Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Они двигались всё дальше в чащу, окончательно покинув протоптанную тропу. Сосняк закончился, сменившись смешанными зарослями, которые Нитлот отлично помнил. Когда он шёл здесь в последний раз, на еловых лапах, под корнями буков и осин ещё лежал снег, а воздух был морозным и колким… Он вздрогнул: не хотелось вспоминать те дни, проведённые на грани истощения и смерти.

Где-то над ними, перелетая с ветки на ветку, угрюмо отсчитывала секунды кукушка. Однажды что-то серое дрожаще мелькнуло за поваленным деревом — заяц бросился наутёк… Тени уплотнялись, зелёная тишина не отпускала, и Нитлот опять начал чувствовать себя неуютно. Не раз и не два он порывался остановиться и засыпать Соуша новыми вопросами, но что-то мешало ему. Если Соуш так уверенно выбирает направление, то явно знает, куда идти. Он должен ему доверять.

Зануда, ты в городе? — Тейор ворвался в его мысли, бестактно разрушив блоки. Нитлот поморщился. — Мы с Индрис пришли звать тебя на обед, а там только плачущая леди Келия… Говорит, тебя увёл какой-то немой бродяга. Как это понимать?

Обед? Значит, их нет уже довольно давно… Нитлот грустно представил, что ещё могла наплести его подопечная. Хорошо, что хоть Индрис не паникует.

Или плохо?…

Всё в порядке. Я с Соушем в Заповедном лесу.

Соуш пришёл в Зельдор? Сам?!

Да… Объясню позже, Тейор. Приятной вам трапезы.

Не вдаваясь в подробности, Нитлот вновь закрыл свои мысли. Со стороны его уход, наверное, и вправду выглядит безумно. Но…

Соуш резко остановился и предостерегающе поднял руку. Они вышли к поляне, посреди которой стоял огромный, как столик, старый пень. С одного бока его густо обложил мох, с другого — кучка опят; корни бугристо приподнимали землю, и оставалось только предполагать, какое могучее дерево стояло тут раньше. Однако больше на поляне не было ничего примечательного.

Резкий птичий вскрик раздался сверху; Нитлот поднял голову и увидел коршуна, который плавно, кругами спускался, раскинув крылья. Отвислые губы Соуша разъехались в улыбке — так он приветствовал только старых друзей. Коршун наклонился вперёд и аккуратно опустился ему на плечо, вцепившись когтями в плащ. Воркуя что-то нечленораздельное, Соуш пальцем погладил птицу по нежному пуху на груди. Нитлот разочарованно кашлянул.

— Это и есть то, что ты хотел мне показать? В пути ты подкармливал коршуна?

Соуш покачал головой и воспроизвёл сложное сочетание жестов. Нитлот не сразу разобрался в нём — как если бы вернулся к изучению чужого языка после долгого перерыва, — но в итоге понял примерно следующее: «Птица указала мне место, где я нашёл что-то необычное и нужное. Это место здесь».

Пока Соуш махал руками, с досадой сопя (видимо, оттого, что до Нитлота его взмахи доходили гораздо медленнее, чем когда-то до Альена), коршун слетел с его плеча, опустился на пень и дважды стукнул по нему крючковатым клювом. Потом снова вскрикнул и улетел, будто говоря: к чему мне возиться тут с вами, ущербными тварями без крыльев?…

Нитлот зашипел от внезапной боли: вспышка жара прошлась по шрамам на боку и бедре. Он метнулся ладонью к зеркалу, но сразу её отдёрнул. Такие мощные волны жара не окутывали его зеркало даже на равнине Ра'илг, где силами Хелт соткалась небывало плотная сеть тёмной магии.

— Соуш, что…

Он не договорил — потому что кора на пне громко затрещала, а в деревьях вокруг поляны засвистел ветер явно не естественного происхождения… Тишина наполнилась звоном, смехом, гулом десятков бесплотных голосов, словно в лесу перешучивались призраки. Земля вздрагивала под ногами Нитлота — но не опасно, а скорее просто таинственно. Он шагнул назад, чувствуя, что и за спиной творится то же странное наваждение. Сердце молотом било в грудную клетку.

— Это необычная магия, — сказал он вслух, чтобы успокоиться.

Соуш не ответил: он с благоговением оглядывался. Ветви двух сосен тянулись друг к другу, как руки оживших великанов; во мху вспыхивали и гасли золотисто-зелёные искры. Неуловимые голоса забормотали громче; в какой-то миг Нитлот услышал заманчивый, зовущий к игре смешок прямо над ухом, а потом на плечо ему легла чья-то ладонь. Он отшатнулся, но не увидел ничего, кроме ветки сухого вяза.

— Совсем не обычная, Соуш, — повторил Нитлот, точно убеждая себя не бояться. — Не тёмная, но в то же время… Бессознательная какая-то, что ли. И древняя… Очень древняя. Похоже на…

Он осёкся, заметив, что в коре пня прорезаются новые черты: нос, глаза-щели, заострённые уши… «Похоже на дракона, чей образ тогда вызвала Хелт», — хотел сказать Нитлот; однако нужда в этом отпала — он уже понял, что перед ними вовсе не дракон.

Пень чихнул (по крайней мере, именно так тянуло истолковать этот скрипучий звук) и сонно зашевелился, один за другим вытягивая из-под земли корни. Каждый рывок давался ему с напряжённым хрустом — так старик по утрам не может расправить суставы… Со сложной смесью чувств Нитлот вспомнил о Старшем, чьё моложавое тело тоже поддалось немощи лишь в последние годы.

Те же изменения происходили с корой двух сосен, бука и тонкой осины, на которую Соуш почему-то смотрел с особым трепетом. Наверняка дело в родовом гербе Тоури — в пучке осиновых прутьев внутри железного обруча… Но мысли об Альене быстро испарились: Нитлота захватил бурный поток Силы, которой он не знал имени.

Магия этого места была такой древней, неизмеримо старше народа Долины, Дорелии и всех людских королевств — старше, должно быть, любых поселений смертных на этом материке. Эта древность пронимала восторгом и жутью одновременно — именно как тот дракон. Ни добра, ни зла не было в ней — только вечная сила жизни, роста и умирания, влажных корней, сплетающихся под землёй, камней у ручья, дождевых капель на листьях… А ещё — бега и дыхания на разрыв лёгких, весеннего спаривания, горячей крови из разорванного горла добычи. Гортанного рыка и воя в ночи. Шороха крыльев. Травы, которая пробивает снег по весне, прорастая из перегноя, из чужой разложившейся плоти.

Голоса на поляне были голосами самой земли Обетованного, её биением, ритмом, памятью. Единство мира вокруг — двух материков и океана меж ними — сходилось прямо здесь, в этой точке, откуда древнейшая, правдивая, страшная магия почему-то решила не уходить. Все различия между землями на западе и востоке были поздней, надуманной ложью. Тысячелетиями они оставались единым целым, как и Цитадели Хаоса и Порядка, как сеть из миров Мироздания, пульсирующих и без конца переходящих друг в друга.

Осознание этого придавило Нитлота, будто каменная плита. Он упал на колени, хватая ртом воздух.

Щели-глаза пня раскрылись, и на Нитлота глянула янтарная, текучая желтизна. Расплавленное золото.