Вероника Батхен - Лигр [litres]

В офис он не идет, сказавшись больным. Лежит на диване, бездумно щелкая пультом от телевизора. Медленно отходят растянутые мышцы.

А ночью – любимый, вымечтанный сон.

Кружит в пустоте космоса теплый шарик-планета, весь в россыпях зеленых огней. Покрупнее – ведьмы, природные и новые. Сила их велика, огни пульсируют часто, тревожно. Но десяток ведьм туда, десяток сюда – картина не изменится.

Крохотными светлячками сбиваются в стайки домовые и лешие, мостовые и метрошные, болотные и водяные. Этих хоть сотнями гоняй с места на место.

Равновесие.

Дракон, сузив глаза, смотрит на яркие огни. Их мало, по пять штук на континенте. Атланты магического мира, прикованные к своим постаментам. Место для каждого тщательно вымерено. Умереть, отдав себя земле – пожалуйста, улететь – нельзя.

Дракон разминается, расправляет крылья – и поднимается в небо. Теплый вонючий воздух сменяется чистым, холодным. Выше, выше… Невидимые цепи натягиваются. Взмах крыла, рычание сквозь зубы. Еще! Ну же!

Хрустят кости, пластами сходит чешуя. Красные вспышки перед глазами. Выше!

Цепи лопаются. Дракон ревет во всю глотку, свечкой взмывает вверх. Потоки ветра хлещут город, срывают линии электропередачи и рекламные щиты. Лопаются стекла, железными лохмотьями топорщатся крыши. Вьются зеленые огни, но им, крохотным, не залатать дыру, не удержать силу. Гибнут ведьмы, захлебнувшись пустотой. Пространство свивается воронкой, тянется за драконьим хвостом.

На месте города – черная перепаханная земля. Дышит, освобожденная…

Сон, как обычно, приводит в хорошее расположение духа. В выходные дракон валяется на пляже, грея в песке надсаженную спину.

В понедельник открывает глаза за пару минут до звонка будильника, быстро одевается и уезжает в офис. Сегодня босс будет стоять в дверях с часами в руке, и горе тем, кто посмеет опоздать. Он ухмыляется. Смешно, но за глаза подчиненные называют его Драконом.

День, занятый делами – пятничными и сегодняшними, – проходит удивительно быстро. На лестничной площадке перед своей квартирой дракон останавливается, слушает. У соседки тихо. Наверное, пристав бдит только одну ночь в неделю.

Вторник и среду дракон работает как проклятый.

В четверг мимолетно жалеет, что у него нечеловеческий метаболизм. Можно было б напиться, но ведь не поможет.

Медленно гаснет день. Дракон сидит на кухне, сгорбившись, и тихо кряхтит. Болит живот, выламывает позвоночник. На лбу выступают крупные капли пота.

Дракон представляет, с каким удовольствием он долбанет хвостом по крыше мэрии, когда истечет срок. Там, под видом мелкого отдельчика, одного из многих в бюрократической свалке, обосновался городской ковен.

Чай кажется горьким, дракон срыгивает, и в этот момент в прихожей брякает звонок.

Жаль, нет клыков, хоть бы оскалился в свое удовольствие. Он знает, кто стоит за дверью.

– Что, пристав не дремлет?

Лиза отводит глаза.

– Я же все слышу.

– Не сомневаюсь. – Дракон наклоняет голову и разглядывает ведьму сверху вниз.

– Я могу помочь. Снять боль. Я умею.

Искушение послать к черту – пусть мучается, слушая за стеной! – слишком велико. Но дракон уже вышел из того возраста, когда красивый жест важнее собственного здоровья.

– Проходите, – сухо разрешает он.

На закате было лишь предвестие боли. Ломка начинается в полночь. Дракон ползает по ковру, шипит и судорожно выгибает спину. Лиза стоит на коленях и пытается его удержать, вцепившись в плечи.

Темно и тошно.

Дракон приходит в себя. Измученная спина прижата к ковру, голова лежит на чем-то теплом, не очень удобном, но приятном. Сильные пальцы разминают виски. Он открывает глаза. Ага, что-то теплое – Лизины колени. Ведьма вымученно улыбается.

– Уже утро.

– Я заметил. Но все равно, продолжайте.

Пальцы выдавливают последнюю боль. Хочется мурлыкать и чтобы почесали за ухом. Попросить? Дракон вздыхает.

– Скажите, Лиза, вы же ведьма. Что вам до людей, почему вы их защищаете?

Давно было любопытно, но все как-то не встречалась сотрудница ковена, готовая ответить.

– Я городская ведьма. А без людей город мертв.

Дракон поерзал лопатками по ковру.

– Продолжайте, что ж вы остановились? Хм… А разве мертвый город хуже? Мне кажется, совсем наоборот. Вы только представьте…

Ведьма вскакивает так быстро, что дракон стукается затылком об пол.

– А что я такого сказал? – лениво интересуется он. Боль ушла, и одним четвергом стало меньше.

Глаза у Лизы огромные. Смотрит, точно на первейшего преступника. Злодея всея веков.

– Вы… – Губы дрожат. Непонятно, то ли обругать хочет, то ли заплакать. – Вы… не смейте! Город, он такой… живой. Дышит, растет, говорит. Он… Пустой – это страшно! Это как…

Слов у нее не хватает. Ведьма убегает. Гулко хлопает дверь.

Снова четверг.

Дракон стучит в стенку. Говорит, чуть повысив голос:

– Соседка, пошли чай пить.

Из-за бетона сочится недоумение.

– А что? Я люблю чай. С вареньем.

Не идет. Затаилась.

Окно заливает темнотой. Дракон пьет чай, постукивая зубами о край чашки. Снова знобит, и он накидывает плед. Любимое смородиновое варенье кажется кислым, точно в него натолкали лимон.

Звонок отдается вибрацией в висках и позвоночнике.

– Твою мать!

Неловко поставленная чашка падает. Разлитый чай капает со стола.

Звонок повторяется.

– Да иду я! – кричит дракон.

Болит гортань. С трудом сгибаются колени. Пока дотащился в прихожую, взмок.

На пороге – Лиза. Смотрит виновато. Губы шевелятся. Дракон сквозь гул в ушах разбирает:

– …сказала, можно пользоваться. Малиновое.

В руках у ведьмы – банка с вареньем.

– Проходи.

Дракон плетется обратно на кухню, волоча плед по полу, точно хвост. Он кажется себе очень старым. И облезлым.

Легкие шаги, сбивчивые извинения. Дракон смотрит через плечо. Пристав Заельцовского ковена напугана и смущена.

Смешно. Даже перестает крутить позвоночник. Как, оказывается, мало надо – всего лишь ополовинить боль.

– Спасибо, – говорит дракон и забирает у Лизы банку.

Стекло нагрелось в ее ладонях. Его пальцы, сведенные судорогой, оттаивают.

Дни нервные, суетливые, точно людишки в час пик. Зам робко интересуется, не желает ли босс сходить в отпуск, развеяться. Рявкнул на него.

Вечера длинные, резиновые. Тянутся, тянутся, еле переползают полночь.

Скоро четверг.

Что же вдруг меняется? Чего не хватало до того? Пятнышка варенья на губе? Слизнула, язык розовый, как у отважного Филимона. Почему не замечал раньше: серая радужка обведена рыжим? Не видел, как отводит с лица непокорную прядку волос. Что изменилось?

Вопросы, на которые не может ответить даже дракон, а ведь они живут очень долго.