Яцек Комуда - Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы [litres]

Он бросил под ноги Совершенному рукоять его меча, потом подошел к телу палача. Поднял с пола окровавленный труп и перебросил его себе через плечо.

– Вийон, – с печалью сказал Совершенный. – Мы тебе до гроба благодарны. Не забудем!

Он не ответил. Двинулся к выходу, сгорбленный под тяжестью трупа, перешагивая через остатки стен, вырванные из стен камни и балки.

– Куда ты идешь? – крикнул Нотье.

– На кладбище и в бордель. Ну, может, необязательно в таком порядке. Каждому надобно когда-нибудь отдохнуть. Бывайте!

Он дошел до лестницы и стал спускаться вниз, оставив за собой молчаливых и мрачных манихеев.

Ближе к вечеру Вийон отвалил землю от дверей, ведущих в подвалы под палаческой башней. Когда открыл окованную железом дверь и спустился в темницу с факелом в руке, то увидел громоздящиеся под стенами бочки от вин нуар, бузота и гайака – и прочих сортов местных вин. Не тысячи, конечно, но несколько сотен наверняка. Стоя на пороге, он ощущал сладковатый запах гнили, отвратительный смрад и вонь, какую ноздри его не вдыхали, даже когда приходилось ему спать на кладбищах. Закрыв нос рукавом, он спустился ниже и вытащил одну из бочек. Хотел выбить дно топором, но бочка треснула от первого же удара. Высыпалась из нее куча маленьких косточек и засохших шаров – размером с кулак или даже меньше. Вийон не сразу понял, что это такое. Но когда наклонился и приблизил факел, то увидал маленькие, едва-едва видимые головки, ножки, ручки. И тогда он перекрестился и задрожал, потому что бочки оказались наполнены высушенными, мертвыми плодами, неродившимися детьми…

Это и была тайна мастера Петра.

Вийон со всех ног поспешил к выходу. А потом в верхней комнате вылил масло на инструмент, поднес огонь под стол и сундуки, старые гобелены и соломенные матрацы. И поджег все.

Минуту-другую он смотрел на бушующую стихию, потом отвернулся и ушел, чтобы сесть на свежекраденного коня и погнать на юг, к далеким серым горам.

Саарсбург был покинут, словно звук ангельских труб призвал всех его обитателей на Страшный суд. Вийон, одинокий, словно последний палец прокаженного в сгнившем сапоге, шел грязными, напоминающими болото улицами. Влага и туман висели над низкими, покрытыми дранкой крышами, клубы испарений накатывали на узкие улочки. Лениво плыли между рядами фахверковых домов с глинобитными стенами, меж которыми лишь изредка проглядывали плотные массивы немногочисленных каменных зданий. Было влажно и холодно. Серо и печально – как и каждый год в канун праздника Всех Святых.

Город, заселенный саксонцами, лежал в далекой и дикой стране и мало напоминал остальные семь – заложенных венгерскими королями под Карпатами: каменные, крепкие города, гордые, будто статуи римских императоров. По сравнению с лежащим неподалеку Германнштадтом, Саарсбург был нищим скоплением деревянных хибар и мазанок, без каменных стен, всего лишь окруженный поганым деревянным частоколом. Быть может, кстати, именно потому, что основывали его в соседстве с сильным саксонским братом, и потому, что слава Германнштадта купно с его Universitas Saxorum [134] Саксонский университет ( лат .). отбрасывала тень на богатства, доходы и пышность этих мест.

Вот только отчего не видать было вокруг ни единой живой души? Входные ворота стояли нараспашку, на улицах не встречались даже обычные коты и собаки. После нескольких дней пути через горы и перевалы Зибенбюргена [135] Старое немецкое название Трансильвании. Вийон столь же сильно жаждал увидать человеческое лицо, как скупец – дармовое отпущение грехов, и даже согласился бы, чтобы лицо это оказалось отвратным лицом старой шлюхи или запаршивленной мордой калики перехожего.

Куда, черт возьми, подевались обитатели? Что заставило город обезлюдеть? Зараза? Турки? Нападение сильного соседа? А может, это дьявол и его темные силы?

Что-то заколотилось, затрещало в доме справа. Вийон осторожно подошел к двери, прижал ухо к старым доскам. Тишина была столь всеобъемлющей, что, казалось, он слышал отзвук колоколов Германнштадта, находящегося в десяти стае отсюда [136] Стае (от греч . «стадия») – мера длины, равная примерно 1 км. , которые созывали глухими голосами верных на Господню заутреню.

Вийон толкнул дверь и вошел в душное, темное нутро. Дом – внизу каменный, на фундаменте, а сверху деревянный и глиняный, забрызганный засохшей грязью по самую крышу, состоял из одной комнаты. Было тут душно и жарко. В глиняном очаге рдели последние красные угли, над ними висел закопченный почерневший котелок с мамалыгой. На полу стоял коловорот, квашня, полная хлебного теста, а вокруг, по глиняному полу, разбросаны были вещи и инструменты. Как видно, обитатели покинули дом внезапно, оставив все в беспорядке. Но оставался вопрос: зачем они это сделали? Что вызвало такую панику, что они все как были отправились в неизвестном направлении?

Он снова услыхал шелест и шорох – он доносился из-за вторых дверей, наверняка ведущих на подворье. С колотящимся сердцем он подошел к ним, приоткрыл, выглянул на грязный дворик. Осторожно переступил через порог…

Что-то затрепетало, забилось, словно дух, пробужденный от вековечного сна. Вийон не думая потянулся за баселардом, но тут же успокоился. Это просто птица: малый темноперый стриж, попавший в старую сеть. Вийон улыбнулся печально, ухватил за конопляные шнуры, дернул, схватил птицу левой рукой, поднял ее вверх и раскрыл пальцы. Стриж забил крыльями, взлетел в серые небеса.

«Беги, – подумал Вийон, – беги на юг. К Святой земле, в страну львов и пантер, прежде чем настигнет тебя холод, леденя твой путь, прежде чем мороз бросит тебя на твердую, окаменевшую землю, откуда ты уже не вернешься…»

Он осмотрел подворье, заглянул в хлев. Свиньи валялись в грязи, бурая корова стояла неподвижно, глядя на него бессмысленным взглядом.

Тут ему нечего было делать. Даже не хотелось искать золотишко или обкрадывать убогий этот дом. Да он готов был голову на эшафот положить, что в сундуках, мешках и за печью он, скорее всего, нашел бы вонючие козлиные шкуры да две горсти крысиного помета, но ни одного золотого флорина.

До приоткрытой входной двери оставалось всего пару шагов, когда что-то промелькнуло в той щели, где раньше он видел только обомшелый фасад двухэтажного дома по другую сторону улицы. Некая фигура прошла по улице, словно дурной сон или неупокоенный, кающийся дух.