, и теперь с видом многоопытного хирурга наблюдал как готовят к операции пациента — предстояло что-то приладить и подкрутить у титана — это был творческий секретный процесс, требовавший глубокомыслия и таланта. У ног его стоял увесистый ящик с инструментом, в пальцах дымилась папироса, взгляд выражал решимость.

— Кругами, кругами отирайте! — командовал он с рубежа полутемной ванной, в коем-то веки получив гетманский мандат, который очень скоро будет отозван. Нужно было спешить насладиться властью.

Дамы безропотно двинулись по кругу, шлепая и бренча посудой. Зинаида Львовна метнула негодующий взгляд на мужа, но тот его с достоинством выдержал, зная, что до конца починки он в своем праве.

Илья с закатанными штанами, снаряженный ненужной никому шваброй, наблюдал техногенную катастрофу из-за широкой спины соседа. Достойного применения в постановке ему не вышло, кроме роли безымянного стражника-ополченца, слабого и телом, и духом, который первым гибнет во всякой пьесе.

Зазвонили соседи снизу, взбешенные водопадом. Слышалась их приглушенная ругань из-за двери (в потоке трехэтажного мата попадались и литературные выражения с пометкой «16+», служившие знаками препинания).

Матиас Юхович пошел открывать с философским видом. Как истинный воин и физкультурник, вступая в битву, он пригнул голову, готовый встретить удар и способный в теснине врат выдержать осаду любого войска. Отвлекать Николая Валериановича, в общих интересах жильцов, было никак нельзя.

Дети — благодарные участники всякого беспорядка — бесились в коридоре, уверенно оккупировав арьерсцену. Каждый живущий в коммуналке ребенок знает, что эта территория неприкосновенна, если а) не попадаться под ноги взрослым и б) не причинять ущерба имуществу (во всяком случае, делать это не на виду).

Для человека непривычного, жизнь в коммунальной квартире — сущая мука. Зато в отдельном жилище вам не насладиться таким разнообразием ситуаций, когда волей-неволей все вовлечены в земное существование друг друга. Ни любви, ни ненависти не скрыть в этом общинном круговороте, где знают о тебе все — кем работаешь, сколько приносишь в дом, страдаешь ли от риса запором, жива ли твоя тетка в Тюмени и от кого ее дочь беременна. Илья, привыкший к жизни уединенной, чувствовал себя тут ужасно. Самым отвратительным было ждать очереди в общую уборную утром, вечером — и в любое другое время, потому что чрево не считается с обстановкой. И вообще, ходить «по номерам» в туалет — унизительно для цивилизованного человека!

Ярвинен между тем вел переговоры с соседями, выйдя за дверь в подъезд. Напор их негодования, судя по доносившимся звукам, значительно ослабел. Сочный великорусский мат измельчал до риторического «Кто мне за побелку заплатит?», на который никто не спешил ответить.

С лучезарным и бодрым Матиасом невозможно было ругаться. Он был вежлив и рассудителен, но при этом не выглядел кровопийцей-интеллигентом, которому хотелось из принципа насолить. Поэтому ритм перепалки сбивался, аргументы истощались, личная неприязнь не питала накал сражения. Со смешанным чувством соседи слово за слово соглашались, что делов-то, конечно, на три копейки, и всего беды — прохудившийся титан, недосмотренный сволочами из жилконторы… Дальше обсуждали воров от городского хозяйства.

Дверь снова распахнулась, впуская в квартиру переговорщика. Быстров показал ему большой палец, а Илья почувствовал себя вовсе никчемным существом, как учитель географии на вечеринке одноклассников-бизнесменов.

Наконец пол был освобожден от воды, «русалки» ретировались, маэстро решительно подошел к титану, хряпнул муфту ключом… Тут-то, в ходе починки, что-то и отскочило ему в глаз.

Вечером на кухне по всем поводам сразу был накрыт стол, и запахи с него сшибали с ног еще у дверей, ввергая в истерику котов и в уныние холостяков-отщепенцев, питающихся вареными яйцами.

Скандалист Калям терся у косяка, требуя своей доли, оглашая мир нестерпимым криком, в котором отчаянье соседствовало с угрозой. В кота бросали тапком, но он не сдался, пока не получил куриных потрохов, которыми объелся до изумления.

Загодя у соседей были взяты рюмки и табуреты, потому что, помимо своих, к столу ожидались гости. Вся квартира жила предвкушением уютного и сытного праздника, «всесоюзного дня добра», как выразился Николай Быстров — человек изрядного жизнелюбия. Теперь он, щеголяя повязкой на левый глаз, стал как бы еще одним именинником, хотя и был приставлен чистить картофель. Матиаса Юховича от домашней работы освободили — он следил за поставкой водок.

Вообще, руку на сердце, Гриневым с соседями повезло. Представить себе нельзя, как это важно, когда делишь с людьми одну территорию. Любая ссора в таких условиях, кто бы ни был прав, становится очень скоро ноющим гнойником, отравляющим жизнь каждому, когда даже в комнате не отсидеться, потому что, хочешь не хочешь, а ванную принять нужно, и приготовить, и выйти из квартиры сквозь общий ход…

Обладатели коммунального счастья устроились за столом на полчаса до назначенного, чтобы пропустить по одной , а уже потом вместе встречать гостей.

— Ну, Мат и с! — каждый из Быстровых коверкал имя Ярвинена по-своему. Николай — на французский манер, чему бы немало удивился, если бы кто-то ему сказал. — Поднимаю этот тост за тебя! Все у тебя в жизни есть, все срослось — жена, сын, сам мужик, что надо. Физзарядка кажное утро, работаешь будто вол, дом — полная чаша… — и жене: — Ладно, не перебивай, сам собьюсь… Короче. За тебя, и чтоб все у тебя было хорошо! Ур-ра!!! — заорал он луженой глоткой, опрокидывая рюмку со скоростью, достойной олимпийского чемпиона.