Юлия Пушкарева - Тени и зеркала [СИ]

А теперь одиночество кончилось — внезапно и глупо, в последние пару дней. Вместе с ним Альен потерял и пьянящее похлеще снадобий ощущение нечеловеческой свободы, переходящей во вседозволенность. С одной стороны была угроза смерти, с другой — ответственность. Это так напоминало отцовский дом и Долину, что Альену хотелось защемить себе чем-нибудь ноготь, чтобы проверить, не видит ли он один из своих кошмаров.

— Да уж, переборщил, — тихо и как-то не по-гномьи кротко согласился Бадвагур. Потом подошёл и тяжело плюхнулся рядом, привалившись к ножкам кровати широкой спиной. — Это ведь тоже твоих рук дело, знаешь ли… То, что напало на парня.

— Знаю — мертвец с кладбища, — быстро и неестественно бодро ответил Альен, надеясь не углубляться в тему. — Из-за него и случился весь этот шум в Овражке…

— Он же видел не только мертвеца, — Бадвагур качнул лохматой головой, и отблеск пламени от очага скользнул по его лицу рыжей пятернёй. — Лучше бы ты слушал своего друга, волшебник. Он ведь всё подробно расписал… Не то тени, не то призраки, меняющие обличья. Чудища, как из больного сознания, — он помолчал немного, уставившись в пространство, где ёжилась по углам тьма. Потом выудил из кармана кисет, трубку и неспешно принялся набивать её табаком, будто они беседовали о чём-то вполне обыденном. — Такие же тревожат и горы. Потому и взволновался мой клан… Я видел одно из этих существ и больше не хочу. В горах много тайн и диковинок, но такого никогда не бывало. Саагхеш — прозвали их у нас. Кровавый ужас, по-вашему.

Альену некстати пришло в голову, что для агха Бадвагур слишком хорошо владеет ти'аргским наречием. Он отогнал неуместную мысль, заставив себя сосредоточиться на том, что услышал.

— Значит, ты думаешь… Нитлоту не показалось?

— Показалось? — агх снова издал присущий ему странный звук — не то смешок, не то хмыканье — и завозился с огнивом. — На моих глазах эта тварь убила моего сородича… Я не смог помешать ей, — он говорил по-прежнему спокойно, даже слишком заторможенно, точно не о себе. — Почти порвала на части. Столько крови я никогда не видел… Он не был моим другом — не стоял над одной наковальней, как у нас говорят. Даже наоборот. Но он был достойным агхом — куда достойнее меня. Клан Эшинских копей не вынес этой смерти.

Альен слушал и гадал, что скрывается за этими обрывочными бесхитростными фразами. Горечь? Гнев? Досада на собственную трусость или бессилие? Ничего нельзя было прочесть на непроницаемом бугристом лице Бадвагура, так что он не мог не восхититься.

Агх раскурил трубку и с наслаждением затянулся, словно никаких упоминаний о крови не было, а за его спиной не лежал мужчина на грани жизни и смерти. Альен всегда ненавидел запах табака и в другое время уж точно не потерпел бы его в Домике, но сейчас, разумеется, промолчал.

— И… как она выглядела? — осторожно спросил он. — Что это было?

Клубы едкого дыма уже окутали агха плотным коконом. Он скрестил ноги, по-хозяйски устраиваясь поудобнее.

— Что-то до смешного уродливое. Рога, когти, зубы как пилы… Кажется, две головы. Всё случилось так быстро, что я и не рассмотрел толком. Но это была… как это сказать по-вашему… Ха'р-дю-ха'р… Одна из возможностей.

— Одна из возможностей? — не понял Альен. Услужливое воображение уже изобразило ему «зубы — пилы», вонзавшиеся в Нитлота, которого непонятно зачем потянуло в лес. Зрелище это доставило ему злорадное удовольствие — и, как обычно, он пожалел о собственной треклятой, инстинктивной доброте. Может, и не о доброте — но хотя бы о том, что заставляло его снова и снова помогать за гроши или бесплатно больным селянам, а ещё время от времени лезть не в свои дела и наживать лишние проблемы. Однако, если подумать, именно эта его черта нравилась и Фиенни, и товарищам по Академии, и особенно Алисии — отчаянно любившей его сестре, которую он помнил смешливым ребёнком. Алисия, всегда внезапно изрекавшая мудрые и точные замечания, как-то очень серьёзно сказала ему, двенадцатилетнему, когда он поднял (сгоряча, после очередной ссоры с отцом) камень, чтобы запустить им в белку на еловой ветке: «Ты ведь на самом деле больше хочешь, чтобы она ела у тебя с рук». Тогда Альен выронил камень и надолго задумался до полного ступора.

— Она могла бы быть другой, если бы захотела, — подобрав наконец слова, объяснил агх. — Не знаю, как я понял, но я это чувствовал… Она… Оно могло стать прекрасным — таким, что захватило бы душу и забрало волю навсегда. Просто тогда оно не хотело этого. Ему хотелось крови. И тем, значит, — он кивнул на Нитлота, — тоже. Их всё больше, этих тварей, волшебник. Одни поднимаются из пещер, другие вылезают из горных озёр, и нам не выстоять против них долго… Мы не владеем колдовством.

Где-то в лесу раздался тоскливый совиный крик — Альен знал, что неподалёку гнездится семья неясытей. Иногда он даже подкармливал их попавшимися в ловушки мышами из кладовой — теми, которых не оставлял себе для опытов. Но сейчас крик звучал почему-то жутко и не менее гортанно, чем стоны страдавшего Нитлота.

— Другие говорят, что видели поднявшихся мёртвых предков, — продолжил Багвадур тем же ровным тоном. — Или их тени, или призраков… Все видят разное, но всё это быстро, меняет форму и чуждо нам. Вождь нашего клана считает, что чьё-то колдовство — твоё, видимо — порвало границу нашего мира.

— Порождения Хаоса, — вспомнил Альен слова Нитлота. Теперь он куда серьёзнее отнёсся к ним: выходит, это не было ни бредом, ни последствием ужаса, ни образным выражением, на которые Нитлот был падок. Хаос… И Порядок — две силы, чья вечная борьба держит Мироздание. Он знал об этом, конечно — как всякий ученик Отражений; и, как всякий их ученик, знал оскорбительно мало. Ровно столько, сколько они всегда доверяли людям. Ну, может, чуть больше — за счёт дружбы с Фиенни и бесед с умницей Ниамор… — Я подумаю, что можно сделать. Обещаю.

— Лучше не обещай, — неожиданно посоветовал агх, встал и с видом освоившегося жильца (который, надо сказать, почему-то совсем не раздражал Альена) открыл ставни. Влажная прохлада ночи проникла в Домик, прогоняя дымные облачка. — Мы всё равно не уйдём отсюда, прежде чем твой друг оклемается. Я всё понимаю, так чего раньше судить да рядить.

Альен не стал спорить ни по поводу мысли в целом, ни по поводу слова «друг»: так его поразило это безмерное спокойствие и то, что для гнома не бросить незнакомое Отражение казалось самим собой разумеющимся решением.

— Да и к тому же, — добавил Бадвагур, помолчав. — Ты обещал тем людям в деревне уложить обратно их мертвеца. Я за тебя поручился.

Альену отчего-то вдруг стало стыдно: он с первой секунды решил, что агх сделал это лишь ради того, чтобы забрать его к своему народу, что его слово было пустой формальностью…