Константин Фрес - Старая эльфийская сказка

— Мусорная гора, — невольно вырывалось у меня. Признаться, я испытал некое отвращение к этому странному грязному существу. Кто, достойный и опрятный, станет жить в вонючей пещере и шариться по лесу в кучах лесного прелого валежника, присыпанного прошлогодней черной листвой?

Существо захихикало, глядя на меня единственным глазом, черным и безумным. Вместо второго глаза зияла дыра, старая, плохо затянувшаяся рана.

— Ночной Терновник не менее уродлив, чем я, — пропищала Мусорная гора противным голосом. — Твое лицо состоит из сплетения шипастых веток, а рот ухмыляется кособоко.

— Зато я чище, — зло ответил я, — и от меня не воняет тухлой рыбой. — Ты кто? Зачем сюда явилось?

— Явилось, — повторило существо, хихикнув. Видимо, безумие начало сильнее терзать его несчастный разум, и оно принялось раскачиваться из стороны в сторону, словно это помогло бы вытрясти из головы гнетущие его голоса и мысли.

— Приходят незваные, коптят жилье, наполняя его смрадом и дымом и говорят хозяевам, а что вам тут нужно? Да, давненько я не грелась у костра, так светло, что глаза режет. В лесной чаще, в буреломе, легко потеряться, но если ведут... они знают, о чем говорят, ха-ха-ха! Звезды — не люди, им можно верить; звезды — не Эльфы, им нет дела ни до кого... слушай их, и пропадешь, исчезнешь, а вместо тебя...

— О чем ты там бормочешь? — перебил я странный шепот Мусорной Горы. — Своими глупостями ты пугаешь Гурку. Прекрати бормотать! Пусть это твой дом, но это — наш костер, и ты у него греешься. Да и хлеб наш, ты, кажется, сожрала. Так что помолчи.

— Пугаю Гурку! — каркнула Мусорная Гора обиженно. — Как напугать того, кто сам является ужасом? Ужас ее сущность, она все заражает страхом, и мне страшно, страшно, страшно!

— Замолчи! — прикрикнул я на Мусорную Гору. — Откуда тебе знать, что является её сущностью?

— Поймешь, поймешь со временем... топтать огонь ногами, он жжется, он воняет гарью! Все провоняет дымом, хи-хи-хи...

— Это и правда твой дом? — удивился я, поняв, что странное существо никуда не собирается уходить.

— Дом, дом! Кто с ключом, того и дом.

— Но Эльфы мне про тебя ничего не говорили про тебя. Ты кто?

Странное существо вновь захихикало, потирая когтистые лапы.

— Эльфы. В их глазах сто лет как один день. Они думают, раз вчера тут никого не было, так и сегодня никого не будет...

— Так ты двести лет тут живешь? — изумился я. — Ты тоже Эльф? Полукровка? Но что с тобой стало?

Мусорная гора жалобно захныкала, когтистыми лапами размазывая по лицу слезы.

— Я рассказывала, а мне не верили и смеялись, — жалобно пищала она, — а потом сказали... сказали... что это я накликала беды. Меня били и щипали-и-и...

— Да какие беды?

— Горе и несчастья, — бормотала она, — и лес поглотил города... и не стало империи людей!

— Так ты предсказательница, — осенило меня.

— Гадина! — завизжала Гурка, выскакивая из темного спасительного угла. — Это все она! Она навлекла на нас беду! Это из-за нее стали ненавидеть и убивать полукровок! Только что родившихся детей кидали на пики! Гадина!

Она с кулаками накинулась на Мусорную Гору и повалила ее на землю. Я, подоспев, насилу оттащил ее от пищащей старухи.

— Не слушай её, — зло рычала Гурка, вырываясь из моих рук с такой силой, что я только диву давался, как в таком тощеньком тельце может быть столько силы. — Не слушай! Её слова несут только горе! Кто слышит ее разговоры, тот бывает проклят во веки вечные!

— Неправда! Неправда! — пищала Мусорная Гора, загораживая лицо когтистыми лапами. — Я говорю только о том, что несет радость, а люди и Эльфы превращают это в горе!

— Твои слова несут смерть! — выкрикнула Гурка. — Ты сказала, что города людей падут и исчезнут, и после этого началась война! Как из этого сделать счастье?

— А что, что мешало вам, Эльфам и людям, объединиться в один народ? — пищала Мусорная Куча. — И выстроить общие города! Теперь этого не будет никогда.

— Кто же согласился бы любить человека, заранее зная, что век его недолог и он умрет, когда чувства Эльфа только-только созреют?!

— А кто мешал вам верить?

— Верить во что? — встрял я.

— В свой жизненный путь! — крикнула Мусорная Гора. — В то, что все, что происходит — это еще не конец, а лишь ступень! И обязательно к лучшему!

Глава 10

Странное существо она была, эта Мусорная Гора.

Гурка все еще сверкала на неё злыми глазами, а Гора, казалось, уже позабыла о том, что ее только что били. Она сидела у костра, тихонько раскачиваясь, отчего по стенам прыгали длинные изломанные тени и то смеялась, словно кто-то нашептывал ей на ухо смешную шутку, то бормотала себе под нос пугающую чепуху. Она то плевалась в костер, веля ему погаснуть, то пододвигалась ближе к нему, с наслаждением отогревая замерзшие босые ноги.

— Ты раньше видела ее? — спросил я у Гурки. Та лишь усмехнулась горько:

— Видела! Нет ни единого Эльфа, который не знал бы ее и не видел, наверное. Кто-то смотрит на неё тайком, чтобы знать, как выглядит проклятье, а кого-то приводит к ней любопытство. Люди ли, Эльфы ли — все хотят знать, что будет там, впереди. Много лет назад ее встретила и я. Помню, мне было около тридцати лет, может, двадцать восемь. Я была совсем младенцем, из тех, что пачкают парадные крахмальные переднички из травы варят суп для кукол. От отца я унаследовала долгий эльфийский век. Все кругом знали, что я дитя Эльфа, но никому кругом и дела до этого не было. Мы с матерью тогда жили в большом городе. Ты, Терновник, ни разу не видел таких городов, даже в своих волшебных снах. Там были красивые каменные дома, и башни, на которых развевались флаги. Сам город был крепостью, прекрасной и неприступной, окруженной рвом с водой. Я любила этот город, он был светел, и люди в нем были добрые. А потом появилась эта, — Гурка кивнула на Мусорную Гору, — и свет в городе погас! Она была странной полукровкой. Говорили, ее мать словно нарочно собирала с своем чреве семя только самых гнусных созданий, и будто бы видели ее с гоблинами, и даже к троллям, созданиям злым и насмешливым, она бегала тайком, прежде чем родить своего первенца. От кого она родила это чудовище, никто не знал. Дитя росло быстро, и внешне ничем от людей не отличалось, вот только... только... Она жестоко обходилась с соседским ребятишками. Если был ей кто не по нраву, она пророчила ему горе, и оно всегда сбывалось. Ей стоило просто произнести только слово — и оно становилось правдой.

— Горе? — совершенно нормальным голосом, в котором не было ни намека на то безумное бормотание, которое я слышал давеча, переспросила Гора. — Разве я говорила о горе?

— А разве нет? — горько усмехнулась Гурка. — Помнишь маленького Черного Мышонка, что кидал в тебя снежки? Он лишился обеих рук!