Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

Малышка была — просто счастлива…

Паломничество окончилось. На этот раз. Последний разик посидев в знакомом кабаке, устало похлебав ободряющего, придающего сил вина, и не обращая внимания ни на аппетитные попки служек, ни на весь остальной мир, — паломники направились домой.

Устало опираясь на дорожные посохи, неторопливо переставляли ноги по дороге. Неугомонный весельчак всё-таки попытался взбодрить народ рассказкой:

— Ну, эта, значица, и говорит старуха старику. Давай мол, перед перевоплощением молодость вспомним. Ну, нагнулась она. Ну, вставил ей дед. А она ему так: дык, грит, у тя, грит, старый, ща толще будет, чем у молодого, — да раза в два! Ну, грит тот, дык, у меня, того, он в молодости вдвое-то и не складывался!..

Опустошённые, выжатые досуха, наслужившиеся богам до умопомрачения паломники, вяло передвигающие ноги по дороге, никак не отреагировали. Вяло бодрящийся весельчак хмыкнул было сам — и умолк. Так они и брели. В редкой, растянутой, зевающей и почесывающееся толпе таких же, как и они.

Дойдя до поворота, бывший говорливый обернулся, бросил последний взгляд назад. Над вечно распахнутыми воротами в столицу храмов горела на солнце изображённая святыми знаками надпись, с детства знакомая каждому подданному истинных богов:

ДЕЛАЙТЕ ВАШУ ЛЮБОВЬ В СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ ДУГГУРА.

Вяло высморкавшись на обочину, сплюнул, и поплёлся дальше, уже больше не оборачиваясь.

Я — Цу, воин Великого Ваввана.

Горное селение диких людей, — моя цель, — имело место пребывать в красивом месте. Синь неба, зелень травы, яркая пестрота цветов. Запах насыщенного спокойствия. Задумчивое дыхание пред-тишины, полу-шёпота вечной окаменелости гор.

В общем, приятное место оскверняют собой эти людишки. Недочеловеки, согласно официальной классификации Ваввана. Так и хочется добавить — Великого Ваввана. Нет, даже не так, а вот так: ВЕЛИКОГО ВАВВАНА. Во как.

Численность селения в несколько сотен голов. Всего: мужчин, женщин, точнее — самок, детёнышей. Всего. Численность и местоположение определила воздушная разведка Ваввана на колесницах богов. Сюда нет смысла посылать войска. Для подобных целей существуем мы — воины Великого Ваввана. Избранные богами. Обученные полубогами. Наши души принадлежат великим воинам прошлого, совершившим ошибку в бою. Потеря памяти очистила нас от этого греха. И теперь, — снова, как всегда, — всё в наших руках. А также ногах. И остальном теле, подготовленном лучшими воинами этого мира.

Я с удовольствием снова осматриваю свои руки, свои мощные кулаки, размером с голову обычного человеческого ребёнка. Увеличенные суставы похожи на копыто лошади. Я могу дробить камни этими кулаками. Ударом голени я переламываю ствол молодой пальмы. Боковым ударом с разворота моя нога переламывает рёбра и убивает боевого пса. Боевого пса в шипастом налобнике, шипастом ошейнике и шипастом нагруднике. Ударом груди в прыжке он сбивает с ног молодого быка и перегрызает ему шею за одно движение челюстей. Боевые псы Ваввана появились недавно. Точнее — не так давно. После победы над союзом племён, использующих всадников на волках. Великий Вавван забирает драгоценные камни из грязных лап дикарей и даёт им соответственную огранку.

Великий Вавван преображает Хаос в Порядок. Потому что истинный порядок миру могут дать только боги. Непостижимые. Могущественные. Идущие по диким мирам из уплотнившегося Хаоса и оставляющих за собой божественную упорядоченность бытия. Нет выше человеческого счастья, чем счастье служить Величайшей Силе этого мира! Чужие боги платят дань богам Ваввана. Колесницами богов. Чужеродными рабами. Находящимся под водой. И всякое другое разное.

Великие боги Ваввана щедро награждают служащих им. Их непостижимой божественной цели, проистекающей из бессмертия и утекающей в бессмертие. В прошлом я погиб, и вот — оживлён. Обучен. И мне дана возможность заслужить прощение богов за совершённый мною великий грех: умереть, не исполнив приказа.

Ходящий пред лицами богов Великого Ваввана, по путям, указанным богами Ваввана, получают великую награду. Награду богов Ваввана. Они получают право сохранения памяти из перевоплощения в перевоплощение. А такой смертный — это уже как бы и не совсем смертный получается. А за дальнейшие заслуги можно дослужиться и до кандидата в младшие полубоги…

За такими вот приятными мыслями я миновал ступенчатые террасы огородов на склоне горы. Ничего себе огородики. Грубые, но дело своё делающие. И даже ручеёк вон где-то откуда-то перенаправили, сумели. Течёт себе, змеится по желобкам. По всей ширине террасы, вниз на одну ступеньку, — и уже в другую сторону. Грамотно уклон террас выведен, грамотно, ничего не скажешь. Поди, в Вавване и подсмотрели.

Злобствуют дикари на богов, противятся божественной воле. Потому как одержимы злобным Хаосом. Ложными его богами одержимы. Вредителей засылают в величайшую столицу этого мира. Ну, навредить им мало что удаётся, а вот подсмотреть на окраинах, на новые, недавно упорядоченные селения, — это они могут. Ну и того, воруют. Мысли, воплощённые в вещи, — уворовывают. А потом кричат, что, дескать, их предки завсегда токмо так и не иначе. Ну да что с них взять. Дикари! В безвластии живут, в хаосе. Не знают они великой истины Ваввана: «Еда даёт сытость, усталость даёт сон, а власть даёт всё».

Ничего, ничего, хаосники. Кончилось ваше безвластие. И имя этому окончанию — я, Цу, воин Великого Ваввана.

Стены надо сказать, смешные. Из обломков дикого камня, на глиняном растворе. Даже зубцов поверху нет, от стрел атакующих прятаться. Не от человека стена, от зверя. От того зверя, что не поля топчет, а горячую кровь пьёт, мясцом трепещущим заедает. Рва нет, заграждений перед стеной нет. Высота — два человеческих роста. В общем — просто тьфу.

А прямо поверх стены — дикари стоят. Дозорные, в общем. Копья корявые. Шкуры, длинной шерстью наружу. Вместо нормальных наручей — тоже шкуры. От локтя до кисти шкура вкруг руки идёт, с хребта дикого кабана содранная. Тоже больше от зверя, причём не очень и большого. Чтобы щетиной жёсткой, значит, пасть атакующую ранить. Ну-ну. Это смотря какую пасть. Тот же боевой пёс Ваввана эту вот, с позволения сказать, защиту, — за один укус переломит. Вместе с рукой, понятное дело.

Тревогу дикари поднимать не стали. Я же, значит, один и без оружия. Ну вот совсем-совсем без оружия. Штаны на мне широкие, чуть ниже колен опускаются, дальше только ноги босые. Рубаха на мне с широким вырезом под голову, рукава чуть ниже локтя. А дальше из рукавов руки голые торчат. Ну, плащишко на плечах. Из такой же домотканой материи, травами крашенной. А то, что я этим плащом, раскрутив его в воздухе, стрелы полусотни лучников, в меня без остановки стреляющих, в стороны отклоняю, — так то мало кто знает. Ни посоха в руках, ни ножа на поясе, чтобы уважение внушал видом одним. Так, узелок за плечами, да скатка войлочная, — на земле спать.