Денис Морозов - Черная книга Дикого леса

Последние выжившие скопились в гигантском городе, построенном на геотермальных источниках Камчатки. Этот последний на Земле город питался теплом и энергией подземных вод, разогретых невидимыми вулканами. В глубине промерзшей насквозь ледяной тверди булькал кипящий бульон лавы и грязевых гейзеров. Вокруг этого бульона они и выстроили свой Ледоград, и все их надежды сводились к тому, что подземный огонь под ним не потухнет.

Эрвин Рама шагнул в переполненный зал конференций Ледового города. В уши ударил возбужденный гвалт сотен людей, перекликающихся на все голоса. Его длинное, смуглое лицо под густой шапкой каштановых волос расплылось в непроизвольной улыбке, а в карих глазах засверкали игривые искорки.

— Эрвин, пойдем к нам! — потянула его за руку маленькая толстенькая Фина, прячущая пышные телеса под распахнутой меховой шубкой. — Мы только тебя и ждали!

Он рассмеялся, глядя на ее оживление, и позволил увлечь себя в густой водоворот гостей. Мужчины и женщины всех возрастов, рас и национальностей сновали вокруг. Курчавая шевелюра Эрвина возвышалась над ними, как верхушка айсберга над поверхностью темных вод. Он подошел к огромному, во всю стену, портрету Пера Ольсена, основателя движения, и положил перед ним ярко-красный цветок. Такие же цветы всех форм и оттенков уже лежали рядом пахучими горками.

Внезапно перед ним возникла медвежья фигура могучего великана в накидке из бурой шерсти.

— Стой! Попался? — выкрикнул великан, разводя в стороны широченные лапы и пытаясь поймать Эрвина.

Эрвин расхохотался и от души обнял его, утонув в густом ворсе медвежьей накидки.

— Ранко, дружище! Не сломай мне хребет.

— Приготовься! — ответил медведь. — Собрание выйдет жарким. Я сделаю объявление, от которого братство перевернется с ног на голову.

— А где босс?

— Его нет, и боюсь, что не будет, — помрачнел медведь.

Фина капризно потянула Эрвина за руку и усадила на мягкое кресло, обитое красным бархатом. Обоих горячо поприветствовал известный всему городу музыкант Габор в роскошном белом костюме. Нависшая над их головами люстра отбрасывала на лица тысячи золотых бликов.

Приглашенные расселись и благоговейно умолкли. На сцену вышла молоденькая стройная африканка с пухлыми губами и пронзительным взглядом. Синяя шуба с белым подбоем делала ее похожей на Снегурочку, но настроение у собравшихся было самым серьезным.

— Царь льда и мороза, пусть придет царство твое, пусть установится власть твоя над всем миром. И отдели праведников от грешников. Грешников ввергни в пучины морозного ада, праведников избранной тысячи посади одесную от своего сияющего престола и даруй им спасение и жизнь в райском саду.

Зал нараспев повторял эти слова вслед за африканской Снегурочкой. Эрвин подхватил их, и точно так же ему вторила Фина, жарко сжавшая его руку.

На сцену выбежал Ранко Лончар, отобрал у Снегурочки микрофон и заплетающимся языком провозгласил:

— Сегодня у меня плохие вести. Среди нас завелся предатель. Он замыслил преступление, от которого волосы на голове встают дыбом. И вы не поверите, когда я скажу, кто это…

Неожиданно раздался оглушительный грохот. Зал заволокло дымом и гарью. В нос ударил едкий запах паленой резины, дыхание сперло, глаза защипало. Сквозь серые клубы Эрвин разглядел, как с узких балконов, предназначенных для вращающихся прожекторов, в зал упали извивающиеся змейки тросов. По ним на пол заскользили люди в бронежилетах, обвешанные оружием и светошумовыми гранатами. Лица их прятались за прозрачными стеклами герметичных шлемов. Эрвин вскочил с кресла и потянул Фину в проход между рядами сидений.

— Лежать! Мордой в пол и не двигаться! — раздались истошные крики сразу со всех сторон.

Фина испуганно прижалась к Эрвину и вцепилась побелевшими пальцами в его длинный бордовый плащ. Лицо девушки исказилось от страха. Он бережно обнял ее и пробормотал:

— Это еще что за шутки? Не бойся, мы сейчас разберемся…

И тут же затылок раскололся от боли: удар чем-то тупым и упругим заставил его покачнуться. Эрвин едва устоял на ногах. Обернувшись, он увидел игривые отблески люстры на полукруглом стекле гермошлема, а за стеклом — розовые пухлые щеки и сузившиеся до щелок глаза спецназовца, орудующего резиновой дубинкой со стальным стержнем.

— Эрвин, спаси! — завопила подруга.

Он ощутил, как какая-то сила отдирает девушку от его плеча. Он ухватил ее покрепче, чтобы удержать, и в этот же миг резкий удар под колени свалил его на пол. Чьи-то тяжелые шнурованные ботинки принялись жестко пинать его, а над головой уже неслись выстрелы, суматошно разлетающиеся во все стороны.

— Не сопротивляйтесь! Все арестованы за мятеж и измену! — разносился по залу громоподобный голос из мегафона.

Орущую Фину уволокли прочь. Рядом упал Габор. Его глаза показались Эрвину неправдоподобно стеклянными. Из-под белого бархатного сюртука вытекала лужа дурманящей алой жижи.

«Я что, в солярии? Как ослепительно светит лампа! Не дает открыть глаз…»

Эрвин попробовал разлепить веки, и тут же застонал от боли. Кажется, этот пухлый северянин с узкими глазами надавал ему по полной программе.

— Эрвин Рама? — требовательно спросил хриплый, посаженный частым курением голос.

— Да, — не открывая глаз, пробормотал Эрвин.

— Что вы делали на сборище тайного братства?

— Никакое оно не тайное, — предпринимая новую попытку разлепить веки, нехотя пробормотал он. — Мы — законное меньшинство.

— Законное меньшинство не устраивает терактов, — резко нажал тот же голос.

— Какие еще теракты? — искренне удивился Эрвин.

Ему удалось наконец открыть глаза. Если бы не свет мощной лампы, то рассмотреть пожелтевшее лицо, изъеденное морщинами, было бы легче. Под мясистым, в сизых прожилках носом — густые усы того же пепельного цвета, что и табак, в который они, судя по всему, окунаются не один раз на дню.

— Ты кто? — не особенно церемонясь, спросил Эрвин у этого носа.

— Полковник Бартош, служба городской безопасности, — смачно пошевелив усами, ответил хозяин носа. — А это — мой помощник, лейтенант Ильмо Мякинен.

Только теперь, прищурив глаза, Эрвин заметил, что за спиной полковника противно осклабился тот самый розовощекий спецназовец с синими, как голый лед, и такими же холодными глазами.

— Послушай, сынок, я не стану ходить вокруг да около, — ласково заговорил пожилой полковник. — Либо ты во всем признаешься, и тогда будет не больно. Либо ты запираешься. Тогда пойдешь по делу паровозиком и отправишься рубить лед за внешний обвод. И обещаю: горячего чая тебе там никто не подаст.

Эрвин судорожно расхохотался и заявил, нахально щурясь в бьющий свет лампы: