Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

— Вы ведь не отсюда?

— Из Верхнего города. Раздаю здесь милостыню, — отпираться было глупо.

— О, Светлая госпожа! — лицо смягчилось, глаза снова прищурились в улыбке. Он приложил мою ладонь к губам. — Вы уже поступаете согласно заветам Единого, значит, видите его свет, хоть и не можете понять. Должно быть, вас послали сюда, чтобы мои слова дошли до тех, кто слеп и глух там наверху.

Я растерянно молчала. Увидеть свет Безликого — я бы хотела, хотя бы услышать его печальный с бархатной хрипотцой голос!

— Не тушуйтесь, я от вас ничего не требую. Просто приходите ещё, пока сами не поймёте, в чём ваш путь.

Его перебил смех Хлои, такой резкий, что даже я вздрогнула.

— Ну ты и тупой! Совсем не понимаешь, с кем говоришь?

Ферранте переводил смущённый взгляд с меня на неё и обратно.

— Она же ведьма! Из Сумеречников. Её отец Сумеречник, её брат Сумеречник, она работает у Сумеречников, даже её хахаль-бугай и тот Сумеречник. Она сама у них жрица главная. Тронешь её пальцем, так тебе головорезы половинчатого Лелю мигом глотку перегрызут, а не тронешь — она рыцарям доложит, и тогда твои кишки тоже на ворот намотают!

Ферранте обернулся на меня. В глазах — испуг загнанного зверя и неверие, какое бывает у жертвы перед смертью. Мутная рябь страха почти осязаема.

— Чего замер?! — издевалась Хлоя. — Беги, а не то она тебя заколдует, и будешь как мой брат Лино об углы биться и слюни пускать!

Ферранте припустил к арке, всё время оглядываясь. Поскользнулся на луже и рухнул в грязь. Подскочил. По лбу текла кровь, мутная вода по балахону. Я подошла, чтобы помочь, но он рванул ещё быстрее, пока не скрылся за домами.

— Хлоя! — в бешенстве вскрикнула я.

Негодница покатывалась со смеху и совершенно меня не слушала.

— Ну тупой! Слушайте меня, я вас поведу, возлюбите соседа и отдайте ему свою рубаху, — схватила меня за плечи и легонько толкнула, изображая Ферранте. — Ты Светлая госпожа, ты избрана, чтобы донести мои слова до тех, кто наверху! Да у него ума как у ракушки!

— Хватит! — рявкнула я, стряхивая с себя её ладони. — Не нужно было его запугивать. Я просто хотела поговорить!

— Так и поговоришь. Он через неделю опять припрётся, а охотников его слушать сыщется немного. Так что, либо ты, либо он разговаривает со стенкой. А это уже как-то совсем, — она покрутила пальцем у виска.

— Ты просто несносна! Зачем я с тобой вожусь?! — я развернулась к выходу.

— Ну так не возись! Догони его и расцелуй! А Сумеречника твоего чур я себе заберу, — крикнула она вдогонку, но я не стала отвечать. Внутри всё кипело, и даже холодный дождь не остужал.

Неделю я не приближалась к Нижнему городу. Ферранте оказался прав: его наивные высокопарные слова затронули потаённые струны моей души, заставили раздумывать над его фразами. Чем больше я это делала, тем больше отыскивала сходств между учением единоверцев и тем, что говорилось в Кодексе Безликого. Не в словах, конечно, а в глубинах смысла, в понимании сути мироздания.

Я набрала из Библиотеки книг: самый полный список Кодекса и разные толкования. Микаш уже заимствовал их, изучал по вечерам. Это была вторая его страсть после книг по военной тактике и стратегии. Родись он в замке на холме, мог бы стать судьёй. Впрочем, нет, он слишком любит войну и своего маршала.

Толстенные фолианты в кожаных обложках, выцветшие строки на пожелтевшей от времени бумаге. Я вглядывалась между ними, представляя, как Безликий стремился донести до людей божественную мудрость. Странно, учёба никогда меня так не захватывала.

Вот оно: «Смысл существования Сумеречников в служении, в вечной битве с силами мрака и хаоса, в защите остальных людей от кровожадных порождений червоточины». «Довольствуйтесь малым. Спешите отдать как можно больше и ничего не ждите взамен: ни благодарности, ни почестей». «Сторонитесь власти, ибо она развращает и оковывает цепями тщеславия». «Помните о том, кто вы есть, откуда пришли и куда уйдёте после смерти». «Живите по чести и совести. Помните, вы сильны, чтобы защищать слабых и обездоленных». «В вере ваша сила. В вашей вере в меня и в свою победу, в вере людей в вашу доблесть и чистоту. Не станет веры — сила что песок утечёт сквозь пальцы, а мечи разлетятся на тысячи осколков». «Смиренно принимайте любые невзгоды. Они встают на вашем пути, чтобы вы преодолели их и стали лучше». «Дорога к совершенствованию бесконечна и терниста, но даже если вы сойдёте с неё, то сможете вернуться, раскаявшись и искупив вину». «Не понадобится людям ваша служба — сложите оружие и уйдите в забвение, как уходят боги».

Последние неоконченные строчки остались только в самом полном списке: «Забудьте меня, имя и лицо. Но помните моего отца, Небесного Повелители и его царство на Девятых небесах, его ослепительно-белые чертоги и благоуханные сады, его весёлых и светлых обителей-духов. Пускай радостью полнятся ваши души в тёмную пору. Помните мои слова. Пускай они отобьются в ваших сердцах, как древние рисунки на камнях. Да охранит вас всех любовь».

Такие высокие и полные чувства речи, совсем не похожие на сухие строки Кодекса. Видно, Безликий писал перед самым уходом и знал, что не вернётся. Каково было ему оставлять дело, в которое он вложил столько трудов? Были ли у него друзья среди людей, или он возвышался над ними, как король? Каково ему было потом наблюдать, как Сумеречники нарушают его заветы? Зачем они делают это? Люди не боги. Несовершенство, должно быть, в человеческой природе.

За это время я впервые приблизилась к Безликому, лучше поняла, представив его из плоти и крови. Даже во время медитаций так не получалось. Надо дать единоверцу шанс. Вдруг он скажет ещё что-то, что наведёт меня на нужную мысль. Безликий, Единый… пути к ним должны быть схожи!

Дождливые дни сменились ясными и солнечными, как здесь случалось часто. Чтобы загладить вину перед Ферранте, я купила пирог с крольчатиной и капустой и рано утром отправилась в Нижний. На подходе к площади с фонтаном меня нагнала Хлоя.

— Вернулась! — ехидничала она, выставляя напоказ щель между зубов. — Долго без нас не усидишь. А что там? Это мне?

Она заглянула под полотенце, которым был накрыт пирог. Как собака тянула носом воздух, чувствуя съестное. Я прибавила шагу. Может, и прощу её, но только не сейчас.

Народу на проповедь собралось значительно меньше. Стояли чуть в стороне, в основном крепкие мужчины разбойного вида, шептались. Ферранте уже начал выступление. Голос его звучал совсем не так воодушевлённо и уверенно, хотя все ещё громко, чётко и бодро. Я подобралась поближе. Хлоя за мной — хвостом. Я спряталась за широкую спину стоявшего впереди мужчины. Не хотела, чтобы Ферранте увидел меня до конца выступления. Это наверняка бы ему помешало.