Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Значит, угрожать или предупредить.

— Это временно. Почти случайность.

— Ох, Тхэласса, ну кому ты врёшь? — костистое обветренное лицо Дуункура перекосила гримаса. — Я слишком давно тебя знаю. У тебя не бывает случайностей: ты сам их себе устраиваешь, лишь бы поразвлекаться. Так ведь?

Предупредить.

— Возможно. Послушай, у меня сейчас нет времени на…

— Сюда идёт большое войско. Морем. Кентавры, русалки, наши. Кое-кто из боуги. Трое драконов, — хриплые рубленые фразы повисали в воздухе, словно сгустки чада с кухни. — Они будут биться за твоих врагов. И их ведёт…

— Знаю. Я уже понял.

— …Повелитель Хаоса, — закончил Дуункур. Он скрыл удивление. Так вот куда того очарованного смертью юношу привела мстительница-жизнь? — Его дочь недавно явилась на запад и всех взбаламутила. Вернула его в наш мир — уж не знаю, как. И вот теперь он летит сюда. Я слышал кое от кого, что ты здесь, и думал найти тебя как воина и убийцу, — дверь в кухню за спиной Дуункура приоткрылась и тут же захлопнулась. Им не хотели мешать. — А нашёл главного противника Повелителя. Вот так совпадение.

Дочь. Уна Тоури. Бездна, сколько открытий!

— У тебя много вопросов, верно, Тхэласса? Не стесняйся. Мы же старые друзья, — колокольчик опять со звяком взлетел и опустился. — Я устал и голоден как целая стая, но, так и быть, подожду.

Он отвёл глаза, рассматривая выщербленные камни стены. «Пустой» день стремительно становился «наполненным».

— Когда и где он высадится?

— В ближайшие несколько дней. В большом городе на северо-востоке, у моря — не помню названия…

— Хаэдран.

— Точно. Так они и говорили — Хаэдран, — грязные пальцы стиснули решётку. — Жди их там. Меня послали вперёд заранее — сам напросился. Меня и ещё кое-кого, на маленьком судёнышке.

— Для чего?

— Для «особого задания». Я должен был кое-что найти и подготовить для Повелителя, — Дуункур таращился на него в упор, ухмыляясь. Его взгляды ощущались как жирные пятна на одежде и коже — и ощущение тоже было знакомым. — И, конечно, не стану этого делать.

— Почему? Почему ты предаёшь его?

Ухмылка росомахи растаяла.

— А вот это долгая история. Спроси что-нибудь понасущнее.

Едва ли столь уж «долгая». Скорее всего, какая-нибудь обида: Дуункур всегда был болезненно самолюбив и злопамятен. Вечный порок тех, кто не верит в свои силы — и делает себя ещё слабее этим неверием. А может, и другое, более увлекательное. Росомаха был из тех редких существ, кто искренне наслаждается злом — смакует его, упивается самим ходом греха, а не совершает его по необходимости или от скуки. Возможно, сначала он и хотел служить Повелителю честно — но потом тот доверился ему, и искушение взяло вверх. Искушение ложью и предательством.

Он знал это чувство, хмелем бьющее в голову. Чувство убийцы, который приставляет нож к горлу жертвы. Чувство предателя, который продаёт своего господина или друга. «Он умрёт, а я буду жить. Его обманут, а меня нет. Он в моей власти».

Жаль, это чувство длится только миг. И миг тот сам по себе обманчив.

— Ну же, Тхэласса, не теряй время. Спрашивай что угодно, — Дуункур сжал колокольчик так сильно, что, казалось, скоро раздавит тонкие стенки. Голоса в зале стали громче — кажется, Ректор кому-то что-то доказывает. Профессора узнали новость об альсунгцах в отряде и пышут праведным гневом? Не хотят, чтобы одни «варвары» заслоняли их книги от других?… — Я расскажу тебе всё, что угодно. Их количество и распределение сил, планы о высадке и нападении на этот ваш Хаэдран. Расскажу, как они свяжутся с твоими врагами. Какие чары применят. Я всё это слышал от Повелителя. Готов служить тебе и биться с тобой бок о бок — как в старые добрые времена.

Старые — да, а вот добрые — вряд ли. В тумане лет — да что там, веков — перед ним проносились снега и сосны, озёра и пальмы запада, битвы племён и кланов, брызги царственной барсовой крови на серых камнях… Таких же, как эти — серых.

Всё это навсегда в нём, хоть и навсегда утрачено. Вместе с тем звоном в Кезорре, с виантскими надушенными ширмами, музыкой и интригами аристократов. Вместе с вонючей клеткой во владениях Хавальда.

Странно — столько всего пересеклось в нём одном. Иногда кажется, что прожил не одну жизнь, а много разных — умирая и рождаясь заново. Интересно, Альена тоже преследует эта мысль?…

В пору их дружбы Альен оставил ему маленький подарок. Амулет со вправленным внутрь кусочком стекла из своего зеркала — особая магическая связь. Поэтому Тхэласса знал, что двадцать лет назад Альен пропал из Обетованного: почувствовал, как почувствовал и разрыв в ткани мира, возникший незадолго до этого. Догадывался, что это вина молодого Тоури — что в своих играх со смертью и знанием он всё-таки перешёл черту, проведённую для людей. Может быть — кто знает? — добрался до западных земель и тауриллиан. И до драконов, которых так жадно искал. Может быть, нашёл способ уйти в другой мир.

Может быть, умер.

Но он не предполагал, что Альен овладел Хаосом, сумел стать его хозяином и подчинить тот тёмный дар, что ему достался. Если это так, то Дуункур — просто глупец. Последний глупец, предавший победителя, чтобы быть рядом с теми, кто проиграет.

Однако ему об этом сообщать необязательно.

— Надо думать, ты так жаждешь помочь мне не потому, что считаешь другом.

— «Надо думать», — усмехаясь, передразнил Дуункур. — У меня нет друзей и нет стаи, Тхэласса. Как и у тебя. Просто эта доченька Повелителя у меня уже вот где, — он красноречиво постучал ребром ладони по шее, а потом закатал рукав своих лохмотьев выше локтя. Стали видны шрамы, краснота и следы сошедших волдырей. — Эта тощая шлюшка обварила меня! Можешь себе представить?! Лицо уже зажило, но было куда хуже. Такого оскорбления я точно не прощу. Да и папаша её хорош — мог бы хоть отшлёпать её в назидание, хех. А он только и делает, что во всём ей потакает да толкает красивые речи о мире, покое и балансе сил. Не того я ждал от Повелителя, когтями клянусь!

Что ж, похоже на него. Альен и раньше любил пофилософствовать.

— Кстати, откуда ты взял эту одежду? — полюбопытствовал он, пока Дуункур возвращал лохмотьям прежний вид. — И колокольчик? Здесь их носят…

— Больные, я уже понял. Какой-то старикашка на дороге увидел, как я превращаюсь, — росомаха дёрнул плечом. — Пришлось убить, что поделать. Узнали бы местные — начали бы травить, а у меня не было времени убегать от них. Ну и эта штука, — колокольчик снова звякнул, — оказалась полезной. Никаких помех по пути, никто не лезет. Я легко узнал, где тебя найти: кто из людишек подавал хлеб и воду — те и рассказывали.

— Но ты ведь не знаешь ти'аргского языка? — Дуункур, хохотнув, ещё раз почесал спину — теперь уже об оконную решётку. Выходит, приплыл не один. — Кто ещё с тобой? Кто-то, кто знает местные наречия, так?