Макс Фрай - Вселенная Ехо. Том 2

– Именно это вы и сделали. Это ведь что-то вроде дня рождения, а я надеялся, что с днями рождения покончено раз и навсегда.

– Мой старый учитель Махи не раз говорил тебе, что надежда – глупое чувство. А ты до сих пор все на что-то надеешься. Но тут тебе крупно не повезло, мой бедный сэр Макс. Я считаю своим гражданским долгом регулярно разбивать твои многочисленные надежды, а посему…

– Только не говорите, что вы испекли мне пирог и воткнули туда полдюжины свечей! – фыркнул я. – Этого я точно не переживу.

– Ну что ты. Во-первых, не такой уж я злодей, а во-вторых, искусство печь пироги никогда не было моим сильным местом. Вот окорок зажарить – это всегда пожалуйста.

Джуффин покинул кресло, потянулся до хруста в суставах и неожиданно объявил:

– Ну ее к Темным Магистрам, эту грешную службу! Пошли поужинаем в каком-нибудь славном местечке, на твой выбор. Признаться, у меня уже лет четыреста не было решительно никакой возможности почувствовать себя сентиментальным старым ослом.

– Неужели четыреста лет назад вы себя таковым чувствовали?

– С известной регулярностью, – подтвердил он. – Но тогда мне недоставало мудрости, чтобы получить удовольствие от этого чувства. А тут такой шанс.

Что до меня, я тоже решил не упускать своего шанса. Воспользовался привилегированным положением и затащил шефа в «Трехрогую луну». До сих пор предполагалось, что вынудить сэра Джуффина Халли поужинать где-либо, кроме «Обжоры Бунбы», совершенно невозможно, поэтому я здорово рассчитывал на небольшой памятник у входа в осчастливленное нами заведение.

До новолуния оставалось еще несколько дней, а это означало, что никаких поэтических турниров сегодня не намечается. В такие дни «Трехрогая луна» становится одной из самых тихих и милых забегаловок столицы. Поэты тут все равно собираются, что придает «Трехрогой луне» ни с чем не сравнимое очарование литературного клуба, но стихов они не читают, не отвлекают посетителей от неспешной болтовни ни о чем, вкусной, как «Лунный танг» – гордость местного шеф-повара. Когда-то чуть ли не вся моя жизнь состояла из этой грешной болтовни, но теперь ее без преувеличений можно назвать редкой роскошью, своего рода праздничным деликатесом.

– А с чего это вас пробило на празднование юбилеев? – спросил я Джуффина, как только мы определились с заказом. – Сколько здесь живу и ни разу не заметил, чтобы кто-то отмечал какие-нибудь знаменательные даты.

– Ты не принимаешь во внимание, что я вот уже несколько лет дотошно изучаю обычаи твоей родины, – усмехнулся он. – И у меня хватило наблюдательности заметить, что у вас это принято.

– А у вас, часом, не хватило наблюдательности заметить, что у меня лично это совершенно не принято?

Я, впрочем, уже понял, что не в силах притворяться недовольным, и сопроводил свой вопрос совершенно не соответствующей тексту растроганной улыбкой.

– Разумеется, хватило. Если бы ты любил такого рода праздники, я бы сделал все возможное, чтобы отбить у тебя к ним охоту. Но поскольку ты их активно не любишь – что ж, значит, я обязан наглядно доказать тебе, что все не так страшно. Собственно говоря, активное неприятие любой традиции – столь же очевидная глупость, как и слепая приверженность ей. Верное решение всегда находится между «да» и «нет», ты и сам знаешь.

– Это правда, – неохотно согласился я.

Честно говоря, в глубине души я и сам всегда считал, что мое демонстративное горделивое невнимание к праздникам – такая же глупость, как наивный восторг моих прежних друзей по поводу приближающегося Нового года.

– А откуда, собственно, столь неодобрительное отношение к знаменательным датам? – полюбопытствовал Джуффин. – Глупость, конечно, не спорю. Но на фоне прочих человеческих развлечений – вполне безобидная.

– Безобидная, наверное. Просто я и без всех этих праздников всегда очень остро чувствовал, что времени слишком мало. А тут еще такое напоминание. Я же говорил вам, сколько в моем Мире живут люди?

– Лет семьдесят, – кивнул Джуффин. – Действительно очень мало. Такое ощущение, что судьба злонамеренно лишила твоих соотечественников единственного шанса хоть немного поумнеть – опыта.

– Вот-вот, – согласился я. – Меня все время грызло беспокойство: слишком мало времени! Настолько мало, что не имеет смысла рыпаться, все равно ничего не успеешь. А любой день рождения или, скажем, Новый год – лишнее напоминание о том, как мало тебе осталось. Чем не повод для печали?

– Да-да, знакомая песня, – невесело усмехнулся Джуффин. – Можешь себе представить, я не раз слышал ее и тут.

Я удивленно поднял брови.

– Как это? Здесь же люди триста лет живут, как минимум. А многие, насколько я знаю, – ладно, не будем показывать пальцем! – гораздо дольше, – я лукаво покосился на своего шефа и добавил: – Если разобраться, это величайшая несправедливость. Мы тут жрем отведенное нам время столовыми ложками, в то время как мои бедные соотечественники умирают, не приходя в сознание [3] Цитата из Андрея Кнышева. – по меткому выражению одного из них.

– Человеческая жизнь – это вообще одна сплошная непрерывная несправедливость, – холодно заметил шеф. – В каком бы Мире ты ни родился, можешь не сомневаться, несправедливостей на твой век хватит, было бы желание их выискивать. И что с того? Да, триста лет – это действительно несколько больше, чем семьдесят. С другой стороны, семьдесят – гораздо больше, чем год. Знаешь, сколько живут мухи? И насколько мне известно, еще ни одна муха не впала в депрессию.

– Так то мухи, – вздохнул я. – Не думаю, что мухам вообще свойственно впадать в депрессию.

– Выходит, людям есть чему у них поучиться, – неожиданно заключил Джуффин.

– Да я и учусь помаленьку. Впрочем, если у вас на примете есть какая-нибудь особо мудрая муха с педагогическими талантами, можете меня ей представить.

– Один – ноль в твою пользу, – признал Джуффин, с удовольствием поднимая руки вверх. – И с чего это меня понесло читать тебе проповеди? Ты у нас уже давно такой взрослый, что страшно делается.

– Мне самому страшно делается, – пожаловался я. – Знаете, когда я услышал, сколько вы тут живете, решил, что теперь еще долго буду оставаться до неприличия молодым. А недавно присмотрелся к своему отражению в зеркале – и на тебе. Какие-то дурацкие высокопарные складки у рта, какая-то скорбная морщина на лбу. Такой стал солидный дядечка, всего за несколько лет. А ведь мне долго удавалось выглядеть как мальчишка. Ровесники от зависти кисли.

– Просто пореже смотрись в зеркало, – пожал плечами Джуффин. – А еще лучше – вообще не смотрись, пока не научишься быть старым или молодым по своему выбору, только и всего.