Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

У дракона-иллюзии на равнине Ра'илг были такие же глаза. И Нитлот точно так же не мог смотреть в них подолгу.

— Сын народа зеркал, — проскрипел пень. Ему эхом отозвались голоса сосен, бука, осины, а ещё — мха и опят, которые вдруг превратились в многоголовое существо, грибницу с десятками глаз и единым сознанием. Нитлот ахнул. — Мы давно не встречали таких, как ты.

— Духи, — прошептал Нитлот, глядя строго в землю под ногами. — Бессмертные духи стихий…

Он не хотел и не мог видеть этих корявых рук-ветвей и игольчатых кос, слышать ток весенних соков в жилах осинки. Он знал, что не имеет права поднимать глаза. Знал, что один взгляд в эту бездну может затянуть его навсегда, лишить воли и разума — ибо слишком велико чутьё к магии у народа Долины. В отличие от беззеркальных, его сородичи сохранили в крови её изначальный зов: стали сильнее — и беззащитнее.

— А ты не верил, что мы существуем? — пень-старик зарокотал смехом. — Думал, нас выдумали сказители?

— Я думал, что вы навсегда ушли… На запад, вслед за поверженными тауриллиан.

— У всякого свой путь, смертный, — ласковым, смолистым шорохом ему ответил дух сосны. — Наш путь не совпал с участью тауриллиан, как твой не совпадёт с нашим… Это наша земля. Мы всегда были и будем здесь. Мы пустили в ней корни, любили и ели её. Она наша.

— Но другие… — пролепетал Нитлот, думая о мечтах Фиенни и о легендах, которые собирала несчастная Ниамор. — Кентавры, русалки, оборотни-Двуликие… Драконы. Они ведь ушли? Действительно ушли?

— Не всё так просто, — в унисон отозвалась многоглавая грибница; то, что Нитлот принял за опята, теперь сияло для него светом бессмертия и могущества. — Все ли ушли? Навсегда ли ушли? О нет. Но то был их выбор, как наш — остаться… Их выбор был — дать место людям, ибо грядёт людское царство на этих землях.

— Значит, всё Обетованное когда-нибудь…

— Нет! — воскликнула осинка, и на дрожь её ветвей откликнулось сердце Нитлота. — Всё Обетованное никогда не будет принадлежать им! Настанут времена, когда они начнут думать так, но будут заблуждаться… Правда откроется им. Правда останется рядом с ними — и всегда будут те, у кого хватит отваги к ней прикоснуться. Пусть агхи сокроются под землёй, пусть наш сон ещё реже будет прерываться… Магия не умрёт, сын зеркал. Она будет биться, как жизнь и слово, пока держится само Обетованное. Успокой своё предчувствие смерти.

— Откажись от своей ненависти.

— Очисти свой разум.

— Скажи, зачем ты пришёл к нам?…

Нитлот положил ладонь на своё раскалённое зеркало. Знание, которое он обрёл, оглушало и подавляло, но одновременно служило утешением, обещанием для всего народа Долины — а он уже не надеялся его обрести. Откажись от своей ненависти. Альен… Синь и чернота, горький смех и вечные загадки.

Он покачал головой. Если бы это было так просто… Если бы было — он давно был бы свободен. «Старая ненависть хуже старой любви, а, Зануда?», — пошутил тогда Мервит. Шутил бы он так, будь Ниамор его сестрой? Вряд ли.

Соуш крепкой, уверенной хваткой сжал его предплечье, заставляя подняться. Нитлот встал, отряхивая балахон от земли и хвои, и вопросительно оглянулся; Соуш кивнул ему, доверие и уважение светились в его глазах. Духи стихий ждали.

Нитлот набрал в грудь побольше воздуха.

— О духи, я пришёл попросить помощи в Великой войне против той, кто стремится ко всевластию Хаоса в Обетованном. Вы покинете свой лес, чтобы поддержать нас? Вы выйдете на битву?

Лик пня исказила морщинистая улыбка.

— Так и быть, сын народа зеркал. Мы выйдем на битву за столицу этого королевства, за город возле Белого камня.

За Энтор… У Нитлота слегка кружилась голова. Мысленно он плюнул на свои страхи. Если ему позволили, нужно просить до конца — пусть рискуя проявить навязчивость.

— А раньше?… Ваша помощь может потребоваться и раньше. Заповедный лес окружён врагами, они сражаются на западе страны и в центральных землях. Север уже в их руках. Как только мы отдалимся от леса, чтобы отбить столицу, они нападут на нас…

— Раньше к вам придут другие помощники; и, поверь, до столицы их будет достаточно. Они уже на пути сюда: с севера земля грохочет от стука их сапог, подбитых железом… Мы слышим их, сын зеркал. Мы слышим агхов из-под Старых гор.

…Не дожидаясь приказа короля или лорда Заэру, лорд Толмэ выступил с людьми, которых успел собрать. К ополчению, набранному в Зельдоре, присоединились два отряда добровольцев из Дьерна и Эблира. Как слышал Вилтор, оба города подвергались атакам альсунгцев, но успешно отбили их, не позволив начать осаду. Вдобавок пять небогатых лордов из юго-западных земель прислали подмогу — рыцарей и рекрутов-пехотинцев (по-видимому, всех, кого сумели наскрести из резервов в замках). Лучники лорда Толмэ, число которых после равнины Ра'илг сильно сократилось, подкрепили свои силы и недурно потренировались на мишенях Зельдора. В итоге новое войско, созданное без всяких распоряжений из столицы — почти чудом, будто из-под земли, — в один из дней на исходе весны двинулось к Энтору. В нём насчитывалось около четырёх тысяч человек. Конечно, с учётом исходящей от Хелт угрозы это число многим (включая, пожалуй, самого лорда Толмэ) казалось жалким: ведь в распоряжении Белой Королевы были не только альсунгские здоровяки, но и цвет рыцарей Ти'арга, и тёмное колдовство, и (в печальной перспективе) поддержка Кезорре и Шайальдэ… Однако никто не намеревался тянуть время дальше; удавка страха за близких и за Энтор сдавливала дорелийцев всё туже день ото дня. Когда приказ был объявлен, он не вызвал ни одного возражения.

Войско сопровождали шесть магов: трое людей и трое Отражений. Они ехали верхом, бок о бок с лордом Толмэ, будто его личная гвардия. По замыслу лорда, это должно было недвусмысленно напомнить Хелт, что зеркальная Долина — сердце магии Обетованного — находится всё-таки в границах Дорелии…

Женщины Зельдора соткали несколько новых изумрудно-зелёных знамён и золотой нитью вышили на каждом льва с горделиво поднятыми лапами и лохматой гривой. Никогда ещё знамёна Дорелии не казались Вилтору аи Мейго такими красивыми. Он шёл во главе своего десятка, то и дело посматривая на ближайшее полотнище — оно трепетало на ветру в руках рыцаря, ехавшего в последней колонне конницы. Где-то далеко впереди на солнце поблёскивал заново отчищенный шлем лорда Толмэ; иногда Вилтор мог его различить.

Вилтору нравились его новые доспехи, выданные в Зельдоре взамен старых, изрубленных. Нагрудник был лёгким и не сковывал движения; наручи и поножи из крепкой стали хорошо защищали его вновь налившиеся силой конечности. Здорово, что мастеровой (устало морщась) подогнал их под полноту Вилтора. Так гораздо удобнее, чем в кольчуге — особенно в такой примитивной, редкого плетения, как у альсунгцев… Хотя ладно, что уж там: как показала жизнь, исход боя решают совсем не доспехи.