Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

— Он оказался прав, — серьёзно сказал Тейор.

— Да… — Индрис помолчала. — Зануда, я хотела спросить…

— Да, — перебил её Нитлот. Он догадался, о чём она; обсуждать это отчаянно не хотелось. — Да, ты права. Это были духи стихий. Те самые, из старых легенд — древнейшие хранители Обетованного… Соуш привёл меня к их укрытию в Заповедном лесу. Они пробыли там много веков, как я понял… Они были здесь уже до того, как тауриллиан, бессмертных, изгнали на запад. Видимо, так.

Тейор присвистнул.

— А нам ты ничего не сказал. И лорду Толмэ тоже.

Нитлот пожал плечами.

— Я не знал, придут ли они на помощь, как обещали. И не знал, не схожу ли с ума, — он нервно усмехнулся и снова приложился к фляжке. — Давайте не будем об этом пока. Пожалуйста.

— Не будем, — согласилась Индрис. — Просто всё это так… Странно и чудесно. Духи стихий, оборотни… Будто границы с западным материком больше нет. Или будто старая эпоха вернулась… Первые века королевств. Ниамор бы понравилось.

— И Альену.

— И Альену, — эхом отозвалась она.

Нитлот потёр занывший лоб.

— Я не думаю, что даже эта победа остановит Хелт. Она залижет раны и пойдёт дальше… Может, попытает силы в Феорне, раз уж Абиальд её припугнул. Она не остановится, пока не захватит Обетованное для бессмертных и Хаоса.

— Если она жива, — задумчиво подчеркнул Тейор. — В чём лично я сомневаюсь.

— А если даже и нет?… — почти прошептала Индрис. — После неё придут другие. Разве вы не видите, как всё сместилось? Ти'арг захвачен, в Кезорре — переворот и новая власть, Феорн уже давно стал марионеткой Дорелии… Если слухи верны, то в Шайальдэ тоже неспокойно, и кто знает, как кочевники поведут себя теперь, когда Хелт ослаблена?…

— Никогда не думал, что ты разбираешься в политике, — протянул Тейор, допивая сидр. Нитлот рассмеялся бы, если бы мог: таким озадаченным Тейора он давно не видел.

— То есть ты думаешь, что Великая война не окончена? — спросил он, и Индрис кивнула. — Я тоже. Она может тянуться ещё долгие годы, и неизвестно, что в итоге будет с Обетованным. Главное — чтобы Альен справился.

Какая-то ночная птица закричала в саду; голос Нитлота дрогнул. Он искоса посмотрел на Соуша — тот повесил огромную голову, погрузившись в свои загадочные мысли. На миг Нитлоту померещилось, что Соуш — единственный из всех — как раз знает, чем и когда кончится Великая война; знает, справится ли Альен… Наваждение.

— Как только положение здесь немного прояснится, я уеду в Долину, — промурлыкала Индрис, вдруг привалившись к его плечу. Нитлот выдохнул, не смея поверить: неужели её не придётся уговаривать?… — Мне нужно восстановить зеркало и выносить сына… Я назову его Гэрхо, Зануда. «Буря» на древнем языке… Ты мне подал эту мысль, помнишь?

— Помню, — выдавил Нитлот. Тейор подавился смешком.

— …Так что, можно сказать, ты и провёл обряд Наречения-в-утробе, — Индрис явно слегка подтрунивала, а её волосы — цвета зари — по-прежнему щекотали Нитлоту шею… Он посмотрел наверх и поблагодарил звёзды за то, что они не сияют слишком уж ярко и его лицо не видно в темноте. — Ты, а не Альен, как мне хотелось. Ну и пусть.

— Я могу вернуться с тобой, если хочешь, — замерев, скороговоркой предложил Нитлот. Не очень-то правильно говорить это при Соуше и (о бездна) Тейоре, но — какая уже разница после всего, что случилось сегодня?…

Индрис взяла его за руку.

— Не надо, — мягко сказала она. — Твоё место здесь, Зануда… Что будет с Долиной, если падёт Дорелия? Король Абиальд позвал нас на помощь, и ты должен сражаться, раз откликнулся на его зов. Это общий долг для нас всех — и тем хуже для тех, кто его не выполнит… Наши ученики, маги-беззеркальные, разбросаны по всему Обетованному, но совладают ли они с тем, что грядёт? Без нашей помощи — вряд ли. Ты должен остаться.

Нитлот редко слышал от Индрис такие взвешенные, мудрые речи; на секунду ему послышался голос Старшего. Он сказал бы, наверное, то же самое… То же самое сказала бы и Ниамор. И даже, может быть, взяла бы его за руку — хотя терпеть не могла бесполезную сентиментальность.

Впрочем, руку Индрис он ни на чью бы не променял.

— Я останусь, — пообещал Нитлот. — Останусь, пока война не утихнет.

Индрис с благодарностью сжала его пальцы и осторожно высвободила руку. Потом пододвинулась снова, и в бледно-жёлтом мерцании волшебного огонька Нитлот увидел у неё на ладони раскрошившийся по краям квадратик — похоже на…

— Печенье? — ухмыльнулся Тейор. — Индрис, я всегда знал, какая ты сладкоежка, но идти в битву с печеньем…

— Это печёное зеркало, — понял Нитлот, разглядев знакомые очертания рамки и стекла.

— Точно, — сказала донельзя довольная Индрис. — Тот полноватый юноша, Вилтор аи Мейго, подарил мне в Зельдоре…

— Полноватый юноша… — Тейор фыркнул. — Да он просто толстяк!

— На память, — невозмутимо продолжила Индрис. — Он сын пекаря и решил, что мне понравится. Мне понравилось, — она улыбнулась. — А теперь пусть оно будет у тебя. Поноси с собой — или съешь, если захочешь… Ты ведь больше не брезгуешь подарками беззеркальных?

Перегнувшись через её колени, Нитлот похлопал по плечу Соуша. В этот жест он попытался вложить все свои чувства — поскольку впервые в жизни опасался, что ни слов, ни магии не будет достаточно… Соуш повернул к нему голову и кивнул — с таким достоинством, будто был лордом, профессором Академии или (по меньшей мере) рыцарем, но уж никак не крестьянином из Овражка Айе, что в Волчьей Пустоши.

— Нет. Конечно же, нет.

Ночь опустилась и на ставку королевы Хелт к северо-востоку от Энтора. Шатёр Двуры Двур разместили у подножья заросшего вереском холма — на границе земель дорелийского лорда Нииса. Вдалеке чернели башни его замка и охотничий лес рядом с ним.

Сюда не добралась битва, но королева наверняка уже прекрасно знала обо всём, что произошло. У входа в шатёр горели факелы, и от их пламени разлетались кровавые искры. Неподалёку хмуро прохаживался высокий альсунгец; нашивка с белой чайкой на его рукаве указывала, что он из дружины личных охранников Хелт. Он устал, замёрз на ночном ветру, был голоден и хотел спать. Он не имел права отлучиться, поэтому не знал, кто из его товарищей погиб, а кто выжил под Энтором. Незнание грызло куда сильнее, чем голод и холод…

Пару часов назад с поля боя прибежали выжившие — меньше двух дюжин. Альсунгец ни на миг не поверил в то, что это все выжившие: быть такого просто не может, боги не допустили бы подобного… Даже несмотря на то, что предатель (этот хитрый хрыч — старик Дорвиг) так и не вышел на объединение с ними, а дорелийцев было гораздо меньше.

Никто из возвратившихся в лагерь не был другом часового; никого из его бывшего десятка среди них тоже не оказалось. Двое вообще были ти'аргцами — рыцарями, оставшимися без коней; они заикались, да и северян язык плохо слушался. Все они были изранены, кое-кого не отпускала дрожь. Ясно, что битва проиграна, а Энтор не взят — но расспрашивать о подробностях слишком страшно. Разве что злым духом ведомо, что могли сотворить дорелийцы, особенно — с помощью чернокнижников в балахонах, проклятых Отражений…