Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

— Радуешься? Его тело ещё не остыло, а ты уже готов занять тёпленькое местечко? Недаром же столько лет за ним по пятам бегал, шавка неблагодарная?! А теперь что, даже положенного срока дождаться не хочешь?

— Маршал передал командование мне собственноручно, и вы все этому свидетели. Мой приказ — отходим сейчас и никого не ждём. Тех, кто не подчинится, заменят и посадят под охрану. Пускай Эскендерский суд решает, кто из нас неправ и какого наказания достоин! — ледяным тоном выпалил Микаш.

Он не знал, что они увидели в его лице, но наглеца тут же затолкали себе за спины и дружно ответили:

— Будет сделано!

Убежали исполнять и уже совсем скоро поехали обратно на запад подальше от Кровавых скал.

Только в душе всё свербело: предатель! Шавка неблагодарная! Должен был умереть вместе с ним, вместо него, а не занимать его место. По щекам текли слёзы, только в темноте их видели лишь ледяные звёзды.

Первые несколько мгновений он и сам не мог понять, жив или мёртв и сможет ли подняться из раскалённого моря боли и истощения, но, видимо, такова судьба его рода — погибать и возрождаться из собственного пепла, как легендарные фениксы.

Плескалась холодная вода, промочив одежду, солонела кровь на губах, камни впивались в бока, вдалеке слышались крики стервятников. Гэвин пошевелился и распахнул глаза. Он лежал в ручье, привалившись к животу своего коня, укрытый его ногами. Видимо, поэтому ракшасы его не обнаружили. Надо же, Шаркиз спас его даже в смерти. Недаром небесных аргамаков Элама называли самыми верными из лошадей. Когда-то Гэвин мечтал отыскать водившегося в их косяках крылатого тулпара, но не вышло. Оставалось надеяться, что его потомки будут удачливей, и чудесный конь откликнется на звон узды настоящего героя.

Гэвин перелез через конские ноги и отполз подальше от ручья. От переохлаждения знобило или это оттого, что резерв опорожнился до предела? Гэвин ощупал себя. Вроде только висок разбил, в остальном всё цело — и то радует. С кряхтеньем встал на четвереньки и распрямился. Голову вело, ноги едва держали. Из оружия остался охотничий нож, огниво отсырело, а дров, чтобы просушиться и согреться, в лысых скалах днём с огнём не сыщешь, не то, что ночью. Только ледяные звёзды ехидно посмеивались с небес.

Гэвин зажмурился и прислушался. Устланное телами поле брани осталось южнее, орда ушла севернее за скалы. Кто такую ватагу собрал? Одержимый! Мог бы и раньше догадаться! Чуял же, как тот бродил возле лагеря, выслеживал. Снова, видно, пытался до Микаша добраться. Да не рассчитал, что демоны подчиняться не умеют, только жаждой крови и местью руководствуются. Зачем им мстить неоперившемуся мальчишке, если рядом скачет ненавистный Утренний всадник, наипервейший враг тёмных тварей, убивший их бесчисленное множество? Вот и пошёл прахом гениальный план.

Лишь бы Микаш послушался и увёл войска. Столько сил в него вбухано, ан нет, слабость его главную так и не одолел. Да и сам слаб, не по руке этот лук, не взвести его тетиву так, чтобы поразил врагов в самое сердце. Впрочем, унывать нельзя, пока жив.

Надо бы восполнить резерв. Хотя нет, тогда его легко выследят. Это только кажется, что демонов рядом нет. На самом деле скалы кишат ракшасами, якшами и нагами. Как мимо них до своего воинства дойти?

Гэвин выпотрошил седельные сумки, забрав скудные запасы орехов, сушёного мяса и чудом уцелевшую именную флягу. Почтив Шаркиза молчанием, он побрёл на поиски укрытия. Если и пробовать улизнуть отсюда, то только при свете дня.

Гэвину уже приходилось умирать. Тогда он был моложе, может, даже глупее и уж точно заносчивей Микаша. Родился с серебряной ложкой во рту и считал, что весь мир вращается вокруг него. Одержал несколько побед на чистой удаче, получил звание маршала, когда одногодки ещё из командирских чинов не вышли. Ему вовсю пророчили большое будущее, место Архимагистра. Но едва Гэвин нашёл себе походящую, умную и заботливую супругу, едва появился на свет его первенец — Бран, как семейное проклятие ударило так, что он уже не чаял выжить.

Головные боли мучили его с детства. Наставники говорили, что это плата за могущество его родового дара — силу настолько огромную, что тело не выдерживало её и отторгало. С каждым годом боль усиливалась, дойдя до кровавой рвоты и эпилепсии. Способности выходили из-под контроля, то поднимая все предметы вокруг в воздух, то пропадая полностью. Приговор целителей оказался неутешительным — болезнь дара, болезнь сильнейших Сумеречников. На затылке образовалась небольшая шишка, вырезав которую целители могли сохранить ему жизнь, но при этом он бы точно лишился дара и, вполне вероятно, разума. А если не резать, то жить ему оставался от силы год.

Глядя на молодую жену с сыном и представляя себя пускающим слюни в рубашку идиотом, неспособным даже держать меч, не то, что сечь орду, Гэвин струсил. Что за жизнь без дара? Даже не без руки или ноги, а без души, без самой сути, которая наполняла бренное существование хоть каким-то смыслом.

Гэвин сбежал, от близких и знакомых, от всего мира, в погоню за мифом. В таверне авалорского портового города Дубриса он заливал горе элем вместе с торговцами из Поднебесной. Они рассказали ему легенду о чудесном цветке, что растёт в храме Куала Джутти, в долине Агарти, окружённой кольцом самых высоких в Мидгарде гор, что зовутся Крышей мира. Цветок мог излечить любую рану, любую болезнь. Гэвин ухватился за этот миф, как за соломинку, хотя никогда не верил ни в богов, ни в сказки о чудесном избавлении. Тогда просто надо было что-то делать, чтобы не умирать жалкой развалиной.

В Поднебесной у подножья Крыши мира Гэвин нанял проводника, который согласился доставить его к ледникам, что устилали горное кольцо. Десять золотых запросил низкорослый, щуплый, плосколицый пройдоха за свои услуги и собрался в обратный путь, как только под ногами захрустел снег.

— Вон тропа. Дальше ступайте сами. Если боги сочтут вас достойным, то перенесут на своих крыльях в долину Агарти, если нет — навсегда останетесь пленником гор.

Гэвин усмехнулся. Сказками о богах его перекормили в детстве, и даже тогда он верил им не слишком. Хотел, порой очень сильно, когда надежда оставалась лишь на чудо, но даже тогда не мог перешагнуть через здравомыслие дневного мира. И вот сейчас: волшебный цветок, храм, которого никто никогда не видел? Верил ли он или шёл лишь потому, что надо было куда-то идти?

Вилась между ледяных глыб едва заметная тропка. Пленники гор — замёрзшие останки его предшественников изредка попадались на пути пугающими напоминаниями о неизбежном конце. Но Гэвин упрямо шёл вперёд, кутаясь в меха от пронизывающего холода и ветра, жмуря глаза от выжигающего зрение солнца. Каждый шаг давался всё труднее, пригибала ко льду непомерная тяжесть, стыла кровь в мертвеющих членах, холодил нутро воздух, которым не получалось надышаться. Казалось, ещё чуть-чуть, и за поворотом появится вожделенная вершина. За ней, за кольцом немилосердного сверкающего льда — цветущая, зелёная долина, полная сладкоголосой жизни и дарующая её каждому, кто смог вырваться из порочного круга гор.