Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

— Что-то не так?

— Нет, просто… — Ривэн помотал головой, будто отгоняя дрёму, и тоже встал. Но стоять подолгу на одном месте он не умел по своей природе (кроме тех случаев, когда бывал испуган или заворожён чем-то до обездвиженности); поэтому протопал к кровати и уселся уже на неё, потонув в пуховой перине. Кровать была огромной, как в покоях лорда, с позолоченными столбиками и безвкусно вышитым балдахином. Если учесть, что при создании жилищ Золотой Храм учитывает склонности и желания — вполне ожидаемо… — Знаешь, ты изменился за эту неделю. Стал совсем другим.

И в чём же, интересно? Меньше кричу от кошмаров по ночам?…

Альен продолжал молча ждать конца умозаключений. Ривэн долго мялся, а потом выдавил:

— Вряд ли я объясню, в чём… Просто другим. Когда я вот так, с тобой рядом, мне мерещится, что… — он затравленно перевёл дыхание. В надежде не смущать его Альен отошёл к высокой тумбе, на которой с почётным видом стояли незаконченные статуэтки Бадвагура; провёл пальцем по крышам башенок маленького Кинбралана… Проклятье, да что же этот мальчишка молчит?… — Что ты один из них.

— Из тауриллиан?

— Да. Но… даже не совсем. Ещё больше…

Ривэн громко сглотнул и снова не закончил фразу. Альен на мгновение прикрыл глаза, пытаясь представить, что он чувствует. Что сам он испытывал рядом с бессмертными — в первые дни и сейчас?…

— Ещё темнее? — подсказал он, не оборачиваясь. В круглом зеркале на стене видно было, как Ривэн неуверенно кивнул.

— И это тоже. Но не только. Ты… как будто становишься в полном смысле им. Повелителем Хаоса, — он боязливо понизил голос, словно помянул светлым днём старую богиню Дарекру, владычицу могил. — Как тогда, в бурю или с рабами Люв-Эйха… Только теперь — всё время. Ты изменился даже внешне, Альен.

Альен перевёл взгляд на собственное отражение. Он всегда придавал этому мало значения (тело есть тело, непрочная оболочка, мясо), но сейчас невольно задумался. Правда — был ли с ним всегда этот холодный блеск радужки, и заострившийся профиль, и бледность, подобная мраморному отливу кожи некоторых тауриллиан?… И, кстати, загар, заработанный в Минши, подозрительно быстро исчез… С пугающей игрой света в глазах мелькнул рыжеватый блик, и он вздрогнул, вспомнив глаза Поэта и Цидиуса. А ещё — вспомнив пламя Хаоса из своих снов.

Альен отвернулся от зеркала. Пару дней назад, бродя по Храму, он наткнулся на зал, полный оружия. Мечи, кинжалы, луки со стрелами, боевые топоры, пращи и копья разных форм, размеров, способов литья и эпох — толстый наместник острова Рюй, наверное, три дня просидел бы голодным, чтобы заполучить всё это в свою коллекцию… Один из мечей — узкий и очень лёгкий для двуручника, с отливающей синевой сталью лезвия — Альен на всякий случай взял себе. Сейчас меч лежал в его комнате, но, глядя на себя, он почему-то подумал о нём. О том, сколько крови впитала та сталь — и чьей крови. Уж не его ли предков, в их войнах с тауриллиан?…

— И ты боишься меня? — спросил он Ривэна. Тот беспомощно усмехнулся.

— За тебя я боюсь больше.

Альен недоверчиво хмыкнул.

— Берёшь пример с Бадвагура?

— Нет… Как у него, у меня не выйдет.

— И это к лучшему. Мне совсем не нужна твоя смерть.

Ривэн открыл было рот, но всё-таки сжал зубы и промолчал. Альену было и так достаточно: он видел его взгляд в тот момент, когда стоял спиной к кровати. Страх, благоговение и нечто сродни… голоду? Он слишком хорошо познал всё это на собственной шкуре — как раб Ван-Дир-Го познал плеть хозяина.

— Ты уходишь? — очнулся Ривэн, когда Альен взялся за ручку двери.

— Да, увидимся вечером. У меня назначена встреча.

— С кем-нибудь из кентавров?

— Не совсем… С Тааль-Шийи.

Ривэн поёрзал на своей перине, точно не зная, произносить ли что-то, очевидное для обоих.

— Ты вроде бы сам говорил, что лучше держаться от неё подальше. Разве для того, чтобы впустить в Обетованное Хаос, не нужны эти… Узы между вами?

Альен поморщился.

— Мы иногда разговариваем, прогуливаемся вместе, только и всего. Узы Альвеох, уверяю тебя, я ни с кем из живущих заключать бы не стал. Это крайне опасная и жестокая магия — не говоря уже о последствиях…

— Ни с кем из живущих? — перебил Ривэн. — Альен, все эти недомолвки тэверли… О цене, обмене, договоре с тобой и прочем… Знай: я не верю в них. Не хочу верить.

— До вечера, Ривэн.

Сдерживая злость, Альен повернул ручку и толкнул дверь.

На этот раз ему не удалось найти Тааль сразу, как это бывало обычно. Обычно она, казалось, ждала его появления, смущённо выныривая из-за какого-нибудь угла или мраморной колонны, которыми Эанвалле изнутри изобиловал, точно лес — деревьями… Они травили часы в неспешных прогулках по Храму, по кипарисовым рощам и садам возле него, а ещё — в разговорах, полных недомолвок настолько туманных, что они часто не были понятны ни ему, ни ей.

Альен расспрашивал Тааль о западном материке, о местной магии и верованиях, о её народе. В отличие от других обитателей Лэфлиенна, полуптицы майтэ не остались даже в легендах Обетованного, поэтому рассказы девушки нешуточно занимали его воображение. Сложный уклад, да что там — целая культура, построенная на гнёздах, рассветных и закатных песнях, полётах и обучении молодняка… Представить такое ему было непросто, но в то же время всё это было почему-то очень естественным. Может быть, во многом — более мудрым, правильным, чем жизнь людей, Отражений или тауриллиан.

По крайней мере, чистота Тааль, доходящая до полудетской наивности, подтверждала всё это. Наверное, среди майтэ это было нормой.

Альен, в свою очередь, пытался отвечать на бесчисленные вопросы Тааль о восточной части Обетованного; хотя получалось у него далеко от великолепия. С широко распахнутыми глазами Тааль слушала о том, что раньше лишь краем сознания задевала, попадая в его сны: о людских городах и замках лордов, о ярмарках и рыцарских турнирах, о магах, об Академии Ти'арга, о художниках и менестрелях Кезорре… Альен никогда не считал себя хорошим рассказчиком — он не умел рисовать образами, быстро впадая в отвлечённые рассуждения, — но Тааль, похоже, думала иначе. Она явно видела какой-то особый смысл в их связи, в том, что разрыв в Хаос привёл их к Золотому Храму с разных концов Обетованного. Альен не скрывал, что для него это скорее дикая случайность — такая же бессмысленная, как тысячи иных случайностей в жизни… Особенно в его жизни.

Но, с другой стороны, у магии свои законы, у Хаоса же — своё беззаконие. Кто знает: может быть, в их встрече с Тааль, в планируемых (и невоплотимых) Узах Альвеох между ними была своя цель?… Он вряд ли смог бы дознаться, даже если бы захотел.

С мягко-дружеской жалостью глядя на измученную, усталую Тааль, на её тоску по полётам и крыльям, по прежнему, родному, телу и гнезду, Альен очень старался не воспринимать её размышления об Узах и разрыве как проявление женской природы — наивно-жаждущей, ограниченной и пассивной… Выходило это ещё хуже, чем разглагольствования об Обетованном и неумелая недозабота.