Денис Морозов - Крыса Разумная

— Позвольте за него заступиться! — возвысил голос профессор.

Декан состроил испуганное лицо и принялся ожесточенно размахивать руками, давая знак, чтобы тот замолчал. Но Гладкошерст не обратил на него внимания.

— В науке принято доказывать свою правоту. Провинившийся имеет право на отсрочку. Пусть он представит нам доказательства. Если он окажется прав, то его следует оправдать. Если нет — то приговор будет приведен в исполнение.

Епископ посовещался с коллегами.

— Священный совет дает осужденному отсрочку на одну ночь, не считая сегодняшней, — провозгласил он. — По окончании этого срока он должен представить неопровержимые доказательства своей теории. А до тех пор приговаривается к изгнанию, и если его хвост хоть раз мелькнет внутри Города — то он будет казнен на месте!

И он поднялся из-за стола, давая знать, что заседание окончено. Собравшиеся принялись расходиться. Тихоскок оказался в пустоте — никто не решался к нему подойти, никто не осмеливался сказать ему слова. Когда он направился к двери, все шарахнулись в стороны, как от больного мышиной лихорадкой. И лишь пожилой профессор не побоялся приблизиться и обнять его.

— Что вы? Зачем так? Они же увидят, — смущаясь, проговорил ученик.

— Я не боюсь этих облезлых котов, — ответил учитель. — В мои годы робеть уже поздно.

Гладкошерст протянул ему круглый талисман, на одной стороне которого был изображен серебряный лик луны, а на другой — золотистый лик солнца.

— Сила дня, сила ночи! — обрадовался Тихоскок. — Я выронил его, когда меня волокли на судилище.

Он склонил голову, и профессор надел цепочку ему на шею. И тут же Тихоскок ощутил, как кто-то нежно дотронулся до его ладони. Он поднял глаза. На него печально смотрела Белянка. В ее карих глазках виднелись капельки слез. Белая шерстка на голове была уложена в модную прическу. Белянка была альбиноской, из-за чего по ней сходила с ума вся студенческая общага.

— Тихоня, мне так тебя жаль! — дрожащим голоском проговорила она.

— Подожди, меня еще рано жалеть! — расхрабрившись, заверил он. — У меня есть целые сутки. А в рукаве припрятан козырь, о котором они не знают.

— Какой у тебя может быть козырь? — грустно улыбнулся профессор.

— Вы самые близкие мне существа, поэтому вам я откроюсь, — с жаром заговорил Тихоскок. — Я два года просидел в библиотеке и видел там чертежи старых мастеров. Они проектировали подводный колпак, с помощью которого можно погружаться на морское дно. Я уже сделал несколько опытных образцов для морехода по имени Ветрогон. Мы нырнем в пучину и добудем морское стекло. И я докажу, что его сделали Древние Предки.

— Никаких предков нет, это миф! — сказала Белянка и погладила его по плечу.

— Это Восемь Мудрых Крыс в подземном царстве — миф! — рассердился Тихоскок.

— Тише, ты что? — испуганно огляделся профессор. — Не святотатствуй. Вдруг нас услышат?

Но слышать их было некому — никто не хотел приближаться.

Пожилой профессор отправился домой. Он неспешно шагал по длинному коридору мимо мраморных статуй Восьми Мудрых Крыс. Его ноги болели и плохо сгибались, отчего каблуки стертых туфель громко стучали по паркету. Голый хвост выглядывал из-под мантии и мел половицы у него за спиной, а очки на носу сверкали в лучах заходящего солнца, отпугивая притихших студентов. Тихоскок и Белянка посмотрели ему вслед.

Теплая летняя ночь уже окутала Крысиное гнездо. Сияющая луна выкатилась на небосвод и заливала улицы призрачным светом. Народ оживился и высыпал наружу, отовсюду раздавались веселые писки и цокот коготков, царапающих мостовые. Белянка игриво взяла друга за руку и повела на центральную площадь.

— А у меня сегодня последняя ночь вольной жизни, — сообщила она. — Меня отдают в гарем магистру Гнилозубу. Он очень богат, хотя и немолод. В его гареме уже двенадцать жен, я буду тринадцатой.

Тихоскок сжался и взглянул на нее. Она была такой юной, такой прелестной! Ее упругий хвостик игриво вилял из стороны в сторону. Глазки, похожие на коричневые бусины, живо стреляли в прохожих. Гладко расчесанная шерстка была такой мягкой, что пальцы сами тянулись погладить ее. Он вздохнул, но вслух сказал только:

— Магистр Гнилозуб — один из отцов нашего Города. В его гарем мечтают попасть девушки из лучших семей. Наверное, ты будешь счастлива.

— Вот еще! — обиженно надулась Белянка. — Он такой строгий! И такой ревнивый. Говорят, что своих жен он не выпускает из келий. А зачем я училась? Чтобы меня заперли на всю жизнь? Я хочу путешествовать! Хочу видеть мир! И это ты называешь счастьем?

— Если б я только мог тебе помочь! Но я сам превратился в изгоя.

— А знаешь что? — глазки Белянки игриво забегали. — Будь моим дружкой на обряде Целомудрия. Это еще не свадьба, но мне покажут будущую келью, а няньки жениха осмотрят меня и удостоверят, что я гожусь в жены. Я хочу, чтобы со мной был кто-нибудь из друзей. Мне так нужна твоя поддержка!

Магистр Гнилозуб чувствовал себя очень больным. Его мучала одышка, а с утра разболелось колено, которому трудно было выдерживать вес его пухлой тушки. Дворецкий Долгопят принес стаканчик мятной настойки, но целебное снадобье не помогло, от него только начало урчать в животе. Вдобавок, явилась старшая жена и заявила, что не потерпит этой молоденькой альбиноски по соседству, и потребовала отселить ее в самую дальнюю нору.

Кряхтя, Гнилозуб поднялся с кресла, из которого обозревал рыночную площадь и расположенную напротив ратушу. Пора было выходить на обряд целомудрия. Он рассмотрел отображение своей постной физиономии в медном подносе и сверкнул золотой коронкой, прикрывавшей дырку от выдранного зуба. Шерсть на боках еще с ночи стояла торчком, и он позвал дворецкого, чтобы тот расчесал его.

На площади уже толпился народ. Поздравить магистра пришла целая свора прихлебателей и лизоблюдов. Они дружно заголосили, едва он показался в широком окне своего кабинета. Невесту под белым покрывалом уже подводили к ступеням.

Увидев ее, Гнилозуб сразу забыл про свои печали. Молодая крысодева выглядела чудесно! Гладкая белая шерстка, изящные изгибы бедер, безупречная фигурка и тонкие коготки, торчащие из-под накидки — все было безупречно.

Он вспомнил свою первую любовь, которой давно уже не было на свете. Она была совсем не такой! Ее темная шерсть казалась почти черной под волшебным сиянием луны. Она была живой и игривой, и заливисто хохотала, когда сбегала из дома и бродила с ним до рассвета. Он был тогда молод и беден, у него не было своей норы, и ему нечем было заплатить за невесту выкуп. Поэтому ее отдали за другого — зажиточного купчишку, собиравшего урожай у селян. А он поклялся, что разбогатеет любой ценой и никогда больше не позволит отнять у себя то, что ему хочется больше всего.