Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

И теперь эта жизнь мстила за смерть и разрушения, нанесённые людьми. За уничтоженные леса, за возведённые городские стены. За пролитую кровь. За Хаос, впущенный в мир. За игры с теми силами, играть с которыми не положено.

За нарушенное равновесие.

Нитлот не был уверен, что разбуженные духами корни нацелены именно на альсунгцев; дорелийцы просто-напросто успели вовремя разбежаться… Скорее им ненавистны все беззеркальные — все, кто ненавидит магию или обходится с ней неразумно. Все, кому подчинилось Обетованное.

Невозможно утверждать с уверенностью, что они не тронули бы Альена, окажись он здесь… Будь он хоть сотню раз Повелителем Хаоса.

Численный перевес северян не имел уже совершенно никакого значения. Корни — укутанные в зелёное сияние, смех, невидимый шёпот и звон — хватали альсунгцев десятками и корёжили их заживо, будто ненужный мусор. Те, кто оставался в живых, бежали — но обычно на их пути появлялась новая трещина, и спастись удавалось ненадолго… Следом за корнями земля исторгла цветущие побеги, и сучья, и длинные кудри плюща… Всё это душило, ломало, терзало, рвало на части людей. Предместья Энтора звенели от криков.

Как только красное солнце скрылось за горизонтом, а на землю спустился мрак, почва вдобавок к другим своим детям изошла терновыми шипами. Чёрные и блестящие, они жадно подтягивались к альсунгцам, разбрасывая вокруг себя комья земли; то же зелёное, пронзительно прекрасное сияние окружало их — но то, что было потом…

Нитлот не выдержал и отвернулся. От такой первобытной жестокости его охватила дурнота — и в то же время непонятное, трепетное восхищение. Это была самая красивая из возможных казней. Духи стихий, древние силы Обетованного сдержали своё слово. Впервые за много веков они показали смертным, на что способны.

Интересно, жива ли Хелт?…

Дорелийцы в страхе хлынули в город, под защиту каменных стен — пока сама земля карала альсунгцев буйной силой роста и жизни, которую оскорбила смерть. Крики ужаса и боли насквозь прошивали ночь. Северяне гибли.

Это была полная, безоговорочная победа.

Нитлот думал, что после битвы он упадёт и уснёт прямо там, где стоял, не в силах делать что-либо ещё. Но сон не пришёл к нему: вокруг всё ещё было слишком тревожно. Вонь железа и крови слилась с хвойно-медовым, неуловимым ароматом лесной магии, которую направили на Энтор духи стихий. Порождения земли, разбуженные ими, исчезли так же внезапно, как появились — зато тысячи трупов на развороченной земле не исчезли никуда… Ими, надо думать, займутся утром: беззеркальные никогда не торопятся с этим. В их небрежении телами врагов есть что-то глумливое.

Нитлота рано скрутило отвращение. Он не хотел дожидаться рассвета, когда начнётся расчистка стен, а к небу взметнутся высокие погребальные костры… Он разыскал Индрис с Тейором и Соуша, чтобы вместе с ними убраться подальше от поля боя.

Дорелийцы закрыли ворота города, выставили на стены дозорных, и всю ночь Энтор переливался огнями факелов и возбуждённым шумом. Суровые агхи, потерявшие больше трети бойцов, вошли в город с победителями.

Голоса, правда, не доносились до разорённой альсунгцами, обгорелой фермы к северу от тракта, где их компания нашла себе приют. Нитлот выбрал это место прежде всего из-за тишины; ему казалось, что в Энторе его несчастная плешивая голова расколется от шума, как орех. Больше криков, чем было сегодня, он просто не выдержит — как и радостного смеха горожан. Да ещё и идти пришлось бы через предместья — по тем самым ямам и рытвинам, откуда пару часов назад лезло ЭТО… Нет уж, спасибо.

Нитлот еле добрался до ступеней у входа в добротный деревянный дом и повалился на них — безвольно, точно мешок с мукой. Ноги теперь вполне серьёзно отказывались держать его. Соуш без всякого недовольства потёр плечо, на которое Нитлот опирался всю дорогу… Грязный, уставший и голодный, как все они. Бедняга.

Тейор вразвалку подошёл к ступеням и уселся рядом. Его балахон обгорел в нескольких местах, а на смуглом скуластом лице виднелись брызги крови (неизвестно, чьей), но в целом выглядел он неплохо — и улыбался уголками губ не менее лукаво, чем всегда. Путь до фермы им освещал маленький бледно-жёлтый огонёк, сотворённый его магией; Тейор взмахнул рукой и заставил огонёк замереть в ночном воздухе над крыльцом.

— Да, Зануда… — он крякнул и с упоением разлёгся на крыльце: длинные ноги вытянуты, голова откинута на ступеньку выше. — Вот так, значит.

— Да, — вздохнул Нитлот. Его тоже не хватало на что-то более вразумительное. Наверное, им всем пока можно и помолчать.

Индрис легко опустилась с другой стороны от него. Мягкий свет луны и более резкий — огонька Тейора — мазками ложился на неё, показывая то исхудавшие щёки, то по-кошачьи вытянутые, чуть раскосые глаза. Пушистая копна волос коснулась плеча Нитлота, и он вдруг ощутил безумное — до кома в горле — счастье от того, что мастерица витражей жива и сейчас с ним рядом.

— Присаживайся, Соуш, — пригласила Индрис, тепло улыбнувшись голубоглазому великану. — Что же ты стоишь там, совсем один?…

Соуш смутился, почесал лохматый затылок — но всё-таки подошёл и сел прямо на землю, у ног Индрис. Так сидели они — вчетвером, под звёздами — и какое-то время никто не произносил ни слова. Ночной ветер шумел листвой яблонь в маленьком саду фермы, выдавливал скрип из загона для коз (его доски, должно быть, тоже повредили альсунгцы в своих грабежах…). Потом Тейор молча снял с пояса своё помутневшее зеркало и любовно протёр его рукавом балахона. Нитлот подумал, что надо бы заняться и собственным, явно перенапрягшимся в такой череде заклятий — но в блаженной дремоте, охватившей его, совсем не хотелось шевелиться.

После зеркала Тейор извлёк на свет флягу, отвинтил крышку и сделал пару глотков. В той же абсолютной тишине протянул её Нитлоту; тот поколебался, но взял без вопросов. Напиток обжёг горло, а тело сразу охватило приятным жаром. Он узнал привкус яблок и чего-то ещё, незнакомого.

— Дорелийский сидр?

— Само собой, — Тейор важно кивнул. — Из Зельдора. С моими травками.

— С твоими травками? — оживилась Индрис. — Поделитесь-ка с дамой…

Фляжка перекочевала к ней, а потом — к Соушу, который долго морщился и больше не неё не претендовал. Нитлот проваливался в бездонный покой, хоть и знал, что в каком-нибудь получасе ходьбы отсюда властвует смерть и пируют вороны, а королева Хелт, скорее всего, до сих пор жива… Ночь была волшебной. Все они заслужили её, как награду.

— Лорд Толмэ, должно быть, счастлив встретиться с семьёй, — сказала Индрис. — Он говорил мне, что в Энторе у него жена и две дочери… Он посчитал, что при короле им будет безопаснее, чем в замке.