Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

— Сомнамбулизм, с детства. Если голова болит при полной луне, то обязательно приступ, — ответил Гэвин.

— Вы ходите во сне?! — усомнился Микаш.

— Должны же у меня быть хоть какие-то недостатки, — усмехнулся маршал. — Иди спать. Ещё пару часов до побудки.

— Ага, вы тоже… идите, — нехотя согласился Микаш, посматривая на него с подозрением.

Провожал взглядом сухощавую фигуру, пока не нырнул под полог палатки, и всё равно показалось, что маршал не пошёл спать, а следил за чем-то в тумане.

Настроение в армии было несерьёзное. Воины расслабились, предчувствуя скорее возвращение: улыбались, шутили, обсуждали, что будут делать дома. А ведь ещё не победили, не ушли из сумеречного мира демонов. Тревожное предчувствие сосало под ложечкой.

То ли из-за того, что Микаш так много об этом переживал, то ли из-за того, что в мире всё находится в равновесии, и если вначале было очень хорошо, то потом будет очень плохо, последний бой обернулся бедой.

Сбитым строем они подъезжали к выглядывающим из пыльной дымки острым серым пикам. Когда песчаные клубы расступились, из них явилась чёрная рать, какой Микаш ещё не видел. Судя по гулявшим по воинству испуганным возгласам, подобного не видел никто из них! Гидры и минотавры, ламии и горгоны, керберы и кекропы, василиски и огненно-рыжие мантикоры, толстые якши, многорукие наги и чернокожие с голубой гривой ракшасы, Лунные Странники и варги. Видимо-невидимо!

Армия замерла. Чёрная орда растягивалась в стороны, замыкая их в кольцо. Это ловушка, из которой нет выхода!

Кони тревожно хрипели, грызли удила и роняли себе на грудь белую пену, взрывали землю копытами и тревожно прядали ушами, предчувствия крадущуюся со всех сторон смерть. Воины оцепенели, перекрикивались приказами командиры. Микаш мазнул шпорами по бокам Беркута и припустил к застывшей впереди воинства белой фигуре маршала. Они никогда не стояли рядом во время атак из-за того, что телекинетические волны дара Гэвина перекрывали телепатию Микаша и могли случайно срикошетить, надолго выведя его из строя. Но сейчас как можно быстрее требовалось принять решение.

— Нужно уносить ноги, иначе все здесь полягут! — встревоженно кричал один из капитанов.

— Нужно, но так просто нас не выпустят, — согласился маршал. — Микаш, поведёшь основные силы в отступление. Пускай иллюзионисты укроют вас мороком. Я с добровольцами отвлеку врага на себя. Демоны пойдут за Утренним всадником, слишком много ненависти я у них вызываю.

— Это безумие! — замотал головой Микаш. — Вам не уйти отсюда живым.

— Я знаю, потому и беру с собой только тех, кто пожелает. Если это и правда наш последний бой, пускай он будет красивым.

— Позвольте мне пойти с вами! — не унимался Микаш. — Пусть Вальехиз руководит отступлением, у него больше опыта.

— Я поеду с моим маршалом, — выступил вперёд строгий помощник. — Мы начинали вместе, и закончим тоже вместе!

— Спасибо, друг, — кивнул Гэвин и снова обратился к Микашу. — А ты ещё слишком молод, ещё не завершил свою миссию, не дошёл до конца пути. Забирай молодых и полных жизни и поезжай в лагерь. Даст Безликий, мы выберемся и присоединимся к вам засветло, а если нет, то уходите с наступлением темноты. Я очень на тебя надеюсь, они все надеются!

Гэвин указал на стоявшее за их спинами воинство: перепуганных мальчишек, отцов семейств, которых дома ждали многочисленные родные, тех, кто хотел жить, у кого ещё всё было впереди. Микаш зажмурился, защипало нос и изнутри поднялась волна горечи, бесполезных «почему» и «не хочу». Нужно делать то, что говорят, каждый из них лишь исполняет свой долг.

Микаш кивнул, всё ещё разглядывая его, желая запечатлеть каждую черту, каждый неумолимо падающий, как песчинки в часах, миг, а мысленно уже произносил последние приказы вместе с остальными телепатами.

Гэвин приложил к губам серебряный рог, издав три протяжных гудка. Выдвинулись из строя добровольцы — заслуженные ветераны, повидавшие многое на своём веку. Ещё три коротких гудка — сигнал к атаке. Забарабанили по твёрдой земле копыта, поднялся ветер, клубы удушливой пыли столбом, боевые кличи драли глотки. Вздымалась иллюзия, что атакует всё воинство, лишь малая горстка поворачивает назад и бредёт прочь. А на самом деле… на самом деле!

Сосредоточиться на задаче, отсечь остальное, эмоции задвинуть так далеко, чтобы не язвили. Все надеются на него, даже маршал. Маршал! Не оборачиваться, не искать взглядом его непомерно большую ауру не получалось.

Конница врезалась в передние ряды чёрного воинства. Ракшасы, замыкавшие кольцо с дальних краёв, устремились к белому, изукрашенному золотом рассветной зари всаднику. Хищные волны налетели на Сумеречных рыцарей. Мелькали тени в пыли, лязгала сталь, свистели стрелы, визжали ламии, кричали люди, падали всадники, опрокидывались кони, раздираемые на куски зубастыми керберами. Вспыхивали ослепительными звёздами посреди тьмы и гасли ясные, родные ауры. Голубые всполохи телекинеза, натужное гудение ветра — ракшасы отлетали далеко, но тут же поднимались и снова бросались на окутанный морозным свечением вихрь. Огрызался запахом грозы, громовыми раскатами, но и он стих вдали. Последним.

Отступавшим чудовищно повезло: на пути попадались лишь небольшие отряды горгон и мантикор. До лагеря добрались почти без потерь. Микаш тут же велел собираться в дорогу, следил, чтобы всё делали быстро и правильно, хотя необходимости не было. Кто видел орду, сами торопились убраться, кто не видел — услышал всё от товарищей. Просто надо было себя занять, чтобы не возвращаться мыслями, не представлять его лицо, его последние мгновения, не оставаться наедине с агонией и детской обидой. И всё равно Микаш смотрел только на горизонт и, уповая на чудо, ждал белого всадника.

К сумеркам подтянулась дюжина уцелевших, сильно помятых и истощённых.

— Это была бойня, чудом улизнули, когда вы скрылись за холмами. Вальехиза разорвали минотавры, прославленные герои — все полегли от атак пифонов и наг, — рассказывал один из них на военном совете, тот, кто ещё мог говорить.

— А что же маршал? — потребовал Микаш.

Рыцарь опустил взгляд и долго отмалчивался.

— Ракшасы взяли измором. Он принял на себя основной удар, а когда его резерв истощился, его загнали на скалу и опрокинули оттуда вместе с конём. После такого никто бы не выжил.

Микаш закрыл глаза, делая глубокие вдохи. Внутренности скручивало и жгло, хотелось упасть на колени и завыть. Нет, сейчас нельзя! Пускай осядет!

«Я надеюсь на тебя. Живи, мой мальчик».

— Трубите к отходу. Нам здесь больше делать нечего, — приказал Микаш.

Все уставились на него, один из командиров подался вперёд: