Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Воистину, — нестройным хором отозвались трое Советников. Шун-Ди хотелось провалиться сквозь мозаичный пол. Он прокашлялся.

— В таком случае, досточтимые Советники, я признаю свой провал, — сказал он — спокойно, насколько мог. — Я приложил недостаточно сил или просто недопонял волю Светлейшего Совета. Союз с существами запада — военный или какой-либо ещё — не был заключён. Но я нижайше прошу учесть…

— Не кори себя понапрасну, Шун-Ди-Го, — величественно кивнул Ар-Эйх. Шун-Ди стиснул зубы от досады: и зачем этот якобы добрый человек в сине-золотом шёлке то и дело его перебивает? — Совет уверен, что и ты, и твои спутники сделали в этом плавании всё возможное…

— О, без всяких сомнений, — едко протянул Лерха-Эйх. — Жаль только, что деньги Совета были потрачены зря.

— …Всё возможное, — сладким голосом повторил Ар-Эйх. Советник в браслетах под каждое слово кивал и ослепительно улыбался. — Совет благодарен тебе за твой громадный труд и за опасности, которым ты подвергал свою жизнь. Мы помним, что по-прежнему не все путешественники возвращаются после того, как переплывут океан… Помним, как смертоносно пламя драконов, как искусно сражаются кентавры и как обманчива весёлость плутов-боуги. Магия и секреты западного материка пока неподвластны нам и малознакомы; мы полагаем, что сейчас ты испытываешь чувства человека, который вернулся из другого мира, — Советник улыбнулся. Шун-Ди стоял неподвижно, стараясь не польститься на мёд его речей, но невольно заметил, что сравнение весьма точное. — Несмотря на всё это, ты храбро отплыл туда и провёл в странствиях почти две весны — честь и хвала тебе за это, Шун-Ди-Го. Но на этом Светлейший Совет прощается с тобой, ибо главной цели ты всё-таки не добился. Такое решение не кажется тебе несправедливым, ведь так?

— Не кажется, — помедлив, признал Шун-Ди. — Но если бы вы согласились рассмотреть и…

— Приём окончен, — ласково произнёс советник с браслетами. Ар-Эйх кивнул, виновато улыбаясь. Шун-Ди услышал, как стражники вступили в зал за его спиной, и понял, что его выставляют.

Вечером Шун-Ди по приглашению пришёл к Ниль-Шайху — приятелю-купцу. Он не очень-то рвался в его дом, но понятия не имел, куда ещё пойти. Он полулежал на подушках и держал чашу, от которой поднимался хмельной аромат. Тщетно раздумывал над тем, как жить дальше.

В чаше была хьяна — дорогой миншийский напиток, рецепт которого веками держался в секрете от других королевств Обетованного. За эти безумные полтора года Шун-Ди соскучился по хьяне. Она была немного крепче вина или эля, но сохраняла рассудок ясным и дарила при этом приятное расслабление. Как раз то, что ему сейчас нужно.

Расслабление, однако, упрямилось и никак не наступало.

Ниль-Шайх жил роскошно — даже слишком роскошно, на взгляд Шун-Ди; так разбрасывать деньги подобает вельможе, а не деловому человеку. На первом этаже своего жилища он обустроил искусственный пруд; вода подводилась туда из источника по сложному сплетению труб, заметные отростки которых были увиты плющом и выкрашены золотой краской. Зал с прудом был погружён в полумрак и освещался лишь несколькими зеленоватыми лампами. Бортик украшали отшлифованные камни — видимо, ради того, чтобы подкрепить у гостей иллюзию настоящего водоёма. Под прозрачной, будто хрусталь, водой скользили красно-оранжевые и серебристые карпы; Шун-Ди отрешённо задумался о том, сколько Ниль-Шайх платит слугам за их кормление и чистку пруда. Как же важно некоторым людям не быть, а казаться важными персонами…

Будь он сам из таких, всё стало бы проще. Шун-Ди ведь оказан почёт. Светлейший Совет даже поблагодарил его. На что жаловаться? Да и вообще — он в целости и сохранности вернулся из путешествия на запад, через весь океан… Раньше он сам почитал героями тех, кто совершил такое. А теперь чувствовал себя просто бесконечно усталым, слегка отупевшим от разочарования — как вот эти карпы…

— О чём задумался, друг? — Ниль-Шайх бросил в него одной из бесчисленных подушек. Шун-Ди лениво поймал её и положил рядом с собой. — Любуешься моими рыбками? По-моему, для тебя они должны быть не в диковинку. На западном материке ты, должно быть, всякого навидался.

— Навидался, — эхом повторил Шун-Ди. Десятки, сотни образов, уже немного потускневших от времени, промелькнули перед его мыслями. Волшебный месяц, проведённый в лесной деревушке боуги, рыжих остроухих существ, о которых Шун-Ди прежде ничего не знал — их пляски под луной, зачарованные травы и цветы в каждом домике, вездесущий молочный запах свежего масла… Беседы с кентаврами, их наблюдения за звёздами, их не по-человечески и не по-лошадиному подвижные жеребята; серьёзный вороной кентавр по имени Гетей-Гонт, взявшийся терпеливо обучать Шун-Ди своему языку… Гортанный смех и холодные руки русалок, и нежно-лиловая ракушка, подаренная на память одной из них… Округлые зелёные холмы, леса, которым не найти края, красноватые сосны с верхушками, терявшимися в облаках, закаты и стаи птиц над маленькими озёрами, пение цикад и заросли кипарисов… И, конечно, драконы. О да, драконы.

Ниль-Шайх, как и все знакомые на Рюе, требовал от Шун-Ди подробного рассказа — отчёта, точно перед Советом. Но он не знал, как уложить в слова всё, что пережил. Знал только, что вернулся другим человеком, что прежним не будет уже никогда. Пускай Советники не оценили его путешествие, пускай путевые записи пропали напрасно… Вернувшись с запада, Шун-Ди обрёл — и утратил — столько всего, чему не подобрать имени.

А желтозубый человек напротив угощает его хьяной, крабами и приторными кокосовыми шариками, ожидая обычных баек, словно от моряка. Шун-Ди, бывало, снабжал его байками о поездках в Кезорре и Ти'арг — он сделал бы это и сейчас, не испытывая никаких затруднений. Но западный материк… Это западный материк. Особая, сокровенная часть Обетованного. Шун-Ди ничего не понимал в магии (и никогда к этому не стремился), но был несказанно рад тому, что неведомое волшебство уберегло эти земли от людей.

Правда, с Ниль-Шайхом лучше не делиться такими соображениями. Он не поймёт.

Это не делает его плохим человеком, — поспешно добавил Шун-Ди про себя, надламывая кокосовый шарик. Конечно, нет. Он вкушает еду Ниль-Шайха, проводя вечер в его доме; Ниль-Шайх сам позвал его, едва узнав о возвращении, и установил между ними эти священные для любого миншийца узы — гостя и хозяина. Наверное, он ждал его. Наверное, он считает его другом.

Даже теперь, когда со времён жизни с матерью, в рабстве и унижениях у хозяина, прошло много лет, Шун-Ди всё ещё сложно было в это поверить.

Воспоминание о хозяине заставило его по привычке коснуться клейма с павлиньим пером — позорной отметины на лбу, которую не смоет и десяток Восстаний… Его жест не укрылся от Ниль-Шайха.