Андрей Смирнов - Заклинательница духов

***

Кулхан, принц Дезрата, сидел во внутренних покоях дворца в полном одиночестве. Хотя был вечер, и накрытый стол давно ждал первого ловчего и правителя города, Кулхан не подходил к столу и не притрагивался к еде, а музыка и танцы обнаженных рабынь не услаждали его слух и не радовали взгляд. Уже пятнадцатый день черная птица печали терзала сердце властителя Дезрата. Умерла его возлюбленная, юная красавица по имени Танианис, пахнущая травами и цветами дочь нимрианского купца. Танианис, имевшая удивительное тело, белое как молоко, стройное как юный росток… Ни одна из обитательниц знойного Дезрата не могла сравниться с ней, даже пышногрудая Зиаб, некогда щедро дарившая принца своими ласками. Ради Танианис принц забыл обо всех: о Зиаб, о наложницах и рабынях… Он даже собирался жениться на ней, и уже говорил об этом с отцом Танианис, когда нежданная беда вошла в дом купца Калеонора и в сердце принца Кулхана.

Насмерть загнав молодого гиора, Кулхан вернулся в город так быстро, как только мог — но все равно опоздал. Тело Танианис, завернутое в саван, дожидалось дня погребения. Отец девушки тщетно пытался остановить принца, когда тот пожелал развернуть покрывала, чтобы в последний раз взглянуть на лицо той, которую он так любил. Принц не послушал его — и пожалел об этом. Черты лица Танианис расплылись, кожа почернела, глазные яблоки едва не вывалилась из орбит. Слуги рассказали, что ничто не предвещало скорой болезни. В середине дня Танианис почувствовала легкое недомогание и прилегла, чтобы отдохнуть. Ее самочувствие быстро ухудшалось, казалось, какой-то невидимый червь грызет ее изнутри. Был приглашен целитель, но он ничем не смог помочь дочери купца. Кожа на щеках девушки натянулась, ее бросало то в холод, то в жар, ближе к вечеру она стала метаться как безумная, и для того, чтобы она не повредила себя, ее даже пришлось привязать к постели. Ее трясло, как в лихорадке, она умоляла дать ей напиться, но чем больше она пила, тем больше искажалось ее лицо, некогда столь прекрасное. В середине ночи она громко закричала от ужаса и забилась, пытаясь порвать веревки — казалось, нечто незримое пришло за ее душой и вот-вот намеревается забрать искомое. Заговоры и обереги против злых духов как будто бы помогли на время — Танианис затихла, но уже к утру стало ясно, что ей не прожить долго. Был послан гонец в пустыню за принцем, а вскоре после его отъезда девушка тихо скончалась.

Мысли о возлюбленной терзали принца, не давая ему есть и спать. Он забросил дела и охоту, и обворожительные наложницы скучали, оставшись без ласк своего господина. В его сердце жила лишь одна — девушка с белой кожей и чистым сердцем… Любимая, которую не вернуть… А по углам уже шептались, что принц не способен править, что его разум ушел в Страну Теней вслед за душой Танианис.

В дверь осторожно постучали. Вошел, низко кланяясь, слуга.

— Вам принесли записку, мой господин.

— От кого?

— От Зиаб, господин.

Принц взял с серебряного подноса листок бумаги и прочитал:

Мой сияющий повелитель! Всем сердцем я разделяю твою скорбь и более не держу зла за то, что некогда ради чужестранки ты покинул меня. Смерть примиряет всех. Приходи в мой дом этим вечером, и обрети утешение в моих объятьях.

Самая смиренная из твоих подданных, самая покорная из твоих рабынь, Заклинательница Духов Зиаб.

Принц смял записку и хотел было выкинуть ее в окно, когда неясное чувство остановило его. От бумаги пахло благовонными маслами, которыми натирала свою кожу Зиаб. Хотя она и не обладала такой совершенной кожей, как Танианис, она умела будить в принце желание, превращавшее его обезумевшего от страсти зверя. Танианис была невинна и робка, а Зиаб знала тысячи способов любви, о которых не догадывались даже самые искусные наложницы принца. Легкое сомнение, вызванное запахом Зиаб, бесконечно покорной и всегда неутомимо-страстной, постепенно разрасталось и в конце концов заставило его изменить решение. Он будет по-прежнему скорбеть о похороненной возлюбленной, но его плоть требует простых земных радостей. Сердцу придется смириться. Придворные наверняка подумывают о заговоре, и их поддержат купцы и простые крестьяне, жилища которых по-прежнему разоряет стая Черного Быка. Нужно вновь улыбаться придворным и сотрапезникам ртом, полным жемчужных зубов — даже если на сердце нет истинной радости. Необходимо возвращаться к жизни — и Зиаб лучше кого бы то ни было поможет ему в этом.

Принц стремительно поднялся и приказал, чтобы оседлали его лошадь. Серой тенью миновал он спящий город и остановился перед домом чародейки. Слуги приняли лошадь, поднесли воду для умывания рук; а в своих покоях принца ожидала Зиаб, обольстительная и смиренная. Она протянула Кулхану кубок с вином, и принц выпил; и беседа вскоре сменилась объятьями и поцелуями. В эту ночь принц был груб с Зиаб, но она, казалось, сама желала этого. Впрочем, она всегда становилась такой, какой хотел видеть ее принц Кулхан. Боль, терзающая сердце, растворилась в желании, и сам принц, казалось, растворился в смуглом теле Зиаб, распятом на белоснежных простынях.

Последняя, самая яркая вспышка, последнее движение содрогающихся от страсти тел… и милосердное забвение следом.

***

Прошло еще несколько дней. Вторая охота оказалась удачнее первой, хотя и не столь удачной, как хотелось бы принцу. Черный Бык снова ускользнул, часть стаи гиоров успела уйти далеко на север и преследовать их уже не имело смысла; зато вторая, отставшая часть, была окружена, перебита и пленена. Народ снова славил своего правителя, купцы преподнесли ему щедрый дар, злопыхатели помалкивали. В одну из ночей Халвор по приказу своего господина задушил кожаным поясом одного из придворных — того, кого принц более других подозревал в склонности устраивать заговоры. Охрана придворного была умерщвлена еще раньше, и также тайно. Эти меры возымели свое действие. По крайней мере, теперь никто не говорил о том, что принц более не способен управлять Дезратом. Воистину, легко правителю добиться любви своих подданных!

Казалось, жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло. Но вот однажды…

Когда слуга принес сообщение о приходе Калеонора, принц поморщился, но приказал впустить его. Менее всего в эти дни желал он говорить с отцом Танианис, один вид которого был для принца укором и пробуждением той памяти, которую он желал бы похоронить. И все же, он не мог не принять человека, едва не ставшего ему тестем — слишком мало времени прошло, чтобы можно было позволить себе забыть об узах, едва не связавших их взаимным родством.

Принц ожидал увидеть Калеонора пребывающим в глубоком горе, но ошибся. Плечи купца были выпрямлены, а взгляд янтарных глаз — необычайно ясен.