Юлия Пушкарева - Пути и маски [СИ]

Энтор. Лорд Заэру, семья Мейго… И леди Синна. Он уплывает на другой край света, а они остаются здесь — может, накануне гибели…

Ну уж нет, твёрдо сказал себе Ривэн, глядя, как ветер треплет складки Альенова плаща и играет тёмными волосами. «Я не бросил их. Я плыву туда, чтобы их спасти. Он спасёт всех».

От этой веры внутри становилось теплее — несмотря на холод и мрак.

— Не спится? — донёсся басок из-за спины — после, конечно же, деликатного покашливания. Ривэн чуть не подпрыгнул от неожиданности: обычно гном топал так, что не услышать его было трудно.

«Агх, — исправил себя Ривэн. — Запомни уже наконец».

— Да, немного, — кисло признал он, подумав, что зеленоватостью лица теперь наверняка превзошёл лорда Альена и даже русалок. — Вам… Тебе тоже?

Бадвагур кивнул и подтянул пояс: он остался в одной рубахе, но от холода, видимо, не страдал.

— Нам лучше спуститься, чтобы ему не мешать, — сказал он, указывая глазами на Альена. Ривэн закивал, изобразив понимание.

— Не мешать… общаться с полурыбинами?

— Просто не мешать, — улыбнулся в бороду гном и мягко потянул его за собой. — Не порти ему настроение.

Ривэн хмыкнул и в ужасе спросил прежде, чем успел подумать:

— То есть его можно ещё сильнее испортить?

Бадвагур беззвучно засмеялся и с шутливой угрозой ткнул его кулаком в ногу — совсем не больно, слава богам. А потом поднял голову и посмотрел на Ривэна с внезапной серьёзностью.

— Это ведь он. Делай то, что он скажет. И береги его жизнь, — агх помолчал. — Он должен добраться живым. Умри за него, если потребуется. Сможешь?

Ривэн ощутил, как тугой узел сплетается в животе — не только из-за качки. Обернувшись, он ещё раз взглянул на неподвижную узкую спину, на видневшийся острый профиль… Альен казался странно беззащитным сейчас, но до Ривэна дошло, что он слышал каждое их слово.

— Смогу.

Дорвиг, оправившись и крякнув, распахнул высокие двери и без доклада прошёл в комнату, которую двура Хелт выбрала приёмной. Двери оказались такими лёгкими, что разлетелись от едва приметного толчка, и Дорвиг поморщился. Не умеют эти южане ничего сделать по-надёжному. Ещё и этот лак, и глупая багряная краска…

Не так уж и долго длился этот поход, а Дорвиг уже был по горло сыт Ти'аргом. Даже взятие Академии почему-то не доставило ему особой радости — хоть он и пировал победу на её улицах вместе со своими людьми, как полагалось. Вином и смертью они чествовали богов. Всё-таки ни на что не похожее наслаждение было во мгновениях, когда на его глазах рушились эти гордые стены, и ворота городской цитадели разлетались от тарана, и огонь бушевал в норах пузатых книжников… Дорвиг лично выбрал себе рабыню помоложе — белокожую, черноволосую дочку одного из местных писцов (а развелось их тут не меньше, чем бродячих собак и студентов). Девчонка, правда, скоро ему наскучила: только таращилась в одну точку, дрожала да плакала, портя свою красоту. Хилая была, как и все южанки… А Дорвиг лишь в очередной раз понял, каким стал старым.

Но ребята Дорвига быстро выбили из южанок их спесь. Двура Хелт приказывала щадить знатных — и они добросовестно щадили тех леди, чьи мужья и отцы успели укрыться в своих замках и благоразумно сдаться.

С остальными же поступали так, как требовала справедливость.

Однако Академия Дорвигу не нравилась — несмотря на их триумф и на то, что после Хаэдрана Хелт назначила его ульдвуром, главнокомандующим. Конечно, не провонявшая рыбой помойка вроде Хаэдрана, но не намного лучше. Все эти широкие улицы, точно расчерченные по линейке, белые стены, уродливо высокие, до семи этажей, дома… Муравейник, да и только — и как южане живут в этих каменных грудах?… А главное — книги и свитки. Всюду одни книги и свитки — от лавок и школ до храмов и пригородных усадеб. А особенно, конечно, в самой Академии… Дорвиг надеялся раздобыть там побольше золота, тканей для убранства или, на худой конец, жемчуга, как в Хаэдране, — но обнаружил только груды книг, измерительных приборов и прочего хлама. Ну и, разумеется, толпы перепуганных профессоров и студентов — таких мальчишек, что их и убивать было совестно.

Что-то, впрочем, и нравилось Дорвигу — например, хитроумная система водостоков и канализации. Он не разобрался, конечно, как именно всё это работает, но кто-нибудь помозговитее, наверное, сможет взять это на вооружение в Альсунге. Дорвиг где-то слышал, что Академия по величине уступает лишь кезоррианской Вианте. Наверное, старый Хордаго сейчас ликует в чертогах богов, рядом с предками: им удалось, удалось взять этот распроклятый город…

— Рада нашей встрече, Дорвиг, — донеслось из-за тяжёлых шёлковых занавесок. — Проходи.

Он прошагал через маленький кабинет, неприязненно покосившись на письменный стол с пером и чернильницей. Со дня штурма миновала всего неделя — восьмидневье великого морского бога, — а он насмотрелся на эти чернильницы до боли в глазах… Дорвигу и от хаэдранских торговых контор с ратушей воротило душу, а здесь своё правление было в каждом районе города. Ти'аргцы изводят бумагу вместо того, чтобы жить.

Раздвинув шторы, Дорвиг шагнул на балкон — ещё одна особенность Академии, где эти самые балконы понатыканы даже в дома людей победнее. Двура Хелт смотрела на город, заснеженный и залитый рассветными лучами. Как всегда, куталась в свои меха, перекинула через плечо золотую косу. Совсем ведь девчонка, если разобраться… Девчонка, подобно всем бездетным женщинам. Как всегда, при встрече с ней Дорвиг чувствовал смесь отцовской нежности и недоверия.

Перед Двуром Двуров положено вставать на колени, но Дорвиг лишь поклонился, насколько позволяла ломота в спине. Перед ним всё-таки женщина — пусть и королева.

Хелт подняла на него глаза и ясно улыбнулась.

— Вот мы и встретились, Дорвиг.

— Да, моя госпожа.

— Я приехала этой ночью.

— Я знаю, — не спрашивая разрешения, Дорвиг встал с ней рядом — кряжистый дуб бок о бок с берёзкой… Не надо забывать, что у этой берёзки в ручках теперь полмира — и что она явно не собирается на этом останавливаться.

У берёзки-ведьмы… Дорвиг вздохнул. Вспоминая о проклятом порошке и той морской твари, он каждый раз ощущал позорную дурноту. Вот что Хордаго бы никогда не одобрил. Нечестная была битва, и нечестная это война. Вот она, Академия, лежит перед ним, сверкая белым и серым камнем да серебряными шпилями десятка библиотек — покорная, точно девушка после свадьбы, наполовину опустошённая… И сам он стоит на балконе во дворце короля Тоальва, а на сердце неспокойно. Что-то идёт не так, и не отмолить им у богов своих ошибок. Но останавливаться поздно.