Оберон Ману - Падение Коцита [СИ]

Но дикари есть дикари, они могут всё-таки и броситься. А дурной пример — заразителен. Поэтому приходится тратить и тратить внутренние силы. Клянусь богами Ваввана, мне гораздо проще было бы просто убить их всех, всех до единого, голыми руками. А потом развалить всё тут. Но приказ есть приказ.

…Посланный вернулся. Как он возвращался! Это же просто — песня. Свою шипастую дубину он нёс, отставив за спину, как нечто отвратительное. А меч держал за самый кончик рукояти. И рука его, держащая меч таким позорным образом, была полусогнута и выдвинута вперёд.

Он не посмел подойти ко мне со спины. Подошёл сбоку. А увидев, что его заметили, принялся дёргать головой и подрагивать рукой с висящим, как дохлая рыба, бронзовым мечом. В смысле: ну вот, принёс, что дальше?

Указал ему жестом: воткнуть в землю, где-то вот тут. «Где-то» было выбрано мною в пятне от фокуса противостояния. Взаимосвязь заставит дикарей ещё больше ощутить робость передо мною. Фокус, он и есть фокус, потому что это точка усиления. А усиление покорности и подчинения, по закону обратной связи, ударит по ним самим.

Будучи отпущен вторым жестом, принесший меч с облегчением поскакал на своё бывшее место в общем построении, случайном, как и всё дикарское. И это его внутреннее состояние, случившееся в фокусе противостояния, тоже стало достоянием общего переживания.

Ну что же, приступаем к следующему этапу. Не дожидаясь, пока страдалец встанет на место, меняю характеристики голоса и снова повторяю:

— Я позволяю любому из вас подойти ко мне, взять этот меч и ударить меня. Вот по этой руке. Чтобы вы все увидели, что я неуязвим.

Вытягиваю руку и прекращаю воздействие. Приопускаю веки и с облегчением перевожу дух. Ох, как правы мои наставники, говорившие: «Убить — легко, победить — трудно».

… А вот и радость моя пожаловала. Судя по морде лица — отец убиенного меченосца. Пришёл в себя и решил воспользоваться случаем. Подошёл, взял меч, левая рука за спиной амулет прячет. Волшебство дикарское делает, герой-одиночка.

А я специально лицо своё от него полуотвернул и якобы в сторону посматриваю. А сам думаю: неужели обманет мои ожидания? Неужели по руке ударит?

Нет. Не по руке. По шее. Со всей мстительно-родительско-дикарской дури. Со всего размаха — да по моей шее. Так соблазнительно подставленной и такой беззащитной на вид. Он же не знает, что специальное упражнение «каменная кожа» позволяет мне без какого-либо вреда для себя вынести подобное прикосновение. Всё тело моё таким образом и надолго защитить мощи не хватит. Но скользящие удары в бою, даже с восхода солнца до захода его, — вполне. А уж теперь-то: всю левую сторону, шею и руку усиленно. Детская задача.

Вождишко этот, старейшина, или кто ещё, — не ожидал, что меч вырвется из его руки, а рука у него онемеет, как от удара по скале. И застыл на мгновение. От неожиданности. Даже рот раскрыл от изумления.

Дождался я, пока выпавший меч на землю упадёт, шлёпнул своей левой рукой по его правой. Потом правой ногой сверху вниз по его правому колену. А когда тулово его вперёд качнулось, основанием ладони да ему в переносицу. Чуть-чуть снизу вверх. А после удара сразу же отошёл в сторону. А он остался ещё стоять на ногах, но уже мёртвый. А самое зрелищное и наглядное состояло в том, что от удара, правильно мною поставленного в Вавване и исполненного тут, — его глаза выскочили из орбит и повисли на тоненьких белых ниточках.

А потом, через такое долгое-долгое и страшное-страшное мгновение, он, перестав слегка покачиваться извилисто всем своим мёртвым телом, просто и незатейливо рухнул, рухнул плашмя, лицом вперёд. Один глаз оторвался и укатился чуть поодаль. И взгляды всех, тусклые от понимания своей обречённости, всё никак не могли оторваться от этого дикого в своей смертельной простоте шарика.

А затем в толпе этой началось шевеление собственными глазами. Дружное, но не одновременное. То есть: то на тёпленького остывающего посмотрят, то на меня. И их легко понять. Когда собственными глазами наблюдаешь крутой удар мечом по беззащитной шее, а потом — вот такое вот, — желание бросаться на неуязвимого куда-то подевается. И тут сейчас главное, — дожать толпу. Поразить её воображение так, чтобы она поняла: противостоять мне это всё равно что пытаться опровергнуть камнепад поднятым копьём.

Выбираю момент, когда большинство глаз уже упорно поднято на меня, потягиваюсь всем телом и этак, лениво, спрашиваю. Мол, не желает ли кто магию попробовать? Поволшебничать чуточки? Ежели только насильничать станут, то есть силы свои незримые супротив меня употреблять, — так ведь и живыми отпустить могу. Ежели без выпендрёжу. Со всем, так сказать, уважением, — ко мне, в смысле…

Смотрю это я, а толпа, она вроде как даже и успокаиваться начинает. Потому как происходящее перед их глазами некоторым образом соответствует их дикарскому понятию о чести. Поединки лучших перед общим строем. И совершенно не важно, что и строй, и поединщик, — в одном лице. Моём, то есть. Потому как моё нежелание убивать их всех подряд, в возможности чего они некоторым образом уже убедились, начинает, — независимо от них самих, — переводить ситуацию из вражеского вторжения в банальную смену власти.

Нет, всё-таки нас большие головы готовили!

Ну, выходит против меня пятёрка шаманов. Колдователей доморощенных. Волхвов местного разлива. И вроде как чего-то там — того…

А я стою этак, руки в боки, на них посматриваю. Сперва просто посматриваю, потом притоптывать одной ногой начинаю. Сразу понятно, — человек в нетерпении.

А они, этак, в раж входить начинают. Трясут какими-то своими причиндалами, в бубны бубнят, травами пахнут из коптильниц своих. И вроде как толпа, по привычке, под них подстраиваться задумывает, в такт с ними колыхаться начинает.

Э-э-э, нет, ребятки. Мне это ваше общее единение перед моим лицом на фиг не сплющилось. А потому четыре пальца в рот, — да как свистну! Получилось прекрасно. Эффект тот же самый, что и в любимой поговорке младшего поварёнка, где нас учили, в закрытом учебном заведении нашем: «Я дрочил — меня спугнули!»

Короче — обломал им весь кайф.

И тогда самый возбуждённый сделал мне царский подарок. Бросился на меня. Видать, до того в своё занятие верил, до того в нём растворялся, что про всё остальное попросту позабыл. Ну что же. И служитель ложных богов вполне может послужить истинным. Если вовремя умрёт и тем самым ложность своих богов подтвердит. И он умер. Потому что я его ударил. Но не просто ударил. А ударил — особенным образом…

Нас учили разным ударам. Рукой, ногой, коленом, локтем. Другими частями тела. Учили концентрировать силу. Учили бить на выдохе, целясь за поражаемый объект. Например, бьёшь в сердце, — целься в позвоночник. Наши руки и ноги способны ломать брёвна и дробить камни. Наши пальцы за один щипок вырывают из тела кожу с мясом, да ещё и клок одежды с собой прихватывают. Это — прекрасно, это — необходимо. Но это — только внешнее…